«Тени времени» и «Прикосновение», убеждают в непрерывности связи Времён. Книги эти исповедальные. Но перед кем, перед кем исповедуются эти писательницы? — Перед читателями настоящего и будущего.

Сопричастность чувств, или
Вторая, но не другая жизнь

Виктор Левенгарц

В 2013 году в Дюссельдорфе изданы две книги: Галина Педаховская «Тени Времени»* и «Прикосновение…»** Марии Плисс. Их объединяет не только год и место появления на свет, но и Сопричастность Временам, Событиям и Людям, о которых рассказывают авторы. И в этой сопричастности видна связь стран и эпох.

Сопричастность — особое состояние души, имеющее отношение к чему-либо, когда, рассказывая о событиях какого-то времени, живёшь в нём, переживаешь его и делишься своими переживаниями.

В Германию писательницы приехали из разных городов бывшего Советского Союза. Мария Плисс — петербурженка, Галина Педаховская раньше жила в Одессе. Мало того, что эти два города разделяют многие километры, но сейчас они находятся в разных государствах. Что же объединило авторов? И опять я возвращаюсь к сказанному − их объединила сопричастность истории, неравнодушность к людям и событиям, прошедшим и настоящим.

Сначала мне показалось, что эти книги трёхмерные. Одно измерение — пространство Европы, в том числе и пространство европейской части бывшего Советского Союза с севера на юг, другое — с востока на запад, а третье — время. Но время − величина многомерная, значит, и книги с разнообразными сюжетами, в которых оно существует, тоже многомерны, как и чувства, которые они вызывают.

Перелистываешь страницы одной и оказываешься рядом с героями Г.Педаховской: немецкими поэтами: романтиком Фридрихом Шиллером(«Гимн свету» − так назван очерк о жизни и судьбе поэта) и Генрихом Гейне; с писательницей из Франции Жерменой де Сталь(«властительницей дум поколения, пережившего такое великое событие, как Великая Французская революция»  А.Аникст); с русскими поэтами и писателями Михаилом Лермонтовым, Иваном Буниным, Антоном Чеховым и Сашей Чёрным; чешским − Францем Кафкой; художниками — греческим испанцем Эль Греко и французом Анри Матиссом. Носители других славных имён, а также наши современники «присутствуют» в книге: писатель Чингиз Айтматов, художники Максим Светланови Юрий Лейдман, Илья Аксельрод и писатель и художник Давид Варед, а также основатель и руководитель института парапсихологии «Safita» София Тахалова.

Иные лики и имена, за исключением Лермонтова и Чехова, в книге М.Плисс: это Николай Гоголь, судьба которого оказалась истерзанной, и «Буревестник революции» пролетарский писатель Максим Горький,поэт и писатель  Константин Симонов (его биография полна противоречий, свойственных времени, в котором он жил, писал и, конечно, страдал, а это — предвоенные годы, полные энтузиазма людей, строящих светлое будущее, война и её последствия, разруха, восстановление); один из основателей направления в живописи — «абстракционизм» — художник Василий Кандинский, честолюбивая, тщеславная ИдаРубинштейн и почитаемый в Европе и в России в эпоху Просвещения в XVIII веке французский писатель Франсуа-Мари-Аруэ Вольтер;великийпольскийкомпозитор-романтик Фредерик Шопен ифранцузскаяписательница Жорж Санд.

Читая эти книги, ощущаешь, что находишься уже не в отдалении, а живёшь в одну эпоху с героями книг, и тебя обуревают те же чувства, переживания, которые волновали их.

Начало… Сколько времени мы бы ни жили в другой стране, прошлое остаётся с нами, ибо оно — это не только наши близкие и друзья, но и страны, и города, где мы жили, взрослели, трудились, волновались, влюблялись, женились или выходили замуж.

Мы часто говорим: «Всё начинается с детства». Но однажды я был в Тбилиси в гостях у моего приятеля Гурама. Естественно, было застолье и был предложен тост: «Давайте выпьем за наших предков!» − и все подняли фужеры. Я понял, что для собравшихся за столом этот тост обычный. А ведь и правда, наша жизнь начинается не только с рождения и детства в родительском доме, а намного раньше.

