Ну а верить в Бога, это значит, если выстраивать логическую цепочку до конца, верить в Мессию и в то, что ты не уходишь в небытие навсегда. Верить, что ты умирая как бы впадаешь в долгий, летаргический сон, или во что-то вроде комы. Закончить хочу рассуждениями Сократа, который в течении жизни много думал о смерти, и при этом жил легко и весело. Древнегреческий мудрец встретил смертный приговор с оптимизмом и стойкостью: «Смерть это либо сон, когда мы ничего не ощущаем, либо переселение души в другое место. Даже в первом случае крепкий сон без сновидений — удивительное приобретение, о котором можно только мечтать…»

Надо ли бояться смерти?

 Лев Мадорский

Может и не надо, но уходить в мир иной (существует он или нет никто толком не знает) подавляющему большинству из нас, в том числе, конечно, и автору этого очерка, не хочется.

 Наверно, я слабый человек. Не хочется не только уходить, но и говорить о неизбежном конце. Искренне восхищаюсь теми, кто заранее, находясь в полном здравии, покупает место для собственной могилы, или обсуждает с близкими подробности как он хотел бы чтобы выглядел на ней надгробный камень. И, вообще, надо ли говорить о собственной смерти? Хотя бы время от времени. Хотя бы с близкими людьми (женой, детьми) или, скажем, с другом, которому мы обычно говорим всё. Вот такой весёленький вопрос на засыпку.

 Впрочем, если разобраться, вопрос совсем не сложный и странно, что на него умные люди в течении многих столетий в философских размышлениях, трактатах, книгах, подчас, замешанных на сложных понятиях и словах, которые и выговорить трудно, отвечали по разному. Иногда даже давали диаметрально противоположные ответы. Например, французский мыслитель и философ Франсуа Ларошфуко считал, что «…разумные люди стараются не думать о смерти», а великий российский писатель и мудрец Лев Толстой, который в 82 года, видимо предчувствуя близкий конец, не захотел умирать на глазах у жены, (я объясняю этот поступок именно так), ушёл из дома и умер на железнодорожной станции, сказал иначе: «Мысли о смерти нужны для жизни».

Может быть надо постараться найти золотую середину между этими высказываниями и приземлить сложную тему до здравого смысла. Тем более, что, на мой взгляд, есть несколько соображений, которые делают тему не такой уж трагичной. Ну, например, попытаемся выстроить несложную, успокоительную парадигму: нас раньше, до нашего первого крика, не было. Если строить свои размышления в этом ключе, то смерть становится не такой уж страшной. Ведь что, собственно, нас более всего пугает? Что представляется наиболее неприятным и несправедливым? Мы, особенно, те, кто сомневается в приходе Мессии, и в жизни после смерти, не верит в перевоплощение души и в другие формы продолжения существования, не можем смириться с мыслью, что нас после смерти не будет. Что мы уйдём в небытие полностью и бесповоротно. Именно поэтому мысли о смерти, как писал Сенека, «…иссушают душу, парализуют волю, гнетут сердце».

Но вспомним, повторяю, что нас и раньше не было. Многие миллионы лет. И, тем не менее, этот несомненный факт никак в течение жизни не угнетал. Вспомним, что появление в этом мире дело случая. А если бы наши родители не встретились? А если бы родители наших родителей не встретились? Другими словами, мы появились на свет случайно, ушли туда откуда пришли и, в сущности, ничего не потеряли. С другой стороны, в мыслях о смерти есть и определённый позитив. Нет, серьёзно. Если рано или поздно мы уходим, то стоит ли так переживать из—за всевозможных промахов, ошибок и неудач, которыми наполнена наша жизнь или, в контексте подобного безграничного легкомыслия, лучше прозвучит, наши земные приключения? Если наше присутствие в этом мире временно, то стоит ли так убиваться, если ты не поступил в институт, потерял деньги, работу, от тебя ушла жена или случилось что-то ещё малоприятное?

Даже потеря близких, даже собственное неизлечимое заболевание значительно легче перенести, если вспомнить, что рано или поздно этому так или иначе суждено было случиться. В конце концов, разве несколько лет в ту или другую сторону так уж существенны? Вспомним как спокойно отреагировал Сократ, когда ему сообщили, что 600 афинских судей приговорили его к смерти: «А их приговорила к смерти Природа».

Мысли о смерти приучают относиться к жизненным падениям и взлётам не слишком серьёзно, с амортизирующей удар иронией: «И это пройдёт». Можно даже сказать, что эти мысли делают нас лучше, благороднее, чище. Они превращают постоянные мелочные хлопоты в ту самую, соломонову «суету сует», в мелочь, почти в бессмыслицу. Учат концентрироваться на главном, существенном: добрых делах, сохранении достоинства, помощи ближним, любованию прекрасным. Помогают уйти от накопительства, скупердяйства, излишней обидчивости. Человек, понимающий, что ему осталось жить недолго, начинает пытаться сделать главное: закончить работу, извиниться перед теми, кого обидел, поделиться опытом с детьми и внуками. Мы начинаем острее чувствовать временность пребывания на Земле и, всё, как бы, само собой ставится на свои места: это важно, а это не очень.

И, конечно же, думать о смерти — значит становиться ближе к Вере. Тут прямая связь. Мысли о неизбежном окончании жизни, подводят к мыслям о её смысле, чуде её возникновения, бренности всего живого. Мы начинаем погружаться в мир таких удивительных вещей, как таинство зачатия, генетический код, первый взрыв, бесконечная, пульсирующая Вселенная. Пытаемся представить себе со стороны наш маленький шарик, несущийся с огромной скоростью в кромешном мраке… Чем больше мы погружаемся в магию этих непостижимых понятий, тем отчётливее чувствуем связь с Творцом. Мы начинаем понимать, что совершенный, бесконечный Космос не мог образоваться сам по себе. Здесь, безусловно, «…приложил руку,— как писал Исаак Ньютон, — Всемогущий Архитектор». Или как сказал Альберт Эйнштейн: «Бог не играет в костящки».

Кстати, к Вере в Творца пришли многие великие учёные: «Великая истина от Бога» Б. Паскаль, «Я молюсь во время работы в лаборатории», Л. Пастер, «Для науки Бог стоит в конце мышления» М. Планк, академик Б. Раушенбах, который в своей работе «Тысячелетие крещения Руси» писал: «В мире существует нечто нематериальное». При этом на пути к Богу Борис Викторович руководствовался не слепой верой, а научной, формальной логикой. Даже автор теории эволюции Ч. Дарвин к концу жизни писал: «Наш мир — это продукт Творца».

 Ну а верить в Бога, это значит, если выстраивать логическую цепочку до конца, верить в Мессию и в то, что ты не уходишь в небытие навсегда. Верить, что ты умирая как бы впадаешь в долгий, летаргический сон, или во что-то вроде комы. Закончить хочу рассуждениями Сократа, который в течении жизни много думал о смерти, и при этом жил легко и весело. Древнегреческий мудрец встретил смертный приговор с оптимизмом и стойкостью: «Смерть это либо сон, когда мы ничего не ощущаем, либо переселение души в другое место. Даже в первом случае крепкий сон без сновидений — удивительное приобретение, о котором можно только мечтать…»