Господи, как эта бредовая наивность точно соотносится с его, Фефера, знаменитым военных лет стихотворением «Я — еврей», опубликованным в газете «Эйникайт» 27 декабря 1942 года. Здесь от имени Вечного жида он воспел идею непрерывной цепи от пророка Исайи, Соломона Мудрого, раби Акивы, Маккавеев, Спинозы и Гейне до Маркса, Якова Свердлова и друга Сталина Л. Кагановича.
И ФЕФЕР БЫЛ ЖЕРТВОЙ
Ты помнишь, как мельница эта гудела,
Как хищно вертелись ее жернова?
И. Фефер, «Мельница войны»
Генрих: Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват. Меня так учили.
Ланцелот: Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником?
Е. Шварц, «Дракон»
В национальной трагедии советского еврейства — убийство 13 видных и активных представителей его интеллектуальной элиты — есть много сопутствующих драматических сюжетов: каждая из судеб безвинно убиенных — повод для раздумий, огорчений, отчаяния.
Разные — они едины общей целью, общей идеей служения своему народу (не последнему по значимости в мировой цивилизации) и общей виной перед вселенским злом.
Об одном из расстрелянных палачами КГБ, видном идишском поэте Ицике Фефере, стоит, считаю, говорить отдельно. И потому, что именно он вместе с Михоэлсом был командирован в знаменитую поездку по США, Канаде и Мексике в 1943 году; и потому, что вместе с Михоэлсом он играл наиболее заметную роль в организации и всех инициативах ЕАК; и потому, что представлял наибольший интерес для мозгового, оперативного и пыточного аппаратов КГБ — не случайно именно он и Зускин были первыми арестованы по делу ЕАК (только Гофштейн был схвачен раньше, в Киеве); и именно с дела Фефера начинается первый из 42 томов материалов, представленных Военной коллегии на судилище с 8 мая по 18 июля 1952 года; и особенно потому, что он предстает наиболее противоречивой, двойственной фигурой в этом трагическом апофеозе советского идишкайта.. Достаточно сопоставить два литературно-документальных исследования, чтобы понять как обвиняющие, так и смягчающие обстоятельства его поведения до и после ареста..
Писатель Александр Борщаговский (серьезно пострадавший в ходе кампании против «космополитов»), исследовавший архивы КГБ, в книге «Обвиняется кровь» цитирует показания Фефера: «С органами госбезопасности я начал сотрудничать в 1944 году по предложению Эпштейна».
Историк Геннадий Костырченко в книге «В плену у красного фараона» по тем же материалам КГБ доказывает: агентами госбезопасности «по должности» были и другой ответственный секретарь ЕАК Шахно Эпштейн (как, впрочем, и его коллега по Всеславянскому комитету В. Молчанов), и его заместитель Григорий Хейфец, и казненные супруги Ватенберг, завербованные еще в 1934 году по приезде в СССР из США, и Юзефович, «являвшийся секретным сотрудником МГБ еще с 1938 года», и многие другие, сочетавшие идеологические иллюзии и верность режиму с активной национальной деятельностью.
Борщаговский приводит показания Фефера: «Я хочу сообщить суду, что еще в 1946 году я по просьбе представителей органов сообщал им время от времени о настроениях еврейских писателей и других граждан. Свои сообщения я подписывал своим литературным псевдонимом «Зорин».
И далее писатель психологически убедительно моделирует импульсы догматика-коммуниста:
«Он будет докладывать начальству правду, только правду, ничего кроме правды, а правда ведь не несет вреда невинным, напротив, она может помочь, оградить от провокаций и наветов. Его призвали как честного правоверного коммуниста, другие здесь не нужны — сообщая правду, он останется все тем же незапятнанным Зориным».
Господи, как эта бредовая наивность точно соотносится с его, Фефера, знаменитым военных лет стихотворением «Я — еврей», опубликованным в газете «Эйникайт» 27 декабря 1942 года. Здесь от имени Вечного жида он воспел идею непрерывной цепи от пророка Исайи, Соломона Мудрого, раби Акивы, Маккавеев, Спинозы и Гейне до Маркса, Якова Свердлова и друга Сталина Л. Кагановича.