Начало книги Г.Педаховской — это рассказ (но не как форма литературного произведения) об Одессе, о жизни родителей, и потом уже о жизни её семьи в этом городе; об интересных домах и о людях, которые в них жили, в том числе и о дальней родственнице Стефании Марковне (тёте Стеше), которая подарила им что-то из мебели.

«… Она, отдавая нам вещи, хочет продлить их жизнь — ведь в них в какой-то мере её прошлое, это вещи её родителей, а может быть, они даже из более ранних времён в их семье. Она же хочет таким образом продлить и свою жизнь или хотя бы память о ней».

Для автора «Стешино зеркало», которое «приехало» с ней в Германию — это «одна из тонких ниточек, что связывают меня с прошлым», потому что такие «вещие вещи», как однажды дала им определение поэтесса Майя Борисова, связывают прошлое с настоящим, с людьми, их подарившими, с «разными персонажами, которые проходили через холл нашей квартиры». Всё это переплетается в очерке «Тень времени». И как блестит золотая нить, вплетённая в разноцветный орнамент ковра, так искрятся несколько страниц, связанных с молодым поэтом Иваном Буниным, с его первой женой и, может быть, первой сильной любовью, Анной Николаевной Буниной-Дерибас, душа которой «была полна нетерпеливыми желаниями… писать стихи и картины, петь…». Она хотела «сама быть интересной», ибо «жить в тени великого — так скучно». Это было соприкосновениесудеб писательницы и жены писателя в период смены эпох, смены вер, когда «… новая жизнь шумным потоком веселья, брани, драк и праздников выплескивалась наружу…». Тогда многие достойные люди, такие, как Анна Николаевна или графиня Головина, «доживали не свою, не им предназначенную жизнь».

Читающий эту книгу скажет вместе с автором: «Всё прошлое я вновь переживаю…»

Это было в Одессе, но такое же было и в Москве, и в Петрограде, и не перечислить всех мест, где оно было, потому что это страницы истории не только одного города, но и государства.

Открываю книгу М.Плисс «Прикосновение…» и в разделе «Воспоминания» читаю о её прогулках с отцом по Ленинграду, ещё не обрётшему тогда своего старого названия. Дом бывшего Дворянского Собрания, где ныне располагается Большой зал Филармонии имени Дмитрия Шостаковича и Гостиный двор, здание Елисеевского магазина и Публичной библиотеки, Аничков дворец и дворец Белосельских-Белозерских. В этих великолепных постройках ещё витает дух былого, когда здесь жили и работали Иван Крылов и Владимир Стасов, Фёдор Тютчев и Виссарион Белинский, Николай Некрасов и Лев Толстой и многие другие, чьи имена невозможно забыть.

Рассказывая свою биографию, автор говорит о людях, которые её окружали с детства, в школе, в старшем возрасте, в молодости и когда она стала взрослой. А «окружали» её не только личности с прославленными именами, но и 25 соучениц, и школьные преподаватели. Судьбы и тех и других сложились по-разному. Несколько страниц посвящено Людмиле Владимировне Линко, преподавателю истории, которая была классным руководителем и одновременно директором школы. Судьба её «удивительна и трагична, как Время, в котором она жила». В этом повествовании история города и общества, отражённая в личностях, в их отношениях.

«Дом, в котором я жила» − это название одного из очерков того же раздела, в какой-то мере рассказ о строительстве, об архитектуре Выборгской стороны − одного из рабочих района Ленинграда 30-х годов XX века. Но не только. Это рассказ о быте жителей этих домов, об их горестях и заботах, радостях и волнениях. И опять «всё прошлое я вновь переживаю…» вместе с автором.

Рассказы в книгах, посвященные прошедшим годам, десятилетиям, дают представление о былом времени яснее, чем любые учебники, в которых описывается та же история.

Люди недавно ушедшего времени и люди далёкого прошлого. ВекXIXи век XX. Первый очерк «Драма юного гения» в разделе книги Г.Педаховской «Портреты» посвящён Михаилу Лермонтову. Его судьба вызывает участие и сострадание. Мятежность и бесстрашие, гордость и одиночество, грусть и надломленность, разочарование в мире, отчаяние от неустроенности этого мира и невозможности её изменить, всю короткую жизнь преследуют Поэта.

