Надо сказать, что нравы в совхозе были свободные. Местные девчата приезжали на лошадях к реке и, не стесняясь нас, купались голые. Удобств в совхозе не было и если надо было по-большому, мы переплывали речку и на российском берегу шли в кусты. Появился сленг — «пошёл в Россию»!
Моя жизнь
Ефим Богомольный
1. Сага о родном городе
Детство
Родившись в марте 1939 года в Харькове, я смутно вспоминаю нашу эвакуацию в октябре 1941-го из города под бомбёжкой в теплушке на Урал. Эвакуировались мы всей семьёй — папа Соломон Давыдович, мама Мария Ильинична и я с братом Даней 5 лет. Отец, преподававший в Харьковском политехническом институте математику, из-за зрения в (-12) не был мобилизован на фронт. Институт после начала войны распустили, и семья эвакуировалась с помощью папиных учеников с заводом на Урал. Прибыли мы в Нижний Тагил. Там папа был принят преподавателем математики в эвакуированный туда же Брянский институт транспортного машиностроения (БИТМ). Смутно помню посещение с братом папиной лекции в институте, а также прогулку на местном мосту… В сентябре 1943 году город Бежица (до 1956 г. город областного подчинения; с 1956 г. — район города Брянска) была освобождена от фашистов, и семьи преподавателей в начале 1944 года были реэвакуированы в Бежицу, куда летом после окончания учебного года должны были вернуться и преподаватели. В Брянске шли ожесточённые бои, и город был полностью разрушен.
Одним из немногих уцелевших каменных зданий было здание института (БИТМ), где фашисты размещали свой штаб. Нас разместили в примыкавшем к БИТМу бараке в одной из восьми однокомнатных квартир. Город был наводнён разным оружием, снарядами и военным снаряжением. Многие дети во время игр с неразорвавшимися снарядами и патронами, которые бросали в огонь для фейерверка, стали инвалидами. Помню немецкие складные спиртовки для готовки еды на сухом спирту. Во дворе института располагались бронетехника, артиллерия и другие машины. Поскольку наш барак входил в институтский двор, мы, дворовая ребятня из 4-5 мальчиков 5-7лет, получили возможность играться с этой техникой в нарушение строгих предупреждений от родителей и администрации. Когда однажды меня, шестилетнего, вытащили из под танка и передали на воспитание отцу, он, человек в общем, миролюбивый, впервые всыпал мне ремнём по заднице. И вот уже 70 лет я под танки не забираюсь (кроме военных лагерей в институте). Однажды наша компания забралась на чердак и с него на крышу двухэтажного института, откуда нас снимали по пожарным лестницам с последующей воспитательной экзекуцией.
В БИТМе действовал единственный в послевоенном Брянске кинозал, где каждый вечер для горожан показывали два сеанса трофейных фильмов. Использованные билеты выбрасывали в мусорку, откуда мы, ребятня, их доставали и вновь склеивали для повторного использования. Мы наловчились забираться в кинозал до начала сеансов, прячась за шторами и выходя, когда тушили свет. Запомнился японский фильм, в котором мальчика ставят к стенке и другие ребята кидают вокруг его головы и тела клинки, демонстрируя самурайскую смелость.
В День Победы 9 мая 1945 на площади города прошёл стихийный городской митинг, о котором осталась памятная фотка — я сижу на плечах у папы! Летом 1945 года папа поехал в командировку в Москву, откуда привёз нам с братом королевский подарок — детский велосипед. За неимением в городе асфальтированных дорог, мы с братом гоняли на велосипеде по коридорам института, благо к этому снисходительно относились преподаватели и студенты. Наша ребятня из институтского барака нашла дорогу на институтский склад, где были, в том числе, автомобильные камеры. Кое — как накачав их, мы отправились на реку Десну учиться плавать, не отрывая родителей от их трудов. Наша мама почти сразу по приезде в Бежицу устроилась по своей специальности экономистом в местный отдел столовых и ресторанов.
