Евгений Лейзеров: О двух произведениях

Loading

Всё же многие акценты в книгах Бунина и Булгакова совпадают. Вот что говорит о воровстве профессор Преображенский в «Собачьем сердце»: «С 1903 года я живу в этом доме. И вот, в течение времени до марта 1917 года не было ни одного случая — подчёркиваю красным карандашом «ни одного»! — чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня прием. В марте семнадцатого года в один прекрасный день пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара.»

О двух произведениях

Евгений Лейзеров

«Как они одинаковы, все эти революции!»

Иван Бунин «Окаянные дни»

«…разруха сидит не в клозетах, а в головах.»

Михаил Булгаков «Собачье сердце»

            Бунинские «Окаянные дни» и «Собачье сердце» Булгакова стоят особняком в российской словесности. Оба произведения о революции и сломе сознания большинства населения бывшей царской России были написаны почти в одно и то же время: в 1924-м и в 1925-м годах. Оба произведения не печатались в Советском Союзе, поскольку были запрещены Главлитом[1] и вышли в свет во время Перестройки[2].

            И получился неожиданный эффект: «Собачье сердце» в конце 80-х годов восприняли на «ура» — Шариков, Швондер, Преображенский стали нарицательными фамилиями. Вскоре режиссером Владимиром Бортко был снят двухсерийный художественный фильм по этой сатирической повести Михаила Булгакова. «Окаянные дни» прошли как бы стороной. Почему так получилось? Конечно, в первую очередь бросается разница в литературных жанрах: «Окаянные дни» — дневник, «Собачье сердце» — сатирическая повесть. Речь идет о календарной документальности Ивана Бунина[3] и художественной постановке Михаила Булгакова, и безусловно в выигрыше оказывается Булгаков, тем более, что книга «Окаянные дни» появилась только в 1991 году после триумфального шествия и книги, и фильма «Собачье сердце»,

            Всё же многие акценты в книгах Бунина и Булгакова совпадают. Вот что говорит о воровстве профессор Преображенский в «Собачьем сердце»: «С 1903 года я живу в этом доме. И вот, в течение времени до марта 1917 года не было ни одного случая — подчёркиваю красным карандашом «ни одного»! — чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня прием. В марте семнадцатого года в один прекрасный день пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара.»

            В «Окаянных днях» Ивана Бунина: В Москве 6 февраля 1918, приводится цитата из «Русского Слова[4]»: «Вскоре были захвачены с поличным два вора. Их немедленно «судили» и приговорили к смертной казни. Сначала убили одного: разбили голову безменом, пропороли вилами бок и мертвого, раздев догола, выбросили на проезжую дорогу. Потом принялись за другого…

            Подобное читаешь теперь каждый день.»

            Самое интересное: как в «Собачьем сердце», так и в «Окаянных днях» видим искусный сплав формы рассказа от первого и третьего лица. Вот примеры из названных книг.

«Собачье сердце»: «Филипп Филиппович вошел в азарт, ястребиные ноздри его раздувались. Набравшись сил после сытного обеда, гремел он подобно древнему пророку, и голова его сверкала серебром.

Его слова на сонного пса падали, точно глухой подземный гул. <—> «Он мог бы прямо на митингах деньги зарабатывать, — мутно мечтал пес, — первоклассный деляга. Впрочем, у него

и так, по-видимому, куры не клюют.»

«Окаянные дни»: В Москве 26 февраля 1918: «Не то мужик, не то рабочий вслух разбирает на углу Поварской объявление о газете «Вечерний час», читает имена сотрудников. Прочитал и сказал:

— Все одна сволочь. Прославились!»

            Также в «Собачьем сердце» и в «Окаянных днях» можно прочесть.

«Собачье сердце»:

— Мы, управление дома, — с ненавистью заговорил Швондер, — пришли к вам после общего собрания жильцов дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома.

— Кто на ком стоял? — крикнул Филипп Филиппович, — потрудитесь излагать ваши мысли яснее.

 — Вопрос стоял об уплотнении.

— Довольно! Я понял! Вам известно, что постановлением от 12-го сего августа моя квартира освобождена от каких бы то ни было уплотнений и переселений?

— Известно, — ответил Швондер, — но общее собрание, рассмотрев ваш вопрос, пришло к заключению, что в общем и целом вы занимаете чрезмерную площадь. Совершенно чрезмерную. Вы один живете в семи комнатах.

— Я один живу и работаю в семи комнатах, — ответил Филипп Филиппович, — и желал бы иметь восьмую. Она мне необходима под библиотеку.