В год смерти Лермонтов написал стихотворение с пронзительными строчками: «Выхожу один я на дорогу… Что же мне так больно и так трудно… Уж не жду от жизни ничего я… Я ищу свободы и покоя! / Я б хотел забыться и заснуть!». И эти мысли эхом перекликаются с высказанными годом ранее, когда поэт, ещё не предвидя, а может быть, и предвидя свой уход из жизни, написал:

«И скушно и грустно! — и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…»

А такие минуты — это вся его жизнь.

 Несколько больше страниц книги «Тени времени» посвящены поэту Генриху Гейне, о его трагической судьбе, душевные переживания которого напоминают переживания Лермонтова.

Поэт родился в Дюссельдорфе, и писательница рассказывает о его жизни в этом городе, о значении города в судьбе поэта:

«Особенно хорошо он помнил Болкерштрассе, где в доме № 53 он родился. Уже взрослым он вспоминал, сколько сотен шагов вдоль по Болкерштрассе до башни Якоба, до старой ратуши, до памятника Яну Веллему, взобравшись на пьедестал которого, девятилетний Гарри смотрел на шумное, красочное вступление войск Наполеона в Дюссельдорф», и чуть дальше: «Для Гейне Дюссельдорф остался на всю жизнь городом с двумя лицами: ускользающий в сумерки прошлого город сказок и легенд и радостный шумный город на Рейне с ярмарками, храмовыми праздниками, парадами стрелков, украшенный вымпелами и флажками, звучащий гулом салютов, весёлой медью оркестров».

В городе находится необычный памятник поэту скульптора Берта Герресхайма. На низком постаменте покоится часть головы уставшего человека. Глубоко посаженные глаза закрыты. От левого глаза глубокий рубец пересекает лоб. Другой идёт к переносице. Два шрама на щеке. Это посмертная маска Генриха Гейне. Словно закабалённая душа заключена в конструкцию из металлических стержней. Чуть поодаль ещё фрагменты той же головы: часть носа, ухо. Отдельно на газоне лежит раскрытая застёжка-молния. Две стороны её — это, возможно, Германия и Франция в сердце поэта. Шрамы и рубцы, рубцы и шрамы говорят об израненной, разорванной душе. Всё время, может быть, за редким исключением, поэт метался в поисках выхода из этого состояния. «Моя внутренняя жизнь, − писал он, − была печально-задумчивым погружением в мрачные дебри мира грёз, только по временам освещавшихся фантастическими молниями…».

В заметке «Поэт пришёл к поэту» автор рассказывает, как «встретились» два великих современника, два властителя дум своего поколения: Александр Пушкин и Генрих Гейне. «Встреча» произошла в 2001 году в Дюссельдорфе на выставке в Институте Гейне, куда были привезены из московского Музея Пушкина материалы, связанные с жизнью поэта в первой половине XIX века. Там же, 10-ю годами позже, была проведена выставка «Русский Гейне».В эссе с тем же названием речь идёт о «русском» поэте Гейне, о не поддающихся подсчёту созданных в разное время переводах его произведений на русский язык, о написанных в России и в Советском Союзе музыкальных произведений на стихи поэта.

Генрих Гейне — это Дюссельдорф, «Сокровища музеев СНГ на Рейне» — это Дюссельдорф. Очерки о выставках «В тиши музейных залов» — это тоже Дюссельдорф. III поэтический турнир и статья о нём − также Дюссельдорф. Это «путешествия» по Дюссельдорфу, а точнее по его выставочным и общественным залам.