Борщаговский инкриминирует Феферу предположительную передачу в МГБ списков добровольцев, готовых поехать в Палестину, чтобы сражаться за независимость Израиля. Вполне возможно для безумца, тянущего нить от Маккавеев к Свердлову. Но справедливости ради приведем и протокольную запись его «полемики» на суде с председателем Военной коллегии, обвинявшим Фефера в «пропаганде исключительных националистических идей»:
«Я говорил, что люблю свой народ. А кто не любит своего народа? Этим и продиктованы мои интересы в отношении Крыма и Биробиджана. Мне казалось, что только Сталин может исправить ту историческую несправедливость, которую допустили римские цари… Да вы не найдете такого народа, который бы столько выстрадал, как еврейский народ! Уничтожено 6 миллионов евреев из 18 миллионов, одна треть. Это большие жертвы, и мы имели право на слезу и боролись против фашизма». И уж совсем крамольно звучит его признание на одном из последних судебных допросов:
— Вы сказали, что для вас создание еврейского государства было радостным событием. Правильно?
— Да, правильно. Меня радовало это событие, что евреи, изгнанные из Палестины предками Муссолини, снова организовали там еврейское государство.
Борщаговский пишет: «Я мог бы долго приводить ненасильственно данные им показания на всех сколько-нибудь значительных еврейских писателей и деятелей культуры, настойчивое причисление их к «сионистам, националистам, бундовцам, антисоветчикам» (хотя бы в прошлом). Особенно яростны инвективы его в адрес поэтических соперников — Маркиша, Галкина, Гофштейна и Квитко». В этой горькой правде спотыкаешься о «ненасильственно данные показания». Каждый в прошлом советский человек усмотрит в них авторскую тенденцию.
Да не мог Борщаговский не увидеть во всех материалах КГБ кровавого пыточного следа.
Юзефович показывает суду 6 июня 1952 года: «В самом начале следствия я давал правдивые показания и заявлял следователям, что не чувствую за собой никакой вины После этого меня вызвал к себе министр госбезопасности Абакумов и сказал, что если я не дам признательных показаний, то он меня переведет в Лефортово, где меня будут бить. А перед этим меня уже несколько дней «мяли». Я ответил Абакумову отказом, тогда меня перевели в Лефортовскую тюрьму, где стали избивать резиновой палкой и топтать ногами, когда я падал. В связи с этим я решил подписать любые показания, лишь бы дождаться дня суда».
Шимелиович, оказавшись на Лубянке, пишет руководству МГБ:
«Четыре месяца прошло со дня моего ареста. За это время я неоднократно заявлял: я не изменник, не преступник, протокол моего допроса, составленный следователем Рюминым, подписан мною в тяжком душевном состоянии, при неясном сознании, что явилось прямым результатом методического моего избиения ежедневно, днем и ночью, глумления и издевательства».
В последнем слове на процессе вместо просьбы о снисхождении этот гордый и мужественный человек заявил:
«Все, что «добыто» на предварительном следствии, продиктовано самими следователями. Прошу суд войти в соответствующие инстанции, чтобы запретить в тюрьме телесные наказания…»
Да, Фефер первоначально признавался и изобличал других, однако в конце судебного процесса он заявил:
«Еще в ночь моего ареста Абакумов мне сказал, что если я не буду давать признательных показаний, то меня будут бить. Я испугался, что явилось причиной того, что на предварительном следствии давал неправильные показания».
Протоколы свидетельствуют: оглашенное на суде обвинительное заключение полностью отвергли Маркиш, Брегман, Лозовский, Шимелиович, полностью признали Фефер и Теумин (женщина), остальные согласились с ним частично. Все в меру человеческой стойкости, или слабости, или наивности. Природный безусловный рефлекс: надежда на милость и снисхождение к покаявшимся. Напомню, что судилище проходило в мае-июле 1952 года, но преступный вердикт был вынесен еще 3 апреля, когда на стол Сталину, Маленкову и Берии легло представление нового министра безопасности Игнатьева.
