Олег Кац: Ленинград моей памяти

Loading

Прямо из окна прилегающего дома выпрыгнула красивая нетрезвая женщина и пробежала мимо нас босиком с босоножками в руках; за нею гнался возбужденный здорово выпивший еврей (много позже я вспоминал его лицо и постепенно мне стало казаться, что это был молодой еще Розенбаум). Мой партнер повел себя странновато, позвал ментов, обходящих сад и «розенбаума» арестовали. Меня спросили, что я делаю здесь в закрытое время, я показал билет на вечерний модерный балет и меня отпустили (партнер еще что-то шепнул менту на ухо).

Ленинград моей памяти

(+записки перфекциониста)

Олег Кац

Далее в тексте изыски перфекциониста — курсивом

Кофе. Можно по-разному. Любимый кофе Евдеева — с кардамоном. Одно черное зернышко на помол. Если с сахаром (контраст сладкого и горького), то варить вместе. Сахар насыпать поверх горки кофе, иначе на дне джезвы останется блинчик карамели А так — поток воды (белый ключ, 70-80˚) при наливании размешает сахар. Закипит — снять, постучать ложкой по боку, слегка взболтнуть, пенка осветлится, гуща осядет.

Черт знает, зачем я это пишу.

Послушал интервью с Марком Солониным, где упоминалось о выморенном с соизволения «великого вождя всех народов» последнем поколении представителей русской культуры, и в памяти всплыло лицо скромной труженицы техотдела киевского «гипрожида» Новаковской, бывшей блокадницы.

Среди прочих функций она занималась ежегодной организацией подписки на периодические издания. У нее были каталоги всей прессы в пределах СЭВ, и как-то я услышал ее сетования на то, что она никак не может подписаться на венгерский журнал о ликёро-водочной промышленности, точного названия уже не помню. Союзпечатная дама ей неизменно отвечала на запрос, что такого журнала нет (в каталоге попадались те еще курьёзы: социалист худо аж ахуй. Не подумайте плохого — это социалистическое сельское хозяйство по-монгольски. Но звучит… правдоподобно. И даже сейчас проверка орфографии это принимает, предлагая заменить только «аж» на «даже»).

А в моей студенческой группе было два мадьяра, которые охотно шли навстречу неуемному интересу к иным местам и языкам, унаследованному от папы. У них я научился правильному чтению венгерских текстов и даже начал почитывать со словарем комментарии в художественных альбомах, которые мне привозил с каникул Золтан Чапо. В частности, он привез альбомчик Марка Шагала, о котором я только слышал… такая была страна, такое время.

Но вернемся к Новаковской.

Я подошел к ней, попросил показать каталог прессы СЭВ.

Там было написано, кажется, что-то вроде SZESZIPAR. А она в своих запросах писала Щещипар, прочитывая слово то ли по-словацки, то ли по-чешски.

 — А, понятно, — сказал я. — Просто транскрипция неправильная. Запросите сесипар.

Она позвонила куратору из союзпечати, и ей тут же нашли нужный журнал.

Это вызвало у нее восторг.

 — Вы прямо как ваш отец.

Меня это смутило — я никак не мог тягаться с папой, для которого вообще не было языковых барьеров.

 Мы разговорились, и она показала мне свою изданную в Ленинграде в 42 году брошюру.

 Она была напечатана на серой ломкой оберточной бумаге, вроде бы с грифом для служебного пользования под номером экземпляра 1 и называлась длинно и техновычурно, примерно «Технологический регламент выпечки хлеба на кормовых дрожжах, выращенных на гидролизате канализационных стоков».

Даже сейчас помню, как у меня встали дыбом и зашевелились волосы на голове.

В ответ я рассказал ей, как вместе с папой разыскивал бывшую одноклассницу, дочку коменданта общежития ЛИСТа (ленинградский институт советской торговли), а вахтерша предложила пожить пока пару дней у нее, на Фонтанке… Мы пришли туда по указанному адресу, долго стучались, пока не дверь не приоткрыл пожилой мужик в тельняшке и бескозырке с вытертой надписью «Аврора». Мы попросились оставить чемодан, а мужик тихо сказал

 — Нет, не могу. Вы уйдете и не вернетесь, а потом придут будут спрашивать — чей чемодан, куда девал человека… — и захлопнул дверь.