Но в книге есть и экскурсия «Прогулка по Дюссельдорфу.Из прошлого в настоящее», в которой автор приглашает прогуляться по улицам города, углубиться в его многовековую историю, в его географию, в его архитектуру, во времена создания многочисленных памятников, в среду его обитателей и выдающихся личностей, сыгравших в прошлом существенные роли — основателя города графа Адольфа V фон Берга (конец XIII века) и курфюрста Яна Веллема (1658 — 1716 гг.), Иоганны Эй (конец XIX — первая половина XX вв.), которая поддерживала молодых художников и именем которой названа Муттер-Эйшрассе − улица Мамаши Эй, и обер-бургомистра Вильгельма Маркса, театрального деятеля Карла Лебрехта Иммермана (1796 — 1840 гг.) и композитора Феликса Мендельсона-Бартольди (1809 — 1847 гг.), создателя социальной сети Колпингхаусов католического священника Адольфа Колпинга (1813 -1865 гг.) и многих других. Читая этот очерк, воспринимаешь историю города уже в лицах.

Это всё — Дюссельдорф. А началось это не в Дюссельдорфе, а, возможно, в Амстердаме (так я думаю, перечитав ещё раз повесть «Ночь в Амстердаме»).

Любой рассказ, очерк, эссе, любая статья, даже небольшая зарисовка о местах, по которым гулял автор, − это, прежде всего, рассказ об ощущении бродившего по этим местам, о его восприятии этих мест. Героиня повести Тина«непринуждённо чувствовала себя на многолюдных улицах, шумных перекрёстках, любила ощущение слитности с незнакомой толпой,… жадно впитывая и откладывая в памяти всё новое, незнакомое…». Это было ночью в Амстердаме, а позже такое же случилось в Дюссельдорфе, где ночь растянулась на годы и, казалось бы, началась у автора книги другая жизнь. Казалось бы? Нет, не другая. Другими были только внешние обстоятельства, внешняя канва, канва сильная, мощная, но внешняя, ибо суть внутренняя не изменилась, возможно, приняла несколько другую форму.

 Книга «Тени Времени» — это меняющиеся состояния автора. Меняющиеся, но не во всём. Она не нашла себя, потому что найти можно только то, что потеряно. Но она, ничего не теряя, продолжила свою внутреннюю жизнь, свои искания. «Она чувствовала, что может и дальше жить на том, когда-то выбранном уровне, душа рвалась, летела, ещё не растеряв, не утратив того, что было ей отпущено…». И прежняя жизнь не раскололась, не исчезла, а приняла другую форму, в сущности, оставаясь той же жизнью.И в этом, по-моему, главное и в «Ночи в Амстердаме», где её героиня, чем-то похожая на автора повести и всей книги. Вспоминается последнее предложение в автобиографии Сергея Есенина «О себе»: «Что касается остальных автобиографических сведений, — они в моих стихах».

В повести, в статьях, в очерках Г.Педаховская выступает в разных ипостасях: блестящего писателя и рассказчика, искусствоведа и экскурсовода.

Обе книги многомерны. Нельзя не согласиться с утверждением Г.Педаховской, что: «Древнее знание не должно исчезнуть». Это название научно-популярного исторического очерка об исчезающем этносе. В нём речь идёт о народе караимов, первые сведения о котором появились в VIII веке и религия которого является одной из ветвей иудаизма. Этнос, возникший на Алтае, впоследствии в результате миграции попал в Персию, а оттуда устремился на север и, обойдя по западному берегу Каспийское море, через Хазарию в Причерноморье, оказался в Крыму. После Крыма его путь лежал на Западную Украину в сторону города Галич, а некоторая часть караимов проделала путь ещё севернее — в Литву.

Есть события, которые никого не могут оставить равнодушным, о которых было и будет много написано, и, когда мысленно возвращаешься к ним, холодеет душа.

И в той, и в другой книге речь идёт об аде, происшедшем в Бабьем Яре в Киеве в начале Великой Отечественной войны. «Не забывайте нас — мы тоже жили на этой земле…» − назвала свой очерк Галина Педаховская. «Бабий Яр. Крик безмолвия» − это название материала Марии Плисс. Эти два очерка, написаны по следам бесед с Владимиром Георгиенко, заслуженным деятелем искусств Украины, членом Президиума Украинского фонда «Память Бабьего Яра», представителем фонда в Германии, создавшим серию из 5-ти полнометражных фильмов о Бабьем Яре. В основе его фильмов лежит чужая боль, чужая трагедия, которые он чувствует и переживает, как будто всё произошло с ним.