«Представляю вам копию обвинительного заключения по делу еврейских националистов — американских шпионов Лозовского, Фефера и других, докладываю, что следственное дело направлено на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда с предложением осудить Лозовского, Фефера и всех их сообщников, за исключением Штерн, к расстрелу. Штерн сослать в отдаленный район страны сроком на 10 лет».
«Красный фараон» победно и злорадно утвердил приговор. Взят еще один национальный бастион еврейства.
Не оправдывая доносительства, не обеляя предательства, допускаю: демонизация Фефера не имеет достаточных оснований. Скорее всего, он просто оказался «первым учеником» (см. эпиграф). Нет вины Фефера в гибели товарищей по общееврейскому делу. Их уничтожение было запрограммированным звеном в плане Сталина по его варианту окончательного решения еврейского вопроса. Многомиллионный мартиролог его жертв доказывает, что всеобщее поощряемое властями доносительство и предательство было средством нравственного развращения всей страны, проявлением моральной деградации общества, созданием той самой мутной среды, в которой рыбка легче ловится. Всякая сопутствующая убийствам следственно-документальная, судебно-признательная суета служила лишь декором якобы правосудия.
Казненные отчетливо предвидели свою судьбу и понимали причину гонений.
Сказал поэт-провидец:
— Соплеменник мой, призрак безглавый,
Как ты мог головы не сберечь?
— Захотел я свободы и права,
Вот и скинули голову с плеч.
Соплеменник мой, отрок казненный,
Почему ты в земле не почил?
— Сколько пало! В земле миллионы
И уже не хватает могил.
П. Маркиш, «Обезглавленный соотечественник Виргилия»
Приведенные в эпиграфе строки из стихотворения Фефера имеют продолжение: «Младенец грудной и старик поседелый / К нам руки тянули из смертного рва». Автор создает глубоко выстраданный образ Катастрофы как и в превосходной поэме «Тени Варшавского гетто», и это совсем незадолго до собственного провала в сталинский смертный ров.
И еще в завершение скорбной темы. Непосредственными исполнителями этой кровавой провокации стали 35 следователей. Часть из них демонстративно была привлечена по делу «шпиона и вредителя» Берии, но многие продолжали блаженствовать. Среди особо активных и инициативных проявился некий Павел Иванович Гришаев. В конце 80-х он оказался не в бегах, не за решеткой, а в центре Москвы, с партбилетом в кармане, на посту профессора юридического института, обремененным докторской степенью, званием заслуженного деятеля науки и кучей изданных им книг, среди которых особо выделялась «Репрессии в странах капитала». Известный адвокат и журналист А Ваксберг разыскал его, опубликовал в «Литгазете» очерк «Заслуженный деятель», изобличив мерзавца, который утверждал, что впервые слышит фамилии тех, кого отправил в «смертный ров».
И вспомнилось мне это, когда немецкий суд приговорил к наказанию дряхлого старика, в прошлом эсэсовского офицера, за убийство итальянских пленных в годы Второй мировой.
Незадолго до алии я приобрел скромную по содержанию, формату и тиражу книжку «Советская еврейская поэзия», изданную «Художественной литературой» в Москве в 1985 году. В ней — стихи немногих живых и большинства убитых авторов. Привлекают имена их переводчиков: Ахматова, Светлов, Мартынов, Слуцкий, Левитанский, Окуджава, Мориц, Антокольский, Маршак, Петровых, Самойлов и другие выдающиеся поэты, чей вкус и признание делают честь нашим поэтам.
А вот мэтр «мовизма» и лукавства Валентин Катаев в убогом предисловии к книге даже намеком не упомянул о трагической участи включенных в антологию авторов. А уж он умел сказать то, что хотел. Когда хотел.