Папа побледнел, мы ушли, и уже на улице он сказал мне:

 — Это он тридцать лет живет как в блокадном Ленинграде. Помнит людоедство.

А выйдя на Невский, мы вдруг встретили тщетно разыскиваемую подругу. Прямо напротив знаменитого кафе «Север».

Теперь Ленинград стал Петроградом и обретается на севере, в далекой… враждебной стране.

Подруга по-прежнему живет там. Теперь она знаменитый кинохудожник, чье имя сверкает в титрах множества хороших фильмов. Мы иногда общаемся на фейсбуке.

Я написал — живет… Нет, Веры Евгеньевны Зелинской сегодня уже нет..

…Спустя полтора десятилетия я приехал в Ленинград на спецпрактику и стал искать Веру. Ни один телефон не отвечал, на «Ленфильме» сказали, что она на съемках в Царском Селе.

По выходным я ходил в Сад Отдыха играть в шахматы. Музеи в основном уже были изучены, некоторые дважды и трижды, и я с удовольствием играл до самого закрытия Сада. Вечером можно было посмотреть уникальные спектакли на открытой сцене. Нашлась и пара постоянных игроков.

В 5 часов Сад закрывали на уборку, и мы, прячась в дальних аллеях, продолжали играть.

Прямо из окна прилегающего дома выпрыгнула красивая нетрезвая женщина и пробежала мимо нас босиком с босоножками в руках; за нею гнался возбужденный здорово выпивший еврей (много позже я вспоминал его лицо и постепенно мне стало казаться, что это был молодой еще Розенбаум). Мой партнер повел себя странновато, позвал ментов, обходящих сад и «розенбаума» арестовали. Меня спросили, что я делаю здесь в закрытое время, я показал билет на вечерний модерный балет и меня отпустили (партнер еще что-то шепнул менту на ухо).

После спектакля я вышел на Невский… и встретил спешащую куда-то Веру. Прямо напротив кафе Север. Как когда-то.

Мы поели знаменитые пирожные, повспоминали наши декорации — которые много лет украшали задник школьной сцены — и Вера пообещала мне билет в театр.

И выполнила обещание! Прямо в минсредмашевскую общагу на Гражданском проспекте принесла два билета на «Историю лошади» с пожеланием, чтобы второй билет достался жителю Ленинграда.

Билеты от директора Пушкинского дома!

 Я смотрел!

Это!

В главным составе!

C невероятным Лебедевым!!!

Итак, снова. …Спустя полтора десятилетия я приехал в Ленинград пройти трехмесячную ознакомительно-рабочую практику во вновь созданном проектном подразделении Ленгидропроекта изучить проектные решения по энергоблоку с РБМК (Реактор Большой Мощности Канальный) среди людей, находящихся почти в таком же положении, как мы, новички атомной энергетики. Просто с ними это случилось раньше, их разместили в аварийном здании бывшей школы на Васильевском острове, и они бодро штамповали рабочую документацию реакторного отделения. Требовалось перемыть штампы и поставить свои подписи. Некоторые системы были просты, как мычание, некоторые требовали незаурядного проектного опыта, а некоторые, по моим понятиям, требовали нормального задания на проектирование, потому что ни схемы, ни названия не давали представления о их назначении и принципах работы. Столкнувшись с подобным, я закусил удила и «заржал».

Хуцпа — будь собой, ничего не бойся, делай как понимаешь. Правду говорить легко и приятно. © Иешуа Га Ноцри.

Начальник отдела Беляев внезапно поддержал меня и подписал служебную записку технологам с требованием выдать проектное задание на систему СОСК.

В ответ меня «пригласили» на совещание технологов и они стали внимательно рассматривать меня, словно интересное насекомое, пока я, путаясь в соплях, пытался объяснить, чего хочу, и в конце концов добыл из мешка изданный Лентеплопроектом потрепанный том (невыполненных, причем практически никем и никогда!) требований к содержанию задания.

Совещание объявило перерыв, потом все пошли в рабочую забегаловку в подворотне. За обедом мне молча налили полстакана. Под гречку с мясом и хрустящий огурец пошло замечательно.