В нашем дворе были сараи для всех жильцов. И родители купили поросёнка, чтобы его вырастить и осенью заколоть на мясо. Для поросёнка, прозванного Борис Иванычем, мы с братом собирали всякую траву, которую перемешивали со жмыхом, и кормили его. Летом институт решил ремонтировать наш разваливавшийся барак, и все семьи перебрались на лето жить в сараи. Мы сделали настил над хлевом свиньи и прожили с ним «в обнимку» всё лето. Осенью подросший боров был заколот, и у нас появилось мясо и свиная колбаса, что было очень кстати!
В 1946 году я пошёл в ближайшую семилетнюю школу. Мама отводила меня в школу по дороге на работу, а возвращался я самостоятельно вместе с братом, пошедшим в школу в 1944 году. По сложившейся традиции при расставании я пел популярную тогда песню «До свиданья, мама, не горюй! На прощанье сына поцелуй!»
Рядом с нашей деревянной школой было разрушенное здание большой каменной довоенной школы, которое служило нам основным местом игр и развлечений. Забыл сказать, что наша школа была ТОЛЬКО для мальчиков, девочки учились отдельно по законам того времени. Соответственно, нравы в школе были как в бурсе, провинившегося мальчика учителя (многие из которых только что вернулись с войны) могли и побить. Иногда на переменке ученики устраивали общую тусовку «Куча — МалА», когда в общий котёл летели портфели и всё, что было под рукой. Разрядившись, усталые и довольные, ребята шли домой. Помню однажды, возвращаясь один из школы, я обнаружил на дороге старую красную ещё дореформенную 30-рублёвую купюру. Я осмотрелся вокруг и, не обнаружив ничего подозрительного, взял эту купюру и пришёл домой. Дождался брата, и мы решили купить на эти деньги карандаши с красками и другую необходимую нам мелочь. Когда мать пришла с работы и увидела у нас внеплановые игрушки, она спросила: «Откуда они у Вас?» Я признался, что нашёл деньги на дороге домой. Мать устроила нам скандал, дала нам такую же, как найденная, купюру, и потребовала немедленно пойти и положить на то же место! И лишь приход отца и его мнение помогли нам избежать этого позора…
В 1947 году к 30-летию Октябрьской революции в Бежице был восстановлен кинотеатр «Победа» с двумя наклонными кинозалами и центральным двухэтажным фойе. Кинотеатр даже попал в Большую Советскую Энциклопедию из-за оригинальности строения. Тыльной стороной кинотеатр выходил в парк. Под застеклёнными со стороны парка кинозалами снаружи имелись наклонные бордюры шириной 8-10 см. Мы, ребятня, наловчились подниматься по этому наружному бордюру до центральной застеклённой части фойе, где наши друзья, прошедшие по билету, открывали нам за шторами окна. Так по одному билету проходило 5— 10 ребят. Ребята по достоинству оценили оригинальность строения! На всю жизнь запомнил трофейный фильм «Тарзан» — это был культовый детектив о человеке среди животных. Все ребята кричали тогда в подражание Тарзану. Были и другие западные детективы.
В 1951 году БИТМ построил два 8-квартирных дома, и в одну из квартир въехала наша семья. Как тогда говорили: « Жить стало лучше, жить стало веселее». Но нам, 12-15 летним парням, не хватало турника. Мы решили его построить своими силами. Для этого с ближайшей стройки по траншее ночью мы приволокли несколько брёвен, распилили их и врыли в землю. Лом мы также нашли на стройке. Турник был готов, и мы пользовались им до окончания института.
Из учителей семилетки хотел бы вспомнить первую учительницу Татьяну Порфирьевну, которую ребята быстро прозвали для удобства — Портфелевной, а также первую математичку Жуковскую Александру Петровну. Как учитель и математик она была великолепна, и с ней у класса был очень хороший контакт. В шестом классе после начала учебного года мы обнаружили, что любимой учительницы с нами нет. В дирекции школы нам ничего внятного не сказали, и мы начали её искать самостоятельно. Придя к ней домой, мы спросили у её матери, что с А.П. И мать сказала, что она — в одной из больниц, не назвав её точно. Выйдя на работу, наша любимая А.П. устроила нам разнос за наше чрезмерное любопытство вместо учёбы!.. Помню ещё одного учителя Николая Кузьмича. Про него в школе ходил стишок: «Николаю Кузьмичу / В ж… вставили свечу. / Ты гори, гори свеча / У Николая Кузьмича.