За два дня, 29-30 сентября 1941 года, было уничтожено 33731 еврейских жителя Киева, «именно еврейские женщины, старики и дети открыли в Бабьем Яру страшный счёт» − говорит В. Георгиенко. Но общее количество погибших там и не только евреев приближается к двумстам тысячам. Это удар не только по настоящему, но и по будущему, по ещё не родившимся потомкам уничтоженных матерей.

Найдено одно слово, которое отражает состояние при чтении этих материалов. Это слово «КРИК». Оно есть и в названии очерка М.Плисс и в стихотворении Евгения Евтушенко «Бабий яр»: «…И сам я, / как сплошной беззвучный КРИК, / над тысячами тысяч погребённых. / Я — каждый здесь расстрелянный старик. / Я — каждый здесь расстрелянный ребёнок». Это крик-отчаяние, крик-боль, крик-сострадание, крик-обращение к потомкам и крик-предостережение. Потому что, как говорит В. Георгиенко: «Там (в Бабьем Яру — В.Л.) всё явственно стонет, кричит, взывает к отмщению, всегда помнить и не придавать забвению», потому что, как написала Г.Педаховская: «Размах этой чудовищной акции не в силах вместить ум нормального человека».

В конце интервью В.Георгиенко сказал: «Потрясения, которыми начался XXI век, вызывает страх за судьбу человечества. Мне порой кажется, что я снова стою на обрыве…». Потому что «всё прошлое он вновь переживает…»

Но, несмотря наэтот страх, от дня сегодняшнегоникуда не денешься. Ему посвящены многие разделы книг.

Сегодняшний день…. В очерке «Дюссельдорфский клуб «Neue Zeiten» живёт и развивается» М.Плисс пишет об успешном проекте Зиновия Эрлихмана и Лидии Арбаковой. Многолетняя деятельность организованного ими клуба многогранна, разнонаправлена и… увлекательна. Потому что без увлечения ничего не получится. Одна из главных (хотя трудно выделить главную) граней работы клуба — интеграция в немецкое общество, в новую среду людей, приехавших в Германию на постоянное место жительства из разных стран бывшего Советского Союза. И один из путей для этого − Дискуссионный клуб «Моя интеграция», который уже много лет бессменно возглавляет Л. Арбакова. Тема интеграции в немецкое общество затронута в нескольких материалах обеих книг. Ещё одна грань: издаваемая с 1999 года редактором Г.Педаховской и председателем клуба Л.Арбаковой газета «Neue Zeiten», в которой рассказываются и обсуждаются не только насущные темы и вопросы нашей жизни, но и публикуются материалы о происходящих выставках, концертах, «рисуются» литературные и художественные портреты интересных личностей прошлого и настоящего времени и т.д и т.п.. Следующая грань − организация путешествий по ближайшим городам земли Северный Рейн-Вестфалия (СРВ). И соседствует с этой гранью продолжавшийся целый год проект клуба «Фестиваль еврейской и русской культур», в котором принимали участие представители еврейских общин городов СРВ.А литературная гостиная «Шаг навстречу», организатором и постоянным ведущим которой является Рафаэль Айзенштадт (он же актёр Театра одного актёра и автор трёх книг; М. Плисс в своей книге посвятила ему очерк «Одессит из Дюссельдорфа»)? В гостиной «присутствуют» и литература, и радость общения завсегдатаев гостиной. А организация десяти поэтических турниров в Дюссельдорфе и семинаров «Творческие импровизации»в Эрлингхаузене? Это всё грани «многогранника» клуба «Neue Zeiten».

Энтузиасты, без увлечённости которых всего перечисленного могло и не произойти: Галина .Педаховская и Рафаэль Айзенштадт,Лидия Арбаковаирано ушедший из жизниЗиновий Эрлихман («По профессии актёр, прекрасный организатор…Присущие ему черты доброты, детскости, открытости, ранимости привлекали к нему людей. Он придумывал весь «джентльменский набор» клубной работы: вечера, концерты, встречи, поездки, задавая тон своим обаянием, улыбкой» М.Плисс). Это именно они совершили Шаг навстречу Новым временам. Их работа и не только их, а всех, причастных к ней, — это «Голос сердца». (Кстати, так назвала Педаховская материал о композиторе и исполнительнице песен восточно-европейских и испанских евреев и цыган немке Катарине Мютер).