«Окаянные дни» Одесса, 25 апреля 1919:

            «Вчера поздно вечером, вместе с «комиссаром» нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты «на предмет уплотнения пролетариатом». Все

комнаты всего города измеряют, проклятые обезьяны, остервенело катающие чурбан! <—>

            «Комиссар» нашего дома сделался «комиссаром» только потому, что моложе всех квартирантов и совсем простого звания. Принял комиссарский сан из страху; человек скромный, робкий и теперь дрожит при одном слове «революционный трибунал», бегает по всему дому, умоляя исполнять декреты, — умеют нагонять страх, ужас эти негодяи, сами всячески подчеркивают, афишируют свое зверство.»

            Финальные строки произведений и схожи, и противоречивы.

«Собачье сердце. Эпилог»:

«Пес видел страшные дела. Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд,

доставал мозги. Упорный человек, настойчивый, всё чего-то добивался в них, резал рассматривал, щурился и пел:

— «К берегам священным Нила…»

«Окаянные дни» Одесса 20 июня 1919:

            «Умер член редакции, заведующий статистикой, товарищ по университету или по ссылке…И в церкви была все время одна мысль, одна мечта: выйти на паперть покурить. А покойник? Боже, до чего не было никакой связи между всей его прошлой жизнью и этими погребальными молитвами, этим венчиком на костяном лимонном лбу!

P.S. Тут обрываются мои одесские заметки. Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы в конце января 1920 года, никак не мог найти их.»

            Почему финальные строки произведений схожи между собой? Потому что главные персонажи произведений — профессор Преображенский и писатель Бунин — на момент выхода в свет данных трудов живы, чему они бесконечно рады. Противоречивы же, потому что невольно перед главными персонажами встает непреодолимый вопрос: как долго продлится это время[5]: для профессора Преображенского — не закроют ли его частную клинику в Москве? Для Ивана Бунина — какие испытания придется перенести в эмиграции?

            Нужно отметить, что Булгакову во время написания «Собачьего сердца» 33 года, он в расцвете творческих сил, его многочисленные хроники и фельетоны повсеместно выходят в свет в московской газете «Гудок», не говоря уже о тех замечательных произведениях, запрещенных Главлитом.

            И, эврика, — удивительное совпадение! Как я указывал в статье «Иван Бунин», «годы творчества Бунина прошли под священным, овеянным русским фольклором, знаком 33: в 33 года удостоен Пушкинской премии, в 1933 году — первый из русских писателей — удостоен Нобелевской премии и 33 года (1920-1953) жил во Франции, где создал лучшие свои книги, получившие мировое писательское признание.»

            И ещё. Иван Бунин в конце своей речи «Миссия русской эмиграции», произнесенной в Париже 16 февраля 1924 года, сказал пророческие слова, которые относятся и к нашему времени:

«Говорили — скорбно и трогательно — говорили на древней Руси: «Подождём, православные,

когда Бог переменит орду»!

Как всегда, заканчиваю статью своим стихотворением:

                         ***

«Окаянные дни» и «Собачье сердце»

запрещает в Союзе, в двадцатых, Главлит;

потом в Перестройку издали конечно —

до родины всё же изданья дошли.

И как это всё возмутительно, жутко,

и сколько уж лет длится Красный террор?

И ржут прохиндеи, никчемные трутни,

страну превратившие в «Скотный двор[6]».

  Примечания:   

[1] Главлит — Главное управление по делам литературы и издательств — орган государственного управления СССР, осуществлявший цензуру печатных произведений и защиту государственных секретов в СМИ в период с 1922 по 1991 годы.

[2] Перестройка — название, закрепившееся за внутренней и внешней политикой, которая проводилась в СССР с середины 1980-х годов по 1991 год с целью преодолеть кризисные явления.

[3] Иван Бунин передает по дням политическую ситуацию в Москве 1918 года и далее в Одессе 1919 года.

[4] «Русское Слово» — общественно-политическая, экономическая и литературная (без предварительной цензуры) газета Российской империи, издавалась с 1895 по 1918 год.

[5] Время новой экономической политики (НЭП) в истории Советской России с 1921 по 1924 год, хотя формально НЭП длился до 1928 года.

[6] Эту повесть-притчу Джордж Оруэлл написал в 1945 году. Она сатирична и аллегорична. Главные герои — фермерские животные. На их примере автор описывает человеческое общество. Книга представляет классическую антиутопию, в основу которой положены реальные исторические события, произошедшие в России с 1917-го по 1944-й год. Книга была запрещена Главлитом, впервые опубликована в СССР в 1988 году.

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.