В начале 1953 году возникло дело врачей, начавшееся с известной статьи в газете. До этого антисемитизм не чувствовался ни в школе, ни в институте, где работал отец. После центральной прессы появилась статья в институтской газете о засилье евреев-преподавателей. Но в итоге ни отца, ни других евреев из института не выгнали в отличие от других институтов. Но тут на наше еврейское счастье на Пурим скончался идеолог антисемитской компании И. Сталин, и начался пересмотр этого дела. Летом 1953 года, как обычно, я поехал в Жуковский пионерлагерь, где ночью разгорелся антисемитский разговор. В нашей группе я был единственным евреем, и ребята спросили — еврей ли я. Я подтвердил и меня с пристрастием спросили, почему в списке реабилитированных не все врачи, например, нет Вовси. Я ответил, что его убили на допросах. Наш вожатый под одобрение ребят гневно возразил, что евреи в СССР являются врагами русского народа и должны быть выселены. Несмотря на формальную реабилитацию, в стране мало что менялось!..
Осенью 1953 году, с отличием закончив семилетку, я перешёл в 11-ю школу-десятилетку рядом с БИТМом. Там мы уже учились вместе с девочками. Нас в школе было так много, что восьмых классов оказалось аж 10. И я учился в 8-Ж с ласковым названием «восьмая — Ж». Класс был дружный, и многие продолжили отношения с одноклассниками после окончания школы и институтов. В этом же классе оказался и Боря Брискин, ближайший мой друг до самой своей кончины! Надо отметить, что большая часть нашего класса уже в Мире ином!
В 9 классе у нас случилась трагедия. Обычно весной река Десна широко разливалась, схваченная льдом, подходя к высокому жилому левому берегу. Для сохранения деревянного моста через Десну и его защитных быков, сапёры взрывали у моста лёд, предотвращая его разлом. Вот тут начиналось раздолье для парней, забиравшихся на льдины и с помощью шестов путешествовавших по разливу реки. Путешествия эти были очень опасные (говорю как участник нескольких таких путешествий). В 9 классе два наших парня из класса (Лёня Крицкий и Виталий Рудаков) поплыли на такой льдине. Относительно далеко от берега их льдину перевернуло, и ребята оказались в ледяной воде. Лёня, чуть повыше ростом, достал до дна и потихоньку выбрался на берег. Виталия понесло течением, и он утонул…
Мы с братом занимались в музыкальной школе на баяне у педагога Александра Васильевича Меркулова. Он создал из учеников ансамбль баянистов, который успешно выступал на городских и областных концертах. В ансамбль входили Эдик Митченко, Женя Пококоркин, С. Желудков, Ю.Рудаков, мы с братом и др. Эдик после школы окончил музыкальное училище и институт Гнесиных и со временем стал лауреатом международных конкурсов баянистов. Он приезжал с блестящим концертом в родную музыкальную школу. Но самым талантливым из нас был Женя Пококоркин, с блеском выступавший на школьных и городских концертах. Педагоги в музыкальной школе пророчили ему блестящее будущее. К сожалению, Женя утонул в 1954 году…
Популярным местом отдыха и развлечений в Бежице был центральный парк культуры. В нём находились столы для пинг-понга и теннисные корты, а также танцплощадка. Навык игры в пинг-понг, приобретённый в парке, закрепился в институте, а затем и на заводе. Я и сейчас резвлюсь в эту отличную игру, приобретённую в родном городе! Первое, что мы сделали по приезде в Израиль, соорудили теннисный стол во дворе!
