ШЛИ годы. Накапливалась усталость. К тому же на нём по-прежнему оставалось в силе клеймо эмигранта, политически неблагонадёжного, «не нашего», «лагерника»… Рознеру, полностью реабилитированному, не давали визу даже в Польшу, на свидание с дочерью…
«Золотая труба» из ГУЛАГа
110 лет назад родился Эдди Рознер
Лев Сидоровский
ТОЛЬКО представь себе, дорогой читатель: Сибирь, вторая военная зима, по радио — тревожные сводки «Совинформбюро», за окном — мороз под сорок… И вдруг в местном драмтеатре — джаз! Причем концерт начался необычно: музыка возникла еще за закрытым занавесом; потом из-за него, выдавая потрясающее соло, выглянула «золотая» (это, исходя из ее цвета, утверждали все) труба; за трубой — под шквал аплодисментов — появилась рука, пальцы которой нажимали на клапаны; наконец занавес очень медленно раздвинулся, и люди увидели самого солиста — в ослепительно белом костюме, улыбчивого, невеликого ростом, худощавого, темноволосого, со щёгольскими усиками. Причем, играя на трубе, он в то же время очень весело дирижировал оркестром. К тому же — «заграничное» имя: Эдди!.. В общем, той унылой порой всё это для нашего скромного города стало потрясением… Стоит ли удивляться, что назавтра про Эдди Рознера говорили на каждом углу, и кое-кто уже даже напевал неведомую нам досель песенку: «Раз пчела в чудный день весной, свой пчелиный покинув рой…»
Всё это я, малолетка, узнал со слов взрослых. А сам увидел и услышал Рознера «живьём» лишь спустя тринадцать лет, в ленинградской «Промке» — нынешнем ДК имени Ленсовета. Точно так же из-за занавеса сперва появилась «золотая» труба, потом — рука, затем — сам он, в таком же ослепительно белом костюме и при галстуке-«бабочке». Та его «выходная» мелодия до сих пор звучит в моих ушах. И улыбался очень мило, хотя за плечами знаменитого музыканта были восемь лет ГУЛАГа…
* * *
ВООБЩЕ-ТО при рождении он был нарёчен Адольфом — это случилось в 1910-м, 26 мая, в Берлине, куда эмигрировала семья польского еврея, сапожника Игнатия Рознера. Уже в четыре года мальчик познакомился со скрипкой, в десять — с отличием окончил консерваторию Штерна и тут же поступил в Высшую музыкальную школу…
Как раз той порой Европу захватил прорвавшийся из-за океана синкопированный рваный ритм свинга и фокстрота, который нашего героя, без преувеличения, потряс. Поэтому, забросив «царицу симфонического оркестра» — скрипку, юный музыкант целиком отдался «королеве джаза» — трубе. Причем так успешно, что уже в 1926-м, на Международном конкурсе таких же рыцарей джаза, который проходил в Италии, заслужил звание «второй трубы мира». Сам Армстронг вручил шестнадцатилетнему виртуозу свой фотопортрет с надписью: «Белому Луи Армстронгу». И после, обладая таким титулом, он с джазом Стефана Вайнтрауба успешно гастролировал по странам и весям…
Но в Германии к власти пришли фашисты, чей ненавидящий иудеев фюрер тоже, увы, звался Адольфом. И Рознер (который после вспоминал: «Ну и как прикажете жить в Берлине, если на дворе 1936-й, а ты еврей, играющий негритянскую музыку, и при этом тебя зовут Адольф?»), выбрав себе новое имя — «Эдди», перебрался на родину предков… Там, в Польше, он создал подлинные образцы великолепного свингового джаза, которые в 1938-м, когда их оркестр гастролировал в Париже, запечатлела фирма «Коламбиа». И тогда же встретил свою самую большую любовь — звезду сцены и эстрады, красавицу Рут Камински, чья мама, известная не только всей Европе трагедийная актриса Ида Камински (которая за фильм «Дом на площади» стала первой неамериканской обладательницей «Оскара»), к тому же возглавляла Варшавский Еврейский театр…
