Проходят годы, и факты меняются на притчи. Новое поколение евреев и неевреев знает об этом понаслышке. Кое-кто заговорил о «колбасной» эмиграции. Когда меня спрашивают: «Не мучит ли меня ностальгия по бывшей родине?» Я вспоминаю того проводника из вагона «Чоп–Вена» и ностальгию как рукой снимает…

Колбасная эмиграция

Анатолий Стеклов

Окончание. Начало

Мы уезжаем

Рано утром за нами пришло такси. Доехали до железнодорожного вокзала. Скорый поезд «Москва – Бухарест» должен был довезти нас до Чопа. Там пересадка на поезд «Москва— Братислава». Проводить нас пришло человек десять. Даже провожать уезжающих в Израиль было небезопасно. Прощались надолго. Никто не знал, когда мы еще увидимся и приедем ли мы в Черновцы опять. Холодный воздух перрона забирался под куртку. Прощались почти без слов. Здание Черновицкого вокзала смотрело на нас большими полукруглыми окнами.

Через несколько часов мы приехали в Чоп. В Чопе — я третий раз. Вспомнил документ, подписанный мною три года назад: «Вы предупреждены, что в случае задержания в закрытой зоне в третий раз, вам грозит тюремное заключение до 3-х лет». Но в этот третий и последний раз я был в Чопе законно. У нас были визы на выезд в Израиль.

Разгружаемся на вокзале. Вооруженные солдаты-пограничники дежурят у дверей каждого вагона. Проверка документов. Пока все в порядке.

До взвешивания багажа и посадки на следующий поезд еще далеко. Мы бродим во вокзалу. В этот раз уезжало шесть еврейских семей.

— Что вы везете? Вы везете веники сорго? — спросил меня мужчина, направляющийся к сыну в Израиль.

— Нет, не везем. А что это такое?

Оказалось, что веники сорго — это обычные бытовые желтые веники. У мужчины этими вениками был забит чемодан. У меня был чемодан с деревянными ложками. Боже, как это было не смешно тогда!

Отцу пришло время сделать укол инсулина. Он страдал от диабета. Родители и дети устали. Поднимаюсь на второй этаж вокзала, узнав о том, что здесь есть восемь гостиничных номеров.

— Можно снять номер на три часа? Мы заплатим за целые сутки, — говорю.

— Можно. Ваши паспорта, пожалуйста.

— У нас нет паспортов, только визы.

— Тогда нельзя! Мы лицам без гражданства гостиницу не сдаём…

Поискал глазами знакомого бригадира грузчиков. И нашел. И он узнал меня. Все повторилось опять. Тот же туалет, та же поза у писсуаров. Я передал ему деньги.

— Что ты хочешь провести через границу? Кого провожаешь? — спросил бригадир.

Я понял, за деньги через неприступную советскую таможню многое можно было провести.

— Ничего, — отвечаю, — у меня ничего незаконного нет. Немного лишнего веса. Помоги, чтобы нас меньше шмонали. В этот раз я уезжаю сам.

— Я все сделаю, -ответил бригадир, — Счастливо тебе, парень. Ты правильно делаешь, что уезжаешь…

Таможенники перевернули четыре чемодана, выбрасывая содержимое на большие столы. Несколько чемоданов даже не открыли. Ничего не вернули. Или почти ничего…

Неожиданно один, особо рьяный таможенник, увидел военные медали тестя: «Медали провозить нельзя!» Тесть опешил: «Это мои медали. Как я без них?» Замешательство, заминка. Заминок не должно быть! «Пожалуйста, верните отцу медали» — попросила моя жена.

Подошел старший офицер: «Сержант, верните медали старику. Заслужил — пусть везёт»

Ну, вот и поезд. У нас два купе на семь человек и двенадцать чемоданов. Ничего, вытерпим.

— Всем зайти в купе! Никуда не выходить! Не высовываться!

Солдат-пограничник направил дуло автомата прямо мне в лицо. Дети заплакали.

— Всем сидеть! В окна не смотреть! Переезжаем границу Советского Союза!

Вытерпим…

Наступил вечер этого длинного-предлинного дня. За окном стемнело. Поезд медленно полз по землям Чехословакии. Скоро Братислава. Ночь нам предстояло провести в этом поезде. Жена увидела, что соседнее купе совершенно свободно.