В 10-м классе я напрягся в учёбе, чтобы окончить школу с медалью. Все годы до этого я был отличником, а в 10 классе у меня была четверка по физике. Выпускные экзамены я сдал отлично, но за сочинение (по М. Горькому — “На Дне”) мне поставили четверку, хотя не было ни одной ошибки. На мой запрос к завучу школы мне объяснили, что оценка снижена за выражение «Борьба Сатина с жизнью»… Из-за этой тайной борьбы я лишился медали…
Весной 1956 году сразу после доклада Н.С. Хрущёва на 20-м съезде партии мы, молодёжь, услышали этот доклад на городской комсомольской конференции, делегатом которой я оказался. Впечатление было потрясающее! Начиналась, по выражению И.Г. Эренбурга — Оттепель!..
Институт
Сразу после школьных экзаменов начинались вступительные экзамены в институты. Вслед за братом Даней я поступал на престижную кафедру турбостроения нашего БИТМа. Наша альма-матер заслуживает подробного рассказа. Институт был создан в 1929году из рабфака, и первым его ректором был профессор-металлург Григорий Семенович Дибнер[1]. В 1930г. он был переведен директором Магнитогорского металлургического комбината. Во время больших чисток 30-х годов его арестовали и расстреляли. Волею судьбы он оказался дедом моего будущего зятя. Наш провинциальный БИТМ собрал у себя великолепные кадры преподавателей благодаря либеральной политике его руководства. Хочу напомнить, что во время дела врачей из института не уволили ни одного еврея. В 1951 году в БИТМ приехал заведующий кафедрой турбостроения Ленинградского политехнического института профессор Иван Иванович Кириллов, который стоял у истоков Советского турбостроения в Ленинграде. Во время войны он был главным турбинистом страны. По ленинградскому обкомовскому делу в 1949 году проходили его ученики. Сам Иван Иванович до войны был арестован по одному сфабрикованному делу, но через год к благу для страны вышел на свободу. И.И. не был партийный, но был учёным мирового уровня! Он создал в БИТМе новую кафедру турбостроения с аспирантурой и лабораторией, ставшую престижной не только в институте, но и в стране. По его инициативе и под его руководством на Брянском машиностроительном заводе был налажен выпуск турбин. Выступления в БИТМе этого интеллигентного эрудированного специалиста приходили слушать не только турбинисты, но преподаватели и студенты из других кафедр. В 1961 году И. И. Кириллова с триумфом вернули в Ленинград на его старую должность заведующего кафедрой турбостроения. За десять брянских лет им были написаны ряд блестящих монографий в области турбостроения, включая их регулирование. Многие из них были переведены на иностранные языки. По семейным обстоятельствам в БИТМ переехал из Ленинграда профессор-теплотехник С. С. Берман. Преподавали в БИТМ два брата-профессора Никольские. На технологической кафедре работал недавний заключённый доцент Матвей Маркович Кантор. Либеральная атмосфера в БИТМ позволяла поступать на учёбу многим киевским евреям, для которых институты Киева и частично Москвы были закрыты. При моём поступлении на турбинную кафедру конкурс был 23 балла из 25, что определило сильный состав нашей и других турбинных групп…
Летом 1957 года в нашей семье произошла трагедия. В 1950 г. у папы в возрасте 45 лет случился инсульт, паралич правой стороны. Оправившись немного от инсульта, папа научился писать левой рукой, что для него как преподавателя было необходимо. Купание в нашей Десне с моим или брата сопровождением помогали ему справиться с недугом. Через 3-4 года он стал ходить на речку самостоятельно. И в августе 1957 г. при купании папа не справился с течением реки и утонул. Он был талантливым математиком, преподававшем своим ровесникам ещё в Уманьском училище. В Харькове под руководством профессора Геронимуса[2] папа подготовил диссертацию к защите. В 1941 году её успели утвердить на Институтском Учёном Совете, но началась война, и при эвакуации он не взял её с собой (было не до неё). Однажды в мою учёбу в институте папа пришёл в нашу аудиторию читать лекцию вместо планового, но заболевшего преподавателя. Аудитория встретила его стоя аплодисментами, зная его по отзывам его студентов.
