Арье Барац: Разбитый лоб либерализма

Вместе с тем я настаиваю, что либеральный взгляд совершенно неадекватен в случае терроризма, который, во-первых, является актом войны, а, во-вторых, войны без правил, войны, исходно не считающейся с конвенциями.

Арье Барац

РАЗБИТЫЙ ЛОБ ЛИБЕРАЛИЗМА

Древняя мудрость гласит: «Человек в своей жизни должен сделать три вещи: посадить дерево, построить дом и вырастить сына».

Я с давних пор добавлял к этим трем также еще и четвертую задачу — написать книгу. Ведь даже при том, что «много книг составлять конца не будет», человек приходит в мир сказать свое слово и хочет — не хочет, пишет, как минимум, роман собственной жизни, о котором говорит Виктор Франкл:

«»Роман», прожитый каждым индивидом, остается несравнимо более грандиозным произведением, чем любое из когда-либо написанных на бумаге…»

Однако у израильтянина, по моему мнению, имеется также еще одно — пятое бонусное задание — застрелить террориста.

Одним из первых моих приобретений на исторической родине был пистолет. Более тридцати лет, куда бы я ни выходил, я ношу с собой огнестрельное оружие.

Не раз при выходе я колебался: может на сей раз оставить этот обременительный груз дома?

Но почти всегда внутренний голос шептал: возьми, вдруг это произойдет как раз сегодня!

Как ни странно, но на месте теракта я оказался лишь один раз в жизни. Услышав выстрелы в супере, я побежал на них, в сущности, понимая, что опоздал. В этом теракте погиб одноклассник и близкий друг моего сына — Янай Вайс.

Стремление защитить себя и окружающих, разумеется, осмыслено в любом уголке мира, однако только в Израиле оно превращается в дополнительную, особо значимую миссию. Участие в войнах Израиля — великая честь.

Репатриировался я в сорокалетнем возрасте, призыву не подлежал, да и в ЦАХАЛ, который в ту пору (1993) на глазах все больше превращался в боксерскую грушу, не тянуло.

Поначалу я получил от армии «Узи», но в конце 90-х меня, как и многих других поселенцев, автомата лишили. С той поры я всегда имею при себе короткоствольное оружие.

При всей выраженности своего бонусного желания, ненависти к арабам я никогда не испытывал, как не испытываю ее по отношению к опасным животным. Как последние родились кровожадными хищниками, так первые ими воспитались.

Эти люди учатся жестокости с детских лет, они учатся ей в семье, во дворе и школе, учатся на куклах, на животных, друг на друге и, конечно же, на «проштрафившихся», самых строптивых из которых, по свидетельству праведного гера Ярона Авраама, https://moshiach.ru/view/profile/23816.html обезглавливают прямо на уроках.

Я им не судья, я никогда не желал вникать в историю болезни этих темных душ, и берегу себя от вступления с ними в какой-либо эмоциональный контакт.

Пусть с убийцами евреев выясняет отношения их Творец. От евреев требуется лишь организовать им скорейшее с Ним свидание.

Между тем, важно отметить, что названное желание — направить в иной мир террориста — находится в известном конфликте с действующим израильским законодательством.

Десятки раз, проходя тренировки на стрельбище, я выслушивал из уст адвокатов эту юридическую тонкость: легитимной целью закон признает лишь нейтрализацию покушающегося на убийство, но ни в коем случае не его уничтожение.

Разумеется, во многих ситуациях нейтрализовать террориста оказывается возможным лишь убив его, но, повторяю, с либерально-правовой точки зрения убийство не является самоцелью. Немало израильтян оказывались под следствием, потому что продолжали стрелять в террориста после того, как тот отбросил нож или выронил пистолет.

В соответствии с этой же либеральной доктриной, заключение в тюрьму не преследует цели наказания преступника, но представляет собой лишь его изоляцию, условия которой поэтому могут быть близкими к санаторным.

Я не берусь судить, насколько этот либеральный подход моральней консервативного, позволяющего стрелять в проникшего в дом грабителя, и рассматривающего пенитенциарную систему как карательную по преимуществу.

Вместе с тем я настаиваю, что либеральный взгляд совершенно неадекватен в случае терроризма, который, во-первых, является актом войны, а, во-вторых, войны без правил, войны, исходно не считающейся с конвенциями.