Ниже — заключительные строки последнего стихотворения ясноликого и звонкоголосого Переца Маркиша, непризнанием своей вины победившего вселенское зло сталинизма:
Сколько жить на свете белом
До печального предела,
Сколько нам гореть дано?!
Наливай в бокал вино!
Запрокинем к звездам лица —
Пусть заветное свершится!
12 августа 1952 г. Фефер был расстрелян; реабилитирован в 1956 г.
В первой вышедшей посмертно книге стихов Фефера «Избранное» (М., 1957; русский язык) автор вступительной статьи П. Антокольский писал:
«…Ицик Фефер связан с еврейским народом. Он был полон… нежности к той среде, из которой вышел: к маленьким украинским городам, к еврейской бедноте, населявшей их…»
Имя Фефера выбито на мемориальной стеле, установленной в Иерусалиме в память о расстрелянных членах Еврейского антифашистского комитета.
Всего по делу ЕАК было репрессировано 125 человек, в том числе 23 были расстреляны и 6 умерли в ходе следствия. Впоследствии все осуждённые по этому делу были реабилитированы.
(Исаак Соломонович (Ицик) Фефер; 10 [23] сентября 1900, Шпола, Киевск. губ. — 12 августа 1952) — еврейский советский поэт и общественный деятель, писал на идише).
***
См. статью Дмитрия Якиревича о поэме Фефера «Их бин а йид!» в журнале «Заметки по еврейской истории»№ 38:
(Фрагменты поэмы И. Фефера в переводе Рахели Торпусман)
Я ЕВРЕЙ!
(1942)
Вино бессчетных поколений
Мне в бедах придавало сил,
И меч страданий и гонений
Моих даров не сокрушил:
Он не сковал мою свободу,
Он веры не сломил моей.
Во всех скитаньях и невзгодах
Я повторял, что я еврей.
Мой дух мятежный не сломили
Ни фараон, ни Ксеркс, ни Тит;
Мое прославленное имя
На крыльях вечности летит.
Мне часто гибель предрекали
И много раз тащили к ней,
Но я вставал из-под развалин
Непокоренным: я еврей!
Я сорок лет провел в пустыне,
Томясь средь выжженных песков,
И дух мой закален доныне:
С тех пор в течение веков,
На всех ухабах тяжких странствий
Берег я золота верней
Тысячелетнее упрямство
Отца и деда — я еврей!
Морщина мудреца Акивы,
Исайи светлая мечта
Восторг мой вызывают живо –
Но с ним и ненависть слита:
То кровь героев-Маккавеев
Бурлит, кипит в крови моей.
Со всех костров, где жгли евреев,[*]
Звучал мой голос: я еврей!
Я сохранял благоговейно
Дары отцов в любой стране,
И ядовитый юмор Гейне
Немало крови стоил мне.
…………………………
Мне вторят хайфские матросы,
Мой дальний голос услыхав;
До сердца моего доносит
Незримый миру телеграф
Родной напев — из Аргентины,
И из Нью-Йорка — смех детей,
И смертный ужас — из Берлина:
Евреи братья! Я еврей!
Во мне звучат одновременно
Два непохожих языка,
И зов Бар-Кохбы вдохновенный,
И натиск русского штыка,
Благословенный Мойхер-Сфорим,
И тишина ржаных полей,
И левитановские зори:
Я сын Советов! Я еврей!
Мне чашу сталинского счастья
На долю выпало испить,
И если враг советской власти
Москву мечтает разгромить,
Закрыть кремлевский путь свободы –
Я говорю ему: не смей!
У нас едины все народы,
Славянам братом стал еврей!
…………………………
Мой дух несется над снегами
Среди окопов и траншей,
Моя судьба в бою с врагами
Стучит мне в сердце: я еврей!
Пусть Гитлер мне могилу роет –
Но я его переживу,
И сказка сбудется со мною
Под красным флагом наяву!
Я буду пахарем победы
И кузнецом судьбы своей,
И на могиле людоеда
Еще станцую! Я еврей!