Оставшись единственным кормильцем в семье с двумя студентами, мама приняла нестандартное решение. Она работала старшим экономистом, но попытки найти после войны документы в Умани (где она училась) или Харькове (где мы жили до войны) об окончании ею экономического техникума оказались безрезультатными. После войны многие из оккупированных немцами областей работали без документов. Но после смерти папы мама сдала с нашей помощью экстерном экзамены за 10 классов и поступила в заочный техникум. Так в семье из трёх человек оказалось 3 студента. Даня окончил БИТМ в 1959 году, я — в 1961-м, а мама — с отличием техникум в 1960-м. После этого она работала начальником планового отдела до ухода на пенсию. Так мама показала мне и брату пример целеустремлённости в тяжёлой ситуации!
В 1958 году на нашем курсе набирали ребят на целину. Я тоже записался в отряд, и мы поехали товарным поездом в Западно— Казахстанскую область, где были разбросаны по совхозам в районе Уральска на реке Урал, пограничной между Казахстаном и Россией. Наш отряд жил в телятнике без света, у девчат был свой угол. Мы собирали сено в стога, провеивали на току́ зерно, а также работали помощниками на зерноуборочных комбайнах. Девчата работали в основном поварихами и на току́. Тёмными вечерами мы устраивали у телятника спевки. Однажды приехала кинопередвижка с новым фильмом А. Райкина — “Люди и Маски”, на просмотр которого собралась вся округа. В один из выходных мы пошли по степи к арбузной бахче по жёсткой скошенной стерне. Некоторые из ребят, пошедших босиком, вынуждены были вернуться, поранив о стерню ноги. Однажды руководство совхоза обратилось к нам за помощью: просили участвовать в республиканских соревнованиях, намечавшихся в Алма-Ате. У нас было много ребят— спортсменов, охотно принявших предложение. Один из турбинистов, Витя Поперенко, был рекордсменом Брянской области по метанию молота. Витя установил в Алма-Ате рекорд Казахстана и завоевал первое место с призом: приёмник «Балтика».
Успешно выступили и другие наши ребята. Все вернулись домой в совхоз кроме Вити, которого спортивное руководство Казахстана уговаривало остаться в республике учиться в Алма-Ате и заниматься профессиональным спортом. Витя не согласился, его лишили награды и приза и выставили добираться в совхоз самому. Поздно ночью Витя появился в телятнике с этим печальным рассказом. Надо сказать, что нравы в совхозе были свободные. Местные девчата приезжали на лошадях к реке и, не стесняясь нас, купались голые. Удобств в совхозе не было и если надо было по-большому, мы переплывали речку и на российском берегу шли в кусты. Появился сленг — «пошёл в Россию»! В сентябре все отряды закончили работу и вернулись в институт. В материальном плане студенты больше заработали в строительных отрядах. Мы в совхозе заработали неплохо и приобрели большой опыт.
После 3-го курса у нас были заводские практики. Первая была на Калужском турбинном заводе. Наша группа поездом поехала в Калугу. На полпути в Сухиничах ребята пошли на вокзал перекусить, оставив девчат в вагоне. Когда мы ели, поезд начал двигаться. Кто-то из нас философски заметил: «Маневрирует!». Странным образом манёвр продолжался в одну сторону по ходу движения. Я выскочил из вокзала, непонятным образом перемахнул двухметровый забор и побежал за набиравшим скорость поездом. На последнем дыхании я повис на поручнях крайнего вагона, но проводник вагона начал меня сталкивать, полагая, что я безбилетник. Я назвал вагон и место и был пропущен к девчатам, переживавших за нас. На следующей станции, оставшиеся в Сухиничах ребята, догнали скорым поездом наш поезд. Группа воссоединилась.