Колбаса на бутерброде называлась чесноковая.

Вышли на влажно морозный воздух, я отдышался и почти трезво сказал, ни к кому не обращаясь:

 — О, черт… и почему они так и не говорят ни слова о задании?

 И тут кто-то приоткрылся.

 — Слушайте, а ведь он не прикидывается. Он на самом деле хочет задание!

Я споткнулся и чуть не упал в грязный сугроб, пронизанный желтыми дырками мерзлой мочи.

 — Послушай, инженер. НИКТО ТЕБЕ НЕ ВЫДАСТ ЗАДАНИЕ. Потому что его нет. Все задания — если были — остались в Минсредмаше и имеют недоступные грифы. Разбирайся сам, а мы тебе поможем. Есть перечни монтажных единиц. Есть технологические схемы. В Москве в одном «ящике» есть женщина, которая ведет базу данных кодирования для информационной системы. «Скала» называется. Она фанатка и все расскажет… что знает. Есть планы размещения оборудования. Есть архитектурные чертежи. Есть в Балаково подразделение, которое раскладывает кабельные журналы. В Волгограде есть контора, которая всех снабжает белужьей икрой. Поскольку по постановлению партии и правительства нам всем предстоит спроектировать ДВЕНАДЦАТЬ новых энергоблоков…

Я опять чуть не упал в сугроб.

Я уже понимал, как проектировались шестнадцать пивзаводов-гигантов, и все вместе они могли поместиться в четырехкилометровом турбинном зале АЭС. Но по каждому из них, по каждой системе выдавались, выполнялись и согласовывались задания. И не было двух одинаковых пивзаводов, потому что они непрерывно совершенствовались авторами, а те точно понимали, чего хотят.

Гораздо позже, уже дома в Украине, один известный наладчик-рационализатор, когда стали анализировать пожары в кабельных помещениях АЭС на предмет развития аварий по общей причине, удрученно сказал — вот теперь я понимаю, что рационализаторов надо душить в колыбели. Он в свое время немало «нарационализировал». Потому что… потому что НЕ БЫЛО предъявлено проектного критерия и понимания задания. Он просто экономно раскладывал кабели. В конце концов задание можно изменить и пересогласовать. Но невозможно усовершенствовать то, чего нет.

Итак, я узнал что СОСК — система охлаждения строительных конструкций. КО — кондесатоочистка. УПАК — установка подавления активности контура. И так далее. (забегая вперед, отмечаю, что знание системы СОСК едва не стоило мне жизни. Когда я копал канаву вокруг ЧАЭС, позвонил с заседания аварийной Госкомиссии московский начальник отдела и спросил — ты СОСК знаешь? Можешь показать, куда термометры с креста выведены? Я осторожно ответил — На шильдиках потенциометра все написано. Но там коридор завален. И наверняка фонит… минуты на три жизни.

И меня оставили жить. Наверное, цех подтвердил — помещение недоступно).

Для чего нужна СОСК, стало понятно из расшифровки названия. Почти четыре млн киловатт тепла возникало внутри станции. Горячего тепла. А бетон выдерживает… о, сколько он выдерживает? Он обшит сталью. И сколько градусов это выдержит и не отслоится? И внутри бетона море труб с водой. Как поверхности нагрева парового котла. И у всех в верхней точке надо расширитель ставить… так, стоят. О боже, в моей щитовой!!! С приборами! Что ж там блин выдержит? Ага, теплоизоляция… вентиляция… приточно-вытяжная… а зачем азот? Так там наверное, в трубах радиолитический водород накапливается. (Вот зачем водородомер). А водород надо сдувать азотом. Чтоб не рвануло.

И так, по крупицам…

В конденсатоочистках я чуток понимал — Ждановское и черниговское пиво из почти морской воды научило. Но тут было нечто… Фильтры накапливали всю «грязную» грязь. И становились самым грязным местом на станции. Хуже реактора. Их надо было промывать, регенерировать. Но подойти к ним было невозможно. Подошел — и на пенсию. Недолгую. Поэтому каждый фильтр в бетонном боксе. Вокруг него с десяток приводных задвижек. Привода в коридоре, к задвижкам сложные механические передачи — валы, шестерни, карданы.

