Кусочек полуистлевшей бумаги… Если его выбросить, в мире ничто не изменится. Даже для меня! Так говорит логика. Ведь об этом «событии» никто никогда не узнает. Тем более, что я сам позабыл множество по-настоящему серьёзных событий собственной жизни, которые должен бы помнить. Почему же я так дорожу этой пожелтевшей картонкой? Может, всё как раз наоборот? Может, это она меня преследует? Нет, просто минутное наважденье…
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ
В то время я гостила на земле…
А. Ахматова
Пожелтевшая послевоенная фотография. Случайно сделанная, чудом сохранившаяся. Потёртые жёлтые края, трещины. Дорогие лица мальчишек нашего двора. Почти дюжина. Все в обнимку. Кто улыбается, кто — нет. Кто с мячом, едва пережившим многолетнее насилье. Кто на ржавом детском велосипеде, который сейчас было бы стыдно «прилюдно» выбросить в мусорник.
Долго смотрю на фото и не могу оторваться. Не слышно, о чем мы говорили, но вглядываясь в лица друзей я слышу голос каждого из них. Что же такого необычайного ты узрел в этом фото? Словно есть в нём что-то не объяснимое, что не даёт от него оторваться? А если спросить приятеля (легкомысленно надеясь на его «проникновенное» объяснение)? — Ничего особенного, — ответит он с улыбкой, мельком взглянув на фотографию, и тут же вернёт её тебе.
Отчего же так щемит сердце? Эти мальчишки мне дороги теми, кем они были для меня тогда; не теми, кем они стали потом. Тем более, что слово «потом» уже не имеет смысла. Я знаю, чем они уже стали. Знаю только я. Выживший. До поры. Некому больше знать. Я тоже скоро неохотно примкну. Ибо насколько весело и дружелюбно ни подмигивало тебе время, намекая на твой непременный выигрыш в пасьянсе между ним и тобой, у него для тебя всегда спрятана в рукаве последняя карта. И некому даже судить, была ли эта игра справедливой. Впрочем, есть кому. Само время есть мерило вещей. С правом окончательного приговора. Поэтому, кажется «сомнительным», чтобы оно играло против себя…
Тем не менее, было ли это всё когда-либо на самом деле? Картинка показывает, что, вроде, было. Или всё же не было? Нет, вроде не было. Не могло быть! Некому подтвердить. Всех, кто на ней изображён, уже давно нет. Так были ли мы когда-то на этой земле? Теми, на фото. Если да, то нужно ли это кому-нибудь доказать, кроме меня? Никто, собственно, и не просит доказательства – некому просить. Да и само доказательство было бы слишком путаным и не интересным собеседнику, быстро пожалевшему о своём никчёмном вопросе. А действительно, разве кому-нибудь есть до всего этого дело? Никому. Ну, были. Или не были. Какая разница?
Вы, правда, можете высокомерно спросить: «Похоже, ты возомнил, что обладаешь монополией на память об ушедших? У них ведь есть дети-внуки, кто их, возможно, любил. Не меньше, чем ты!». Да, это почти правда. Однако, у них ведь своя, совсем другая память. Не моя. Их память о совсем других, в чём-то чужих и не знакомых мне людях. Пожалуйста, не трогайте мою память, смиритесь со своей.
Кусочек полуистлевшей бумаги… Если его выбросить, в мире ничто не изменится. Даже для меня! Так говорит логика. Ведь об этом «событии» никто никогда не узнает. Тем более, что я сам позабыл множество по-настоящему серьёзных событий собственной жизни, которые должен бы помнить. Почему же я так дорожу этой пожелтевшей картонкой? Может, всё как раз наоборот? Может, это она меня преследует? Нет, просто минутное наважденье… Бывает… У меня что, нет других дел? Вроде, пока есть. Есть даже, так называемые, «важные». И, вдобавок, тысячи компьютерных файлов, которые «могут пригодиться». Кому? Когда? Есть ли на этой земле кто-нибудь в здравом уме, кто бы остановился, воздел очи к небу, крепко прижал к груди мои файлы и уронил на них «скупую слезу»?
Глупые фантазии. Надо бы заняться чем-то по-настоящему серьёзным. Вот, хорошо, что вспомнил: забыл посуду помыть.
Все очень точно, хоть и очень печально. Поэтому, наверно, и точно.