В Калуге институтский руководитель практики сдал нас заводскому руководителю для сбора материалов к курсовым проектам. Мы жили все в одном частном доме. Утром дежурный из нашей компании покупал ведро молока и авоську булок на всех, и мы шли на завод. Вечером после завода всей группой мы шли к ресторану “Заря” с революционной песней: «Вперёд заре навстречу!». При таком режиме деньги у всех ребят закончились раньше окончания практики, и встал классический вопрос: «Что делать?» Мы договорились с заводским руководством о досрочной сдаче зачёта по практике и разъехались по домам. На последние деньги я купил билет в Москву к родственникам, от которых вернулся домой. Когда руководство института приехало на Калужский завод забирать группу студентов, и обнаружилось её ПОЛНОЕ отсутствие, дирекция в гневе хотела лишить нас всех стипендий, но к началу учебного года гнев улёгся и мы были прощены, поскольку все учились хорошо и были стипендиаты!..
В институтский период мы заглядывали на танцплощадку с железной оградой. Руководство парка для предотвращения проникновения на площадку через ограду пускало по нему небольшой электрический ток, который не убивал, но предупреждал желающих. И порядок под током восторжествовал!
На 5-м курсе мы начали делать дипломный проект. Профилируясь по регулированию турбин, я выбрал из предложенных соответствующую тему: “Влияние вращения золотников системы регулирования турбин на её устойчивость”. Это был раздел диссертации заместителя начальника экспериментального цеха Брянского машиностроительного завода Марка Григорьевича Беренштейна (в просторечии — «МГБ»), который заочно учился у нашего зав. кафедрой И.И. Кириллова. Встречи и обсуждения темы с ним происходили у него на заводе и дома. Это был талантливый человек с большим чувством юмора, и работать с ним было очень интересно. Мне нужно было составить систему дифференциальных уравнений системы регулирования (САР) турбинной установки и вопросы её устойчивости решить на аналоговой вычислительной машине МН-7, только что появившейся на нашей кафедре. Для сбора дипломного материала меня вместе с частью нашей группы послали на два месяца на дипломную практику в Ленинград на Металлический завод (ЛМЗ). Это было замечательное время не только для диплома, но и для знакомства с Ленинградом и его театрами и музеями. Нам удалось побывать на спектаклях Товстоногова в БДТ и Акимова в театре комедии и др. Новый 1961-й год мы отмечали в компании местных студентов из пединститута им. Герцена, взявших над нами культурное шефство. Запомнились полуподвальное кафе «Лягушатник» и кафе «Север» на Невском. Вернувшись домой, я начал активно превращать привезенный материал в систему уравнений САР. Однако попытка их решений на МН-7 не удалась, несмотря на помощь преподавателей. Пришлось заняться громоздким численным интегрированием уравнений, и результаты были получены вовремя.
Хочу вспомнить ряд событий из дипломного периода. 12 апреля, когда я занимался дипломом дома, ко мне ворвался друг Боря Брискин с радостным криком: «Человек в Космосе!». Это был исторический полёт Юрия Гагарина, вселивший в нас и всех землян надежду на новую эру! Незадолго до защиты дипломных проектов в группе случилось ЧП. Был у нас интересный парень Эдик Шишкунов по прозвищу ШЭД (аналогично появившемуся тогда фотоаппарату ФЭД в честь Феликса Эд. Дзержинского). Это был круглолицый парень из сельской Брянской местности, он мог выпить неограниченное количество водки. В подпитии он великолепно подражал голосу диктора Юрия Левитана, и все пятикурсники знали его хобби. Надо отметить для понимания дальнейшего одну тогдашнюю особенность. С 1958 года ребята, отслужившие в армии, шли по льготному, а не общему конкурсу. И в институте появилось много демобилизованных студентов. Так вот, в одну из преддипломных ночей ШЭД после хорошего подпития вышел на балкон комнаты общежития и, свернув рупором лист ватмана, объявил голосом Ю. Левитана: “Внимание, внимание! Работают все радиостанции СССР. Войска США высадились на полуострове Камчатка. В связи с началом войны объявляется всеобщая мобилизация!” В спящем городе его услышали даже ребята, гулявшие с девчатами у реки Десна в километре от общежития. На верхнем дипломном этаже ребята прокомментировали — Опять ШЭД выступает! И продолжали спать. На нижних этажах, где жили демобилизованные студенты, они проснулись, построились и пошли к институту поднимать его руководство. Утром в общежитие к ШЭДу пришли люди в штатском познакомиться с виновником переполоха. Увидев его круглое лицо и невинные протрезвевшие глаза, они поняли, что ШЭД не тянет на шпиона, и предложили институту разобраться в административном порядке. Руководство, намереваясь исключить его из института, спустило группе предварительно проработать хулигана. На групповом собрании мы надеялись на его трезвое покаяние, которое позволит ему закончить ВУЗ. Но ШЭД упёрся на смерть, сказав, что он ни в чём не виноват и не имел в виду ничего плохого. Святая простота! Пришлось группе ходатайствовать перед руководством о замене подготовленного исключения из института исключением из комсомола. Так закончился эпизод с ШЭД.