Их медовый месяц пришелся на самые чёрные для Польши дни сентября 1939-го. Спасаясь от нацистов, которые уже захватили столицу, Эдди и Рут чудом смогли вырваться из этого ада и оказались в Белостоке, который вместе со всей новоиспеченной «Западной Белоруссией», по сговору с Германией, только что от Польши оттяпал Советский Союз. (В феврале 1975-го в Варшаве восьмидесятилетний композитор Ежи Петербургский — автор «Синего платочка», «Утомлённого солнца» и многих других замечательных мелодий — рассказывал мне, как тогда, в Белостоке, по той же причине, вместе с Рознером оказался и сам он, и иные коллеги из Варшавы, Кракова, Лодзи: Ежи Бельзацкий, Генрик Гольд, Юрий Юрандот, Генрик Варс, вокруг которых там сразу закипела музыкальная жизнь). Правда, Рознер перебрался во Львов, мигом сколотил ансамбль и каждый вечер имел успех. Но скоро земляки перетянули его в Минск, где коллектив значительно расширился, поскольку появились старые знакомые: кларнетист Гарри Вольфайлер, барабанщик Георг Шварцштайн, вокалист Лотар Лямпель, другие…
* * *
В ОБЩЕМ, весной 1940-го их выступления в Белгосфилармонии стали сенсацией. Причем тонким ценителем джаза оказался первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, чьё высокое покровительство помогло Рознеру создать именно такой коллектив, о котором мечтал. (В сентябре 1953-го благороднейший Пантелеймон Кондратьевич, бывший тогда министром культуры СССР, когда я, полный отчаяния, однажды нагряну в его кабинет, мигом разоблачит погромщиков из приёмной комиссии ЛГУ, совершивших с моими документами мерзкий подлог, и тем самым поможет мне наконец-то стать студентом Ленинградского Университета. Но это так, к слову). Оркестр был не только укомплектован лучшими музыкантами-иммигрантами, но и получил совершенно фантастическое финансирование: это позволило ввести в состав струнную группу, приобрести первоклассную по тому времени усилительную аппаратуру и даже собрать кордебалет. На их афишах гордо значилось: «Государственный джаз-оркестр Белорусской ССР под управлением и при участии Эдди Рознера». Кстати, когда в 1940-м среди польских иммигрантов начались «чистки», именно благодаря Пономаренко в их коллективе не пострадал никто…
* * *
ДАВНЫМ-ДАВНО утёсовский саксофонист Аркадий Котлярский поведал мне, какое впечатление («буквально разорвавшейся бомбы») произвели той порой концерты этого оркестра в столь любимом ленинградцами «Саду отдыха» (как жаль, что там, на Невском, близ бывшего Дворца пионеров, его уже полвека не существует):
— Мы были ошеломлены! Новые аранжировки, удивительная ансамблевость, свинг, феноменальное мастерство трубача, которое демонстрировал сам Рознер!… Недаром Утёсов тогда сказал: «Ша, мальчики, нам здесь больше делать нечего!»
Да, джаз, которым руководил Леонид Осипович сохранял своё название только по составу инструментов, но, по существу, был песенным и театрализованным оркестром. А у Рознера главным всё же стала музыка — «настоящий», «западный», свинговый бэнд: с иным звучанием, с незатёртым репертуаром и прежде всего — с акцентом на инструментальное мастерство музыкантов. Пьесы Уильяма Хенди, Дюка Эллингтона (и прежде всего — «Караван»), Виктора Янга, Винсента Юманса, Гарри Уоррена звучали свежо и неожиданно… Ну и сам Эдди Рознер! Его артистизм, непринуждённость, обаяние с первых же минут зрителя покоряли, а лёгкость, с которой устанавливал с залом контакт, была скорей свойственна многолетнему кумиру публики, нежели едва-едва владеющему русским языком незнакомцу, каковым он являлся на самом деле. Ну а профессионалы отмечали его выдающуюся технику, безукоризненное ритмическое чутьё, богатейший диапазон интонаций и тембров, которые «приближаются к звуку человеческого голоса»...