Голос сердца слышится, когда «видишь» другие портреты на «выставке» М.Плисс и читаешь о них. Даже не «голос сердца», а голоса сердец автора и её героев.

При чтении очерков-новелл «Шопена печальный аккорд», «Грустная история», «Ещё одна история любви», вспоминаются строчки из «Песен песней Соломона»: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской;…крепка, как смерть, любовь;… стрелы её — стрелы огненные…».

Наверное, это и чувствовали разные по темпераменту герои.

В очерке «Шопена печальный аккорд» рассказывается о встрече и любви великого польского композитора Фредерика Шопена и французской писательницы Жорж Санд.Они познакомились в Париже в 1837 году, и их совместная жизнь там продолжалась в течение 10 лет. Это оказался именно тот случай, когда противоположные полюса притягиваются. Он — романтичная натура − «не любил опускаться в реальный мир жизни» (М.П.). Она же «любила жизнь во всех её проявлениях» и вместе с тем опекала Фредерика. Возможно, что эта «материнская любовь» (выражение Жорж Санд) надоела «сыну». Тогда же художник Эжен Делакруа создаёт их двойной портрет, когда-то разделённый на две части: одна половина хранится в Париже в Лувре, другая — в Копенгагене. Французская часть портрета, где изображен композитор, долгое время мучит меня своей печальной и какой-то обнаженной правдой. Посмотрите в его широко раскрытые глаза. Что в них? Страх ли, волнение ли, возмущение ли, испуг ли? Чего он ждал от встречи с Жорж Санд? Любви? Покоя? Оправдались ли его ожидания и надежды? Когда смотришь в эти глаза, возникает навязчивая мысль, что не очень счастливо он жил в это время, которое, несмотря ни на что, для композитора было очень плодотворным. Ведь он любил Жорж Санд!

И если название этого очерка можно отнести ко всей жизни композитора и его уходу из этой жизни, то что-то навязчивое говорит мне, что не только.

Жена художника Василия Кандинского («Ещё одна история любви»), Нина, всю свою жизнь посвятила творчеству своего мужа и, будучи его единственной прямой и духовной наследницей, не только пропагандировала его творчество, но была и организатором его выставок. Она сделала максимум возможного, чтобы картины художника попали в лучшие музеи мира — в музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, в центр Помпиду в Париже, в галерею Ленбаха в Мюнхене.

Страсть и, возможно, не одна (его любили многие женщины, и он не был к ним равнодушен), в плену которых много лет находился русский писатель Иван Тургенев(1818 — 1883), описываются в «Грустной истории». Любовные страдания, которые переплетались с грустью по ушедшей молодости, напомнили один из парадоксов Оскара Уайльда: «Трагедия старости не в том, что мы стареем, а в том, что остаёмся молодыми». С Полиной Виардо Тургенев познакомился в ноябре 1843 года, когда ему было 25 лет. (Знакомство и более чем обоюдная симпатия продолжались 38 лет). В 1868 году, когда писателю было уже 50, он писал ей: «Я не могу жить вдали от Вас. Я должен чувствовать личную близость, наслаждаться ею. День, когда Ваши глаза не светят мне, — погибший для меня!». Будучи уже 59-тилетним мужчиной, Тургенев испытывал сильные чувства, которые были взаимными, к баронессе Юлии Вревской. Но что-то препятствовало тому, чтобы сделать ей предложение и вступить с ней в брак. И он опять остался один. Вероятно, последней страстью на склоне лет (ему было 62 года, ей — 25!) была его любовь к Марии Савиной, актрисе Санкт-Петербургского Александринского театра. Это чувство было, как он писал ей: «Стремление… к обладанию и отданию самого себя» Но и эта встреча оказалась только ничем неоконченным любовным романом. Он всегда нуждался в любви, как в воздухе. Он не мог не любить, как не мог не дышать. Это постоянное состояние из-за каких-то придуманных им самим препятствий приводило к страданиям, и закончились Одиночеством.