Примечание
[*] Строчка Дмитрия Якиревича
ДОПОЛНЕНИЕ ОТ РЕДАКЦИИ
Леонид Лазарь прислал в редакцию фото и видео, дополняющие текст статьи.
Как это не прискорбно, Фейфер был «кузнецом судьбы своей». И разве только он испил «чашу сталинского счастья?» И чем его участь, в конечном итоге, отличалась от судьбы всех членов ЕАК, пытавшихся «выпить звёзды вместе с рекой».
В этом стихотворении Фефера упоминаются Бар-Кохба и Рабби Акива. Что на первый взгляд удивительно для сталинских времен — совершенно чуждые советской идеологии персонажи из Талмуда. Как коммунист Фефер их оттуда выкопал? Меня это удивляло, пока я не узнал получше контект идишской еврейской культуры 1930х. Оказывается, была пьеса «Бар Кохба», которая шла в Госете.
Вот что писала газета «Социалистический Донбас» 14 августа 1939 года о гостролях ГОСЕТа:
«Героической борьбе еврейского народа за свою независимость был посвящен спектакль «Бар-Кохба».
Центральная фигура пьесы- рабби Акива – в исполнении народного артиста РСФСР В.Л. Зускина — это страстный неутомимый борец. Ему присуща ясность мышления, мудрость жизни, знание людей. Мягок и нежен рабби Акива, когда он говорит с Бар-Кохбой, благословляет его на ратные подвиги, утешает его в горе при гибели любимой девушки.
Гневен и грозен Акива, когда он говорит с советом старейшин, настаивающим на покорности римлянам. Прекрасно отображает актер Зускин суровый дух эпохи в мрачной и величественной сцене предания анафеме изменника Элеозора,
Пламенный энтузиазм борца, истинного сына народа чувствуется в исполнении артистом М. М. Шахтером роли Бар-Кохбы. Артист удачно сочетает сценический талант с вокальными данными.»
Поэтому рабби Акива и Бар-Кохба здесь, для читателей того времени — не персонажи из Талмуда, а герои театральной постановки. Чем же вызвано появление этой пьесы в конце 1930х — другая тема (об этом рассказывает например, идишист проф. М. Крутиков).
Не могу точно назвать книгу и автора, поскольку читал ее в возрасте 7-8 лет, но у моих деда и бабушки в Оренбурге была книга о восстании Бар-Кохбы, скорее всего — военных лет издания, вряд ли они привезли ее в эвакуацию из Одессы. Почему я думаю, что военных или первых послевоенных лет, потому что у них еще была книга о восстании в гетто. Вряд ли в начале пятидесятых могли издавать такие книги, а читал я их в 57-58 годах.
чем говорить о статье, попробую ее дополнить.
на мой немудреный взгляд автором не был поставлен вопрос: был ли покойный порядочным (нравственным) человеком? а раз так, то и отвечу на него самостоятельно: нет, он не был порядочным (нравственным) человеком. и чтобы не быть голословным, приведу небольшую цитату из письма Моисея Береговского Исааку Рабиновичу.
«25 апреля 1937
Наконец я … подписал договор на издание этого сборника * Укр. Нацмениздательством. … мне навязали Фефера в компаньоны (это к почти законченной работе). Я боролся долго, всячески отбояривался от этого гнусного предложения, но в конце концов должен был сдаться.»
позволю себе напомнить, что, как известно, порядочный человек без нужды не совершает подлостей, а также то что в 1937 Фефер был одним из руководителей СП УССР и, если не путаю, еще и управления по делам печати
«И поэтому он умер. Все!» (c)
* «Идише фолкс-лидер». Киев, 1938
https://archive.org/details/nybc210708/page/n3/mode/2up
козлище с бородищей: 26.10.2023 в 16:21
чем говорить о статье, попробую ее дополнить.
на мой немудреный взгляд автором не был поставлен вопрос: был ли покойный порядочным (нравственным) человеком?