Вся трахомудия должна срабатывать в определенном порядке. (кстати в каком? Где задание?) Как по часам. Значит какое-то устройство. Командоаппарат.

И я обнаружил это доисторическое барахло КЭП16-у в старой безнадежной схеме. Я точно знал, что это невозможно наладить, потому что когда-то пробовал, еще на лабораторной работе. Настраиваешь один контакт (другой сбивается), и ждешь, пока подъедет второй. А если цикл 16 часов? А если одну паузу надо поменять… то все остальные после нее надо сдвинуть. А если привод притормозит и не уложится в паузу? А если надо возобновить цикл, начиная с середины? Так ведь существуют уже устройства для логического управления… даже релейные, не говоря уж об электронных контроллерах.

Видел как-то такую систему, придуманную Всесоюзным Теплотехническим Институтом имени (почему-то, смайлик) Дзержинского. Хотели для силосного корпуса солодовенного завода поставить, но оказалось дорого. Слишком наукоемко (-:). И применялась она для старта космических ракет. По крайней мере команды похожи: «ключ на старт… этап продувка… шаг один… шаг два… три… зажигание… пуск».

Вот тут-то я и понял, сколько и почему стоит ракетная техника.

/Нелирическое отступление. Когда я летел в Москву (личным самолетом Министра Нескороженного, не как-нибудь) ставить на серийное производство канавокопатель для стены в грунте вокруг ЧАЭС, рядом со мной сидела симпатичная сметчица из Госплана. Считала затраты и убытки. Пользуясь молодостью и ярким чернобыльским загаром, я выспросил у нее итог на текущий день. Шёпотом она сказала мне на ухо — больше тринадцати миллиардов.

Один атомный блок тогда обходился в миллиард. Потому что батон стоил всего 12 недокраденных у крестьян и рабочих копеек. (И спирт, между прочим «себестоил» восемьдесят копеек декалитр). А ведь это было только начало конца. Конец отступления/.

Лук. Луковый суп! С гренкой. Резать неочищенную луковицу вдоль пополам, потом только одним движением снимать шелуху. Далее поперек, не дорезая край до конца. Потом мелко вдоль (быстро и бесслезно!). Рядом с вытяжкой. Никогда не жарить вместе с картошкой!

Конденсатоочитстка стала первым нашим самостоятельным проектом. Среди 15 тысяч гидропроектовцев не нашлось никого, чтобы взяться за эту систему — около 200 связанных между собой громоздким алгоритмом механизмов. И мы справились стахановским темпом за три месяца, при этом минимизировав документацию примерно в 50 раз, силами 10 человек. Разместили на ташкентском заводе заказ. На УКЛУ (устройство комплектное логического управления) 1, 2, 3 уровня.

Там тоже было интересно. КБ маленького релейного завода состояло в основном из выпускников престижных вузов, не получивших распределения в престижные ящики по общей причине — «не может быть использован» … несмотря на красные бауманские аидские дипломы (термин «общая причина» применяется в анализе безопасности АЭС, но там не принимается во внимание пятая графа).

Наше явление их поразило как гром. Документация, которую мы выдали, покрывала весь их объем работы, и эти честные «инженеработяги» просто не понимали, что с нами делать.

 — Ха — сказал я. Так вы проверьте на наличие формальных ошибок и поставьте свою подпись. Или просто штамп — принято в производство.

На том и порешили.

Структура произведения: название-крючок, обязан подцепить читателя.

Завязка. Хватит и одной фразы. Когда я служил под знаменами герцога Кумберлендского…

Изложение.

Кода. Обязательный и самый трудный элемент. Должен запоминаться, нести неожиданную мысль.

Каждая заметная сюжетная часть должна все это содержать. В разной разумной мере.

И мы прогремели. Нам запланировали проекты на 12 кондесатоочисток действующих энергоблоков с РБМК, два человека штамповали проекты, а все остальные изучали турбинное отделение, готовясь принять полное проектирование систем управления и защиты. Вырос штат и зарплаты. Я даже слегка перегнал директора Гипрожида. (Правда на книги все равно не хватало, а возможности купить их стали увлекательными. В пристанционных поселках свободно продавалось все, что было в смачных разделах худлита и литпамятников… я ими загружался до края… кошелька). И даже, вдохновившись, написал венок сонетов: замахнулся было на корону (венок венков), но техчасть остановила — начиная корону, я подсчитал предстоящее число строк и приувял.