К тому же успех этим концертам обеспечивали и талантливые театрализации, которые создавали в зале лёгкую весёлую атмосферу. Среди непременных участников интермедий и реприз были не только ведущие конферанс Александр Фаррель и Юрий Благов (будущий известный сатирик, он и пел хорошо), но и музыканты оркестра, в первую очередь — Павел Гофман, Луи Маркович и Юрий Цейтлин. Именно они создали то самое знаменитое шуточное трио, которое потом долгие годы придавало концертам особый колорит. Например, когда пели: «И звучали, поверьте, не хуже, чем джаз, мандолина (это сначала исполнял Благов, а после — Цейтлин), гитара (Гофман) и бас (Маркович)», слово «бас», вызывающее определенные ассоциации относительно высоты звука, произносилось вдруг дискантом. Наибольший же успех Маркович пожинал, когда выдавал тирольские песни — йодли. Рулады, которые Луи выводил, никто другой сымитировать не мог. Ах, как был он великолепен в «Сан-Луи блюзе» и в «Ковбойской»: «Хорошо в степи скакать, свежим воздухом дышать, лучше прерий в мире места не найти…» А Гофман с польской, на музыку Рознера, песней: «Тиха вода бжеги рве» («Тихая вода рвёт берега») обрел просто всесоюзную известность, особенно после того, как Наум Лабковский написал к ней русский текст: «Ай да парень-паренёк, в этом парне виден прок…» Слава Богу, записи сохранились…
* * *
КОГДА началась война, их оркестр гастролровал по всей стране (вот и до моего Иркутска добрался). Все они вступили в Союз польских патриотов, выезжали на фронт и однажды, во время трехмесячного «турне» по дислокациям 1-го Белорусского, оказались в штабе Рокоссовского. После концерта Рознер получил от растроганного Константина Константиновича, за неимением под рукой ничего другого, коробку «Казбека», с надписью: «Как жаль, что такие люди, как вы, живут только один раз». В начале 1944-го он стал «Заслуженным артистом БССР».
* * *
И ПОСЛЕ Победы их гастроли проходили с большим размахом. Однако уже начиналась борьба «с низкопоклонством перед Западом», и Эдди Рознер попал в эти жернова, пожалуй, самым первым: 18 августа 1946 года «Известия» опубликовали статью некоей Грошевой «Пошлость на эстраде», после чего на его выступления, по сути, было наложено табу. Решил вместе с женой и маленькой доченькой вернуться в Польшу, но сделать это легально не получалось. Попробовал нелегально — и 28 ноября во Львове, как «шпион иностранной разведки», был арестован. Приговор: десять лет лагерей. А Рут на пять лет выслали в Казахстан…
Хорошо, что в магаданском заключении вместе с ним оказалась и «золотая труба», хотя из-за цинги играть ему было непросто. Создал ансамбль (благо, музыкантов и там хватало), и стали они под конвоем по всей Колыме давать такие концерты, что понравились самому Деревянко, начальнику всей лагерной системы на Востоке. Деревянко поручил Рознеру возглавить музыкальную часть магаданского лагерного театра. И снова маэстро из ГУЛАГа писал аранжировки, сочинял музыку, дирижировал…
* * *
КОГДА Сталин, говоря по простому, «отбросил копыта», обретший свободу узник вновь собрал в Москве оркестр, «полный бэнд», который вмиг стал символом джазового ренессанса. И опять возникло здесь шуточное трио — Гофман, Маркович, Цейтлин, и — вдобавок к старым — зазвучали новые песни (и самого маэстро в том числе: например — «Может быть»), а еще очень украсил программу молодой Юрий Саульский, который написал «Чаплиниану» и «Дуниану». Кстати, именно их коллектив музыкой Анатолия Лепина великолепно «озвучил» совсем не «джазовую» рязановскую «Карнавальную ночь»…