***********************************************
Нет, я не ставил себе такой цели, я не собирался судить еврейского советского поэта, убитого не за его безнравственность, а за его роль в восточноевропейском идишкайте. Ваш вопрос «был ли покойный порядочным (нравственным) человеком?» мог быть отрицательным (в разной степени) и в отношении Фадеева и Федина, Симонова и Суркова, Бабеля и Павла Когана и многих других, талантливых, но порченных советской действительностью и одержимостью коммунистической идеей. Такие, как Паустовский, редкое исключение.
Отрицательное отношение идишиста Флята и поддержанного им анонима имеет давние корни, со времён разных творческих, идеологических и национальных позиций. В этом вопросе не хочу участвовать. Предлагаю статью из ЭЕЭ, наиболее полно освещающую заслуги Фефера перед еврейством и не скрывающую фактов его личной непорядочности.
ух, какой выплеск демагогии! прям сердце радуется. спасибо
пс
что же до «роли» Фефера в «восточноевропейском идишкайте», то это вопрос вкуса. для кого-то его национал-патриотические опусы типа «их бин а ид» и сегодня образцы высокого «штиля». для меня же, извините, наоборот: пушет а дрек мит фефер. вот оставался бы он «деревенщиком» и писал бы только лубочные «а матунэ» и тп — может столько людей и не загубил, и сам жив остался
Л. Флят Израиль
— 2023-10-27 11:49:54(694)
=====================================================================
Те, кому известно о цензурных рогатках в СССР, конечно удивляются появлению стихов такого содержания в Эйникайт. В печати оно не могло появиться случайно, не обратив внимания надзирающих. А надзирали с разных сторон.
******************************************************
Не вступаю в полемику с господином Флятом, о котором, как о знатоке идиша, говорила мне покойная Левия Гофштейн. Замечания анонима Козлища просто игнорирую.
Я доверяю авторитетному мнению Дмитрия Якиревича (см. авторскую справку о нём), статью которого указал в своём тексте. Её начало:
«Стояли самые короткие, самые морозные и самые тревожные дни конца 1942 года. Весь мир замер перед лицом невиданного военного противостояния на Волге. Для еврейского же мира исход этого противостояния означал лишь одну из двух возможностей: выжить или погибнуть и сойти с исторической сцены. Уже были уничтожены миллионы евреев в СССР и других странах Европы. Истекало кровью Варшавское гетто, где планомерный геноцид начался ещё летом 1940 года – с молчаливого согласия и попустительства почти всех стран, в том числе и тех, что впоследствии вошли в антигитлеровскую коалицию. Неумолимо и полным ходом шло «окончательное решение» в других остававшихся гетто, дымились печи крематориев в концлагерях. А бойцам и командирам Красной Армии был спущен знаменитый приказ «Ни шагу назад!»…
В этой атмосфере 27 декабря прозвучало нечто, потрясшее душу каждого еврея, ещё не забывшего свой родной язык. В то утро в газетных киосках Куйбышева (где находился Еврейский антифашистский комитет) появился номер газеты «Эйникайт», органа ЕАК, в котором Ицик Фефер, выдающийся еврейский «поэт атакующего стиля», опубликовал свою ставшую бессмертной поэму «Их бин а йид!» («Я еврей!»). Слова этого названия чеканно звучали в конце каждой строфы. А строфы – сплошь главы из нашей гордой и трагической истории, идущей сквозь козни фараона, Амана, Тита, истории, обозначенной именами знаменитых мыслителей, учёных, героев древности и героев нашего времени – вплоть до легендарных сынов еврейского народа, вставших на пути нацистских варваров.
Поэма Фефера была перепечатана в еврейских изданиях многих стран, а затем переведена и на другие языки. Чувства, выраженные в ней, оказались в тот момент общими чуть ли не для всех евреев мира: и страх за будущее, и гордое национальное самоутверждение, и солидарность с Советским Союзом.
Не будем строго судить автора за советскую фразеологию…»
А сводить поздние счёты с навеки замолчавшим еврейским поэтом — дело дозволенное на малопочётное.