После защиты дипломных проектов (у меня она прошла на отлично) началось распределение молодых специалистов. Я получил направление в подмосковный город Коломна на тепловозостроительный завод. Начиналась новая жизнь…
Завершая Брянский период нашей жизни, хочу рассказать о нашем восьми квартирном доме преподавателей на улице Мало — Орловская,7. Я прожил в нём 10 лет до распределения в Коломну. В 1-й квартире жила семья доцента турбинной кафедры Романа Максимовича Яблоник с красавицей женой Суламифь Еремеевной. Он приехал в Бежицу из Ленинграда вместе с профессором И.И.Кириловым. Р.М. Яблоник был прекрасным лектором. После возвращения И.И.Кирилова в Ленинград в 1961г. Яблоник возглавил турбинную кафедру.
Во 2-й квартире жила семья Евгения Палечек с семьёй и матерью. Его мать, несмотря на преклонный возраст, каталась по городу на велосипеде ещё с деревянными ободьями. Е. Палечек был чемпионом области по шахматам. В 1956 году, когда я поступал в БИТМ, к нам во двор заглянул абитуриент из Киева, попросивший познакомить его с Е.Палечек. Абитуриент, оказавшийся кандидатом в мастера по шахматам, неосторожно выиграл у Е.П., что закрыло ему дверь в БИТМ.
В двух комнатах трёхкомнатной квартиры № 3 жила наша семья. В третьей комнате с нами поселили профессора физики из Москвы Шапошникова, сына автора известного в России учебника математики Шапошникова Н.А. Профессор оказался большим любителем спиртного, и студенты часто доставляли его домой пьяным. Через год БИТМ расстался с ним и к нам подселили библиотекаря.
В 4-й квартире жила семья, в которой сын Володя Шатола был чемпионом России по бегу среди юношей. В школьном футбольном матче чемпион случайно ударил ногой вратаря Толю Корчагина и убил его. После этой трагедии семья съехала из дома и города.
В 6-й квартире жил заведующий кафедрой физкультуры. Осенью 1954 года на уроке физкультуры на реке Десна утонул студент Женя Пококоркин. Не выдержав этой трагедии, сосед из 6-й квартиры застрелился.
Над нами в 7-й квартире жила семья доцента с кафедры сварки Недзвецкие. Их младший сын погиб при невыясненных обстоятельствах.
Так наш маленький дом вместил четыре трагедии…
Продолжение
___
[1] Дибнер Григорий Савельевич (1894, Украина, Киевская обл., Белая Церковь — 1938.10.03), еврей, Верх-Исетский завод, технический директор, житель: г.Свердловск Арест: 1937.08.27 Осужд. 1938.10.03. Расстр. 1938.10.03 [Книга памяти Свердловской обл.] Места жительства: Бежица, Российская империя; Киев Украина, Свердловск (Екатеринбург) http://www.jewage.org/wiki/ru/Profile:P0302097832
[2] Яков Лазаревич Геронимус (1898–1984) — украинский учёный в области теоретической и прикладной механики. Доктор физико-математических наук (1939).