* * *
ШЛИ годы. Накапливалась усталость. К тому же на нём по-прежнему оставалось в силе клеймо эмигранта, политически неблагонадёжного, «не нашего», «лагерника»… Рознеру, полностью реабилитированному, не давали визу даже в Польшу, на свидание с дочерью и бывшей женой. Естественно, и всему его знаменитому биг-бэнду тоже ни разу не довелось показать себя «за бугром»…
В конце концов, шестидесятилетний маэстро оказался не у дел. С отчаянья в Гомеле собрал свой последний оркестр, а в 1972-м, при содействии посла США, наконец-то получил выездную визу. И вновь во всей совдепии над его именем мрачно нависло проклятие, и опять (в чём я трижды убедился лично) ничего написать о нём в наших газетах было не возможно…
Оказавшись в Западном Берлине, он играл в небольшом ресторанчике. Но 8 августа 1976 года «золотая труба» Эдди Рознера, которая так дивно пела целых полвека, увы, замолчала навсегда. Мир его праху…
Уважаемый Лев, очевидно, перед тем, как писать эту заметку, вы не заглянули в мою недавнюю работу об Эдди Рознере: http://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer7/kur/
Напрасно — если бы заглянули, не выдали бы безусловный ляп, на котором, к тому же, акцентируете внимание. Вы пишете: “Поэтому, забросив «царицу симфонического оркестра» — скрипку, юный музыкант целиком отдался «королеве джаза» — трубе. Причем так успешно, что уже в 1926-м, на Международном конкурсе таких же рыцарей джаза, который проходил в Италии, заслужил звание «второй трубы мира». Сам Армстронг вручил шестнадцатилетнему виртуозу свой фотопортрет с надписью: «Белому Луи Армстронгу». И после, обладая таким титулом, он с джазом Стефана Вайнтрауба успешно гастролировал по странам и весям…”
Извините, Лев, но это абсолютная липа. В 1926-м, в 16 лет, Рознер еще учился в Высшей музыкальной школе, которую окончил в 18 лет. Ни в каком конкурсе он не участвовал. Как и Армстронг, который в том году мирно играл в Чикаго. А Рознер, действительно увлекшись, кроме скрипки, трубой — в качестве второго обязательного инструмента, стал после школы играть в оркестре Марека Вебера, а потом перешел к Вайнтраубу. Причем, именно Вайнтрауб научил его основам мастерства. А с Армстронгом он встретился в 1934-м, в Италии, где тот гастролировал — специально для этого поехал в Милан.
Имел счастливые случаи бывать на концертах Э.Р. Это был необыкновенно популярный, особенно у молодежи, превосходный музыкант джаза. О его горестной участи, учиненной коммунистической властью, было широко известно многим. У истинных почитателей его музыки это вызывало большую озабоченность за его судьбу. Неожиданное его вновь явление на концертах, после реабилитации вызвало бурный восторг у его бывалых слушателей. Его песни еще долго жили в памяти всех . кому дорога высококлассная джазовая музыка.
Он мог вернуться в Польшу в 1956 году, а оттуда уехать дальше, но развёлся с женой и остался. Все равно уехал, но гораздо позже, не хватило ни времени, ни сил.
ТОЛЬКО представь себе, дорогой читатель: Сибирь, вторая военная зима, по радио — тревожные сводки «Совинформбюро»,…
Стоит ли удивляться, что назавтра про Эдди Рознера говорили на каждом углу, и кое-кто уже даже напевал неведомую нам досель песенку: «Раз пчела в чудный день весной, свой пчелиный покинув рой…»
_______________________________
Идет «…вторая военная зима»… Но песня. «Раз пчела в чудный день весной, свой пчелиный покинув рой…» была написана в 1953г французским композитором. Или я ошибаюсь?