«Посол русской интеллигенции», как его называли друзья, Тургенев много сделал, чтобы в европейских странах знали и интересовались русской культурой. Поэтому так же назвала М.Плисс очерк об этой стороне деятельности писателя. Он познакомил европейцев с сочинениями Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, с живописью Василия Верещагина, с работами скульптора Марка Антокольского, с современными политическими и художественными веяниями в России.

Очерк «Боль души Гоголя», с одной стороны, — это не только энциклопедически краткая биография великого русского писателя и краткий исторический экскурс в его творчество, но и описание его нравственных исканий. Рисуя образ писателя, показывая значимость его произведений, М.Плисс говорит и о его заблуждениях, высказанных им в «Выбранных местах из переписки с друзьями», его отказ от всего написанного, и о реакции на эти заблуждения В. Белинского, высказанной в письме к писателю. Реакция Николая I тоже не заставила себя ждать, приняв форму наказания. В 1849 г. в Петербурге арестовали членов кружка Петрашевского, среди них − Ф.М.Достоевского. Ему инкриминировали не увлечение Фурье и Сен-Симоном, а чтение письма Белинского Гоголю, за что он и был осужден на смертную казнь. Тургенев за его некролог на смерть Гоголя, в котором он назвал его Великим, был отправлен в ссылку в своё имение. Временами трагическая жизнь Гоголя вспоминается, когда смотришь картину Ильи Репина «Гоголь сжигает рукопись второй части «Мёртвых душ» (1909 г): страшные муки, исказившие лицо сумасшедшего человека.

Если некоторые встречи М.Плисс («Однажды моим попутчиком по купе оказался лётчик, генерал, Герой Советского Союза…») можно назвать случайными, то многие другие «встречи», о которых она пишет в книге, случайными не назовёшь.

«Свидание с Идой Рубинштейн» — очерк о портрете Иды Рубинштейн, написанном Валентином Серовым в 1910 году, − тоже «встреча», кстати, перекликающаяся с очерком в книге Г.Педаховской «Bonjour, Russland». Но если в «Bonjour, Russland» рассказывается о выставке, то здесь, мне кажется, говорится о любви актрисы к себе, к своей славе. Но не только о такой любви, но и о честолюбии, тщеславии, о преодолении всех возможных препятствий, возникающих при реализации задуманного: «Я не могу идти рядом с кем бы то ни было. Я могу идти только одна». Так думала и так действовала напористая в достижении поставленной цели актриса. Портрет, нет всё-таки картина, вызвавшая у многих, в том числе и у именитых художников, непонимание. Илья Репин назвал «Иду» кратко: «Это гальванизированный труп!». «Это просто безобразие!» − вторил ему Василий Суриков. «Красота на грани уродства», − писали об этом портрете.

Это полотно напомнило мне работу Эдуарда Мане «Олимпия», написанную в 1863 году. Их разделяют 47 лет. «Олимпия», выставленная в салоне в 1865 году, породила один из знаменитых скандалов в истории живописи. Может быть, потому, что и та, и другая картины были вызовом не только общественному мнению, что для художника не так важно, но это были новые шаги в живописи, русской, и французской, новое понимание её целей.

Но не только Париж с его искусством, драмами любви, трагедиями жизней, русскими сезонами и пр., и пр. присутствует в этой книге. Так же, как и в книге «Тени времени», здесь присутствует Германия в прошлом и в настоящем.

На страницах, посвящённых жизни Чехова во Франции в книге Г.Педаховской, в рассказе о после русской интеллигенции Тургеневе, в очерке о разрываемой страстями и заблуждениями душе Гоголя говорится о духовной близости двух стран.