У каждого человека свои принципы. Я полагаю, что смерть не отпускает грехи. Человек обязан знать, что о нем будут судить не по словам, а по делам. Так я отношусь и к памяти Фефера. С творчеством Дмитрия Якиревича я достаточно знаком и всегда с интересом читал все, что он писал. Относительно Фефера даже его авторитет меня не убеждает.
Вы вспомнили незабвенной памяти Левию Давыдовну. Думаю, что Вы очень неточно передаете ее слова обо мне. Она могла сказать, что я знаю историю ЕАК, но не более того. Я лишь рядовой еврейский читатель.
Уважаемые коллеги по сайту! Спасибо всем прочитавшим мой текст, двойное — его одобрившим, особая признательность Леониду Лазарю за добавленное фото и стихи на идише. Моё отношение к личности и судьбе Фефера со временем менялось: от полного осуждения и презрения к пониманию справедливости того, что сказал уважаемый господин Торпусман.
12 августа я вновь мысленно вернулся к трагедии, посмотрел на иерусалимский памятник убитой еврейской души, где соседствуют праведники и грешники, осуждённые и казнённые по одной статье: евреи, еврейская мысль, еврейские чувства, еврейская национальная гордость.
Да, Фефер отличался от остальных пороком доносительства, и эту статью я приурочил к 10 (23) сентября — дню его рождения.
Редакция сочла нужным напечатать сейчас. Полагаю, очень своевременно. Времена в России, набирая скорость, окрашиваются в советские тона: репрессивность множится, среди протестующих и пострадавших много евреев; некоторым из приближённых приходится низко ловчить (учёный Сатановский публично обвинил в антисемитизме «голос» МИДа, за что был изгнан с Первого канала ТВ, и, боясь жёстких последствий, вынужден был каяться и извиняться); в противостоянии Израиля ХАМАСу (он же ИГИЛ) Россия на всех международных уровнях однозначно на стороне ХАМАСа, а сближение с Ираном, грозящего и готового нас уничтожить, определяет дальнейшее ухудшение отношения России к Еврейскому государству.
Реальность подтверждает правоту предсказаний уважаемого Эдуарда Бормашенко, а мне приходится признать крушение надежд на то, что «это другая Россия».
В подтверждении антиизраильской политики РФ:
25 октября на заседании СБ ООН Россия и Китай наложили вето на резолюцию против ХАМАС.
Несмотря на то, что до сих пор в заложниках у ХАМАС находятся граждане России, а 23 россиянина были убиты в результате нападения на Израиль, Россия вместе с Китаем наложили вето на резолюцию ООН об осуждении резни, которую устроили террористы 7 октября на юге Израиля.
Резолюция призывала не продавать ХАМАС оружие, и не финансировать террористов, а также поддерживала право Израиля на самооборону и призывала немедленно освободить заложников.
Полностью согласен. Спасибо, уважаемый Лазарь Израилевич за справедливый текст.
В той коммунальной московской квартире на 14 семей, в которой я вырос, был русский сосед Т. Как только мой папа, не имевший права жить в Москве, приходил, а он не мог не пройти мимо двери и газовой плиты этой семьи снаружи, их отец бежал в милицию, папу выдворяли, а маму штрафовали.
Мы ненавидели и презирали Т. Сейчас я не думаю, что мы достаточно понимали, что он жил в условиях такого давления, которое вряд ли оставляло ему выбор.
Уважаемый Лазарь Израйлевич! Очень Вам признателен за эту публикацию!
Спасибо!
Согласен с той оценкой неоднозначного поведения на жесточайшем следствии и закрытом смертном процессе замечательного еврейского поэта Ицика Фефера, которую дал глубокоуважаемый Лазарь Беренсон. Только тот может безоговорочно осуждать Фефера, кто сам был в сталинских пыточных застенках, не дал показаний и выжил…
Леонид Лазарь прислал в редакцию фото и видео, дополняющие текст статьи.