Помню общение с неким завмагом — я отметил в плане Худлита, что меня интересует. В следующую встречу он спросил с жадным любопытством — а как вы определяете самые дефицитные книги?

О-о-о-о…

Он неспешно бродил за мной, снимая с полок вторые экземпляры купленных книг.

Белужью икру тоже пару раз привозили. Крупная, как виноград винодельческих сортов, в трехлитровых банках, криво просоленная, она не очень шла. Как в «Белом солнце пустыни» — опять икра…

Психосложение. Новый термин. Совместное изобретение Наты Пархоменко и покорного слуги. Сонет — изощренная чуть ли не средневековая форма стиха. В нормализованной схеме — 14 строк. Два катрена, первый предпочтительно с перекрестной, второй — с опоясывающей рифмой. Семантически первый катрен содержит тезис, второй — антитезис. Далее — две терцины предпочтительно симметрично перекрёстно рифмованные, синтез. Но перфекционистское следование изложенным правилам может убить душу стиха. Его психо.

Спасибо товарищу Сталину
за наше счастливое детство
за то, что отца не убил,
что нЕ дал под нарами место
за тихий ночной разговор
за шорох в далеком эфире
за кол израэль ла гала
за войс оф америка тоже
за то, что нас мама ждала
с обедом к приходу из школы
спасибо за воздух и свет
за то, что тебя уже нет
и мы на тебя не похожи
за ежика в темном саду
за дождик прохладный на коже

Написано сейчас, с непринужденным системным нарушением канона, связано пуповиной времени с 1950–54.

Там детская психо… осталась. И сложенье душ.

ВТИ выпустил алгоритмы функционально-группового управления для турбинного отделения. Мы должны были это превратить в рабочие чертежи. Новая техника, УКФГУ. Изготовитель — тот же ташкентский завод. Третий (логический) уровень уже не релейный, а микроэвм.

Провели ревизию и оптимизацию алгоритмов. Выпустили сигнальный экземпляр для согласования с заказчиком. Пришлось сделать общие положения, точно определить пультовую аппаратуру. Результат — письмо в ВТИ за подписью главного инженера АЭС. Цитирую полностью:

Прошу привести алгоритмы функционально-группового управления Турбинного отделения АЭС с РБМК-1000 в соответствие с разработанными Киевским ПКО ин-та «Гидропроект».

Гром. Молния. Уникальный случай. Не очень заслуженно, но очень приятно. Возможно, первый и последний случай в истории. Заслуга незабвенной скрупулезной Наташи Кужеевой.

Как сложно избегать «Я» в мемуарном жанре! Но сюжетное произведения — очень большая исследовательская работа. Не по возрасту, и маловато контактов за пределами обычной среды обитания.

Пошла работа. Компактная документация. По сравнению с предыдущим поколением уменьшилась в 50-70 раз. Чертежи как правило форматом не больше чем А3. Удобные для наладки и эксплуатации. В каждый шкаф вложить альбомчик. Но все в огромном числе экземпляров — сигнальные на все станции, во все наладочные теруправления, головной институт, и черт знает еще куда.

Финальный скандал! В приборостроительной отрасли отсутствуют программисты. Да собственно и отечественная ЭВМ Электроника-63 не поспела за нами (и спустя много лет из-за отказа этой штуки на морском старте погибла ракета. Или это спецоперация?).

Еще полгода работы — обязательную часть ФГУ переделали на микрорелейную логику. Но самые сложные — деаэраторы и разгон турбины остались на операторах. Стройная концепция ФГУ так и зависла в СССР. Полная импотенция. Боже мой, во всем мире это уже стандартные алгоритмы LADDER!

Рифма: избегать глаголов (пили-мыли-рыли). Прятать внутри строк и строф. Ассонансы и диссонансы.

Но для коды подходит.

Жили.

Были.

Не добили.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Олег Кац: Ленинград моей памяти

  1. Каюсь))) однако живем мы в эпоху постмодерна… не потому, что следую моде. Просто так работают живіе мозги. Фрактально.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.