Помимо миссии освобождения Эрец Исраэль в желании убить террориста присутствует также и здравый правовой смысл. Конвенция — это соглашение между государствами и поэтому не распространяется на бандформирования, отрицающие базисные цивилизационные нормы.

Задача военных состоит в том, чтобы либо уничтожить противника, либо добиться его капитуляции. И если жизнь сдавшихся в плен конвенцией защищена, то лишь тех, кто признает ее обязательной также и для себя.

Взгляд этот, хотя отдельные юристы его и высказывают, не принят ни в одной стране Запада. И в США, и в Великобритании имеются военнослужащие, осужденные за убийство обезоруженного террориста.

В то же время именно эти юридические соображения до сих пор позволяют США содержать террористов в тюрьме Гуантанама, в условиях, не отвечающих постмодернистским правовым стандартам.

Между тем сам этот правовой курьез ясно показывает, в какой мере Западное общество бессильно перед террором и исламской экспансией.

Симбиоз правозащитников с джихадистами, сложившийся на Западе в последние десятилетия, представляет собой антитезу нормам иудео-христианской цивилизации, объявленной новой неомарксистской элитой «репрессивной».

Беспрецедентное распространение ислама в Европе и в мире в целом держится исключительно на эксплуатации джихадистами правовой либеральной культуры в своих интересах. Ислам расширяется, опираясь на либеральное право, но с ясной целью заместить это право шариатом.

Кажется, что либерализм загнал себя в тупик и отчаянно бьется головой о стену. Но то не тупик, то «Т»-образный перекресток, в котором следует определиться: поворот налево ведет к полной капитуляции, ведет к легитимации любого зверства, если совершивший его признается «угнетенным»; поворот направо знаменует восстановление тех карательных норм, которые установились в цивилизованном обществе в эпоху модерна.

Рамки правового поля, в пределах которого действовали британцы при подавлении арабского восстания 1936 года в Палестине, необходимы и достаточны.

После 7 октября министр внутренней безопасности Итамар Бен-Гвир ужесточил условия содержания террористов, но в результате натолкнулся на критику всевластной юридической советницы правительства Гали Бахарав-Миара.

Верховная чиновница нашла, что камеры изощренных убийц и садистов недостаточно освещены, и выразила недовольство тем, что они отлучены от ларька, не получают фруктов, а два раза в неделю им выдаются сосиски, которые по мнению диетологов вредны для здоровья.

Но самое прискорбное, что Бахарав-Миара направила следствие над Нухбой в русло гражданского уголовного права, категорически противясь самой идее создания специального трибунала, в рамках которого их можно было бы приговорить к смерти на основании одного лишь участия в садистском рейде, вызывающим прилив гордости у 98% палестинцев.

Прилив гордости сама Бахарав-Миара испытывает, когда уважает «человеческое достоинство» в нелюдях и отстаивает «святость человеческой жизни» именно в их лице.

Позиция эта не только высокоаморальна, но прежде всего неадекватна.

Почет в арабском мире весьма востребован, но это в первую очередь уважение перед социальным статусом, перед силой, а не перед человеческим достоинством, которое как таковое джихадистам неведомо.

Как я уже отметил, жестокости в арабском сообществе учат с яслей, и психологических ролей поэтому там ровно две: обидчик и обижаемый.

Поэтому, когда террорист видит, что с ним обращаются, как с человеком, он может воспринять это только как слабость, только как моральную капитуляцию «неверных», и, соответственно, как свою победу.

И наоборот, когда он содержится в тяжелых унизительных условиях он сознает, что страдает заслуженно. Сознает, что он получил то, чего желал другому, а значит мир адекватен и проблем когнитивного диссонанса у него не возникает.

Какой-то аятолла сказал, что главный враг Израиля, который в конечном счете приведет его к гибели — это его культура. Разумеется, это так: нельзя ограничивать защиту правилами классической борьбы, когда противник избивает тебя ломом.

Итак, желание убить террориста ничего предосудительного в себе не содержит. Если практикующий джихадист не был уничтожен на месте преступления, он должен быть казнен. Если же по недоразумению он все же оказался в тюрьме, то должен содержаться по меньшей мере в таких же нечеловеческих условиях, в которых коротает три пожизненных заключения (обвиненный на основании выбитого под пыткой самооговора) Амирам Бен-Улиэль. Тренировать свой либерализм на этом заключенном израильское правосудие отказывается. Но значит может, когда хочет.