И. Феферу еврейские поэты цену знали и не любили. Ицик Кипнис в изданных в 1980 г. в Израиле родней дневниках » Тог ун тог» /День за днем/ называл его «Саша бытерзолц» (горькая соль, слабительное). Лубянский финал — это результат всей его жизни
К числу славных переводчиков еврейской поэзии следует отнести и Рахель Торпусман. Даже и не зная языка оригинала — поэмы Ицика Фефера — нельзя не порадоваться простоте, органичности, точности звучания её текста. выразительности фразы — знакам высокого переводческого мастерства.
Спасибо Лазарю Израилевич у за эту работу о судьбе Ицика Фефера, о его поэзии, о жестокости и несправедливости времени неправедных судей и убийц.
И всё не прерывается эстафета палачей нашего народа. При новых технических орудиях убийства — идеология истребления евреев остаётся неизменной. И всё новым нашим поколениям приходится подниматься над развалинами. Число воинов- добровольцев в нынешней войне Израиля против террористов и их наставников — повышает состав небывало высокого призыва.
Мне кажется, уважаемый Лазарь Израилевич, что статья очень ко времени, как и всякое обращение к внутренней человеческой силе. Не стоит надеяться ни евреям, ни всем, кто ставит нравственность выше пользы, на помощь сильного или снисхождение врага. Сила поэзии, зачастую, не в поведении пишущих, а в правде их гармонии — поэтому и Маркиш, и Квитко в переводах их русских друзей для меня пример стойкости осознанной жизни.
Иосиф, ещё одно подтверждение того, что «Бытие определяет сознание».
если бы Вас удалось прилететь в Израиль, то не уверен, что бы Вы написали то, что написали.
А уж если говорить о темк статьи, то все те евреи пошли в услужение Злу.
3 ноября получаю, наконец, визу, а когда отправят — не знаю.
Иосиф, я, конечно, не знаю Ваших обстоятельств и планов.
Но по-моему сейчас не лучшее время для прохождения абсорбции.
Мне кажется, ни в коем случае не настаиваю на своей правоте, что автор должен был попросить отложить эту публикацию, очевидно присланную до начала войны, статьи.
Меня удерживает от аналогичной просьбы в отношении публикации окончания своей статьи про 100-часовую войну 1956 года только то, что имея нехорошее предчувствие, я включил в неё, хотя это было и совсем не главной составляющей операции, подробности тогдашней оккупации Газы, выполненной тогда в течении одного дня и без больших потерь.
Уважаемый Лазарь Израилевич!
Наберусь нахальства и чуть-чуть добавлю.
Михоэлс и Фефер во время семимесячного турне по Западу (1943 г), собрали в Соединенных Штатах митинг, на котором присутствовало 50 000 человек. Это было крупнейшее просоветское мероприятие в Соединенных Штатах.
Было собрано 16 миллионов долларов в США, 15 миллионов в Англии, и 1 миллион в Мексике. После их выступлений, специальная конференция «Джойнта» инициировала кампанию по финансированию тысячи санитарных машин для нужд Красной Армии
В качестве благодарности, через 5 лет, получили обвинения в том, что во время их военного турне по Соединенным Штатам они были завербованы западными антисоветчиками, и подготовив вторжение в Советский Союз, пытались создать антисоветское правительство в Крыму.
В англоязычном мире факты убийства Фефера известны гораздо лучше, чем аспекты его поэзии. Историк Джозеф Юзефовиц вспоминал во время суда, что его били так часто и так сильно, что он бы признался, что является племянником Папы, если бы это могло ему помочь. Хирург Борис Шмулевиц, отказавшийся признать себя виновным по одному обвинению, получил более двух тысяч ударов.
В 1949 году в Москве Поль Робсон встретился с заключенным Фефером и от него узнал о разворачивающихся антисемитских чистках. По возвращении в Америку Робсон публично отрицал, что ему что-либо известно о преследовании евреев в СССР.
Вот здесь можно послушать семь песен написанных Ициком Фефером
https://savethemusic.com/artist/itzik-feffer/
«Мне чашу сталинского счастья
На долю выпало испить» 🙁