В статье «Немцы в истории Петербурга» М.Плисс кратко перечисляет многие виды деятельности, в которых участвовали немецкие учёные, инженеры, промышленники, организаторы производств, архитекторы, медики, чиновники высокого ранга, специалисты в других областях. Например, Г. Лейбниц, приехавший в Россию по просьбе Петра I, разработал проект государственного устройства и стоял при организации Академии наук; генерал-губернатор Петербурга Х. Миних, активно работавший в 30-40 гг. XVIII века; банкир барон А. Штиглиц, на свои средства открывший в Петербурге в 1876 году Центральное училище технического рисования; Д. Отт, по его инициативе и под его руководством был создан Институт акушерства и гинекологии, деятельность которого продолжается и сегодня. Начало этому учреждению положил основанный в 1797 году Повивальный институт при Императорской родильне. И многие другие выдающиеся личности, достойные упоминания, но не упомянутые, ибо перечисление их имён займёт более страницы. Многие из них были обрусевшими немцами.

«Театр!.. Любите ли вы театр, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость?» — вслед за Белинским повторяет М.Плисс уже своё страстное признание в любви к театру. В книге ему посвящается много страниц. Автор выступает в роли драматурга, так как написала в соавторстве с Нелли Куниной пьесу «Горький мираж», рассказывая о жизни Максима Горького в непростое для него и для страны время, о сложных взаимоотношениях писателя с власть предержащими. Также она предстаёт в ролях театроведа и просветителя в двух очерках «Мудрецы» среди нас» и «Театралы, не пропустите!», объединённых общим названием: «О русских театрах Дюссельдорфа». И в роли восторженного зрителя в очерке «Праздник, возвышающий душу» о литературно-музыкальной композиции Галины Молотковой по повести А.Куприна «Суламифь» и библейской «Песен песней Соломона» в театре «Голос» города Эссен, в которой торжествует Гимн настоящей Любви. Как гроздь винограда на солнце светится лицо простой девушки Суламифи, которая пела в винограднике песню, оказавшейся песней любви и Песнью Песней пресыщённого любовью многих красавиц царя Соломона.

В очерке «Мудрецы» среди нас»М.Плисс рассказывает о спектакле по пьесе А.Островского «На всякого мудреца довольно простоты», который в театре «Кулисы» поставил режиссер Вячеслав Лисин. Каждый режиссёр ставит спектакль так, как он прочёл пьесу. В спектакле заняты 15 человек и почти15 абзацев этого очерка − это похвала актёрам. И не только актёрам, но и литературному редактору, художнику, художникам по костюмам и по свету, музыкальному оформителю − всем участником этого действа, которое называется «ТЕАТР». И именно поэтому желающие попасть на спектакль «лишний билетик спрашивали, как в лучших столичных театрах».

И второй очерк «Театралы, не пропустите!» о спектакле «Стриптиз», сделанном по памфлету польского писателя Славомира Мрожека тем же режиссёром в том же театре. Аскетизм постановки вытекает из содержания пьесы о сложных отношениях человека и ВРЕМЕНИ, человека и тоталитарного государства, в которых он живёт.

Ещё об одном дюссельдорфском театре — «Наш театр» и его постановке и актёрах, о театральной молодёжной студии под руководством основателя и режиссёра этого театра Эриэля Гаврилова рассказывается в очерке.

Когда я писал эту статью, то понимал, что нахожусь в состоянии, когда нужно или хочется (часто это совпадает) объять необъятное (Авторы тоже стремились к этому), и забывал, что это безумство, ведь необъятное же необъятно. Но «безумству храбрых поём мы песню!». В 437 страницах одной книги и в 290 страницах другой уместилось многое из жизни авторов и их героев. Некоторые очерки, статьи, связанные с определёнными датами, были опубликованы в газете «NeueZeiten», в журнале «Партнёр» и в других изданиях.И, несмотря на то, что желание объять необъятное противоречит высказанному Гёте правилу: «В ограничении узнаётся мастер», − книги читаются с интересом и хочется, чтобы больше людей с ними познакомились.

«Тени времени» и «Прикосновение», убеждают в непрерывности связи Времён. Книги эти исповедальные. Но перед кем, перед кем исповедуются эти писательницы? — Перед читателями настоящего и будущего. Такие книги — это дороги к другим поколениям.

_____

*) Педаховская Г.И. Тени времени. — Дюссельдорф, 2013. — 440 стр., илл.
**) Плисс М.А. Прикосновение… — Дюссельдорф, 2013. — 292 стр., илл.