— Можно ли ночевать в пустом купе? — спрашиваю проводника.

— Нельзя. Не положено! — неожиданно грубо ответил проводник. — Приедете в свой Израиль — там дадут больше.

Мои глаза налились кровью. Мне было 35 лет. За плечами служба в армии, занятия вольной борьбой.

Вот он, последний гад-антисемит, которого я вижу в СССР. Советские пограничники уже ушли. Я ринулся на этого маленького черноволосого человечка. Он должен за всех ответить. Я уехал, но не попрощался с ними! Не расплатился за все: за слово «жид», за разбитые памятники на еврейском кладбище, за 5-летнего Витьку, обзывавшего моего сына еврейчиком. Витька — это новое, следующее поколение антисемитов. А до этого был кирпич, брошенный нам в окно с надписью «жид», когда мне было 8 лет. Это никогда не кончится. Государственный антисемитизм рождает бытовой антисемитизм. Бытовой антисемитизм питает государственный. Круг антисемитизма не разорвать. Вспомнил, как в школе группа пацанов из старшего класса напала на меня, крича «Изя — еврейчик!» Я их не знал. Мне удалось повалить одного из них на землю и бить, бить, бить…Каждое поколение евреев имеет своё поколение антисемитов. Вспомнил, как после службы в армии долго нигде не мог устроиться на работу — «Отъезжающих не берем», хотя тогда я еще и не думал об отъезде. Устроился по блату. За дядю Мишу, который молился нашему Богу, выключив на всякий случай свет в комнате. За «бесплатное» образование, на которое бесплатно всю жизнь ишачили мой отец и мать. Он, этот маленький проводник, заплатит за всех! За то, что выгнали в феврале с детьми и стариками на улицу, отобрав нашу квартиру. За то, что мы им дали больше, чем они нам.

— Нет, — заорала жена, — мы еще в Чехословакии! Назад!

В это время в вагон вошли чехословацкие пограничники. Проводник засмеялся и скрылся в своем купе.

— Проверка документов, — вежливо по-русски сказали чехословаки. Никаких происшествий. Они прошли дальше по вагону.

Дети уснули. Жена держала меня за руку. Успокоится я не мог. Она была права: надо проехать через советские двери… Дождусь Австрии.

К утру я не выдержал — уснул. За окном было утро. По времени уже должна быть Австрия. В окне: цветные аккуратные домики, асфальтированные дороги. А где же пограничная проверка? Где советский проводник? Его не было. Ни в купе, ни в вагоне проводника не было. Он исчез. Видимо он сошел в Братиславе, где производилась замена рабочего состава.

Постучавшись, вошел австрийский пограничник. «Всё, — понял я, — мы проехали дверь».

Перед тем, как проверить наши визы, первое, что сделал австриец, — дал нам еще два соседних свободных купе. «Вам удобно?»

Нам удобно!

Вена, Рим и прочие Ладисполи

К середине дня мы приехали в Вену. Сошли на вокзале, разгрузили чемоданы. Только сейчас до меня стало доходить, что дальнейшая часть нашей поездки совершенно не ясна. Что делать дальше? Главная цель — выезд из СССР — была достигнута. Двери остались позади.

Давая историческую оценку факту выезда большинства еврейского народа из Советского Союза, необходимо сказать, что эта задача состояла из двух частей. Самой трудной и рискованной была первая часть: уехать из антисемитской страны, увезти детей, уехать из страны, которая даже не сделала попытки задержать, выяснить причины уезда миллиона её граждан, фактически подталкивая и выталкивая их.

За все годы еврейского исхода правительственные газеты России, радио и телевидение ни разу не выступили в поддержку евреев, не попытались разобраться и хоть как-то объяснить причину бегства законопослушных граждан из страны, ни разу не остановили акты антисемитизма ни в быту, ни наверху.

Как и Гриша, осудивший своего лучшего друга деда Соломона за желание выехать в Израиль, нашлись и другие евреи, которым было хорошо. По телевизору показывали евреев — деятелей культуры и науки, которые не «понимали» и осуждали своих братьев.

Объявляли о том, что некоторые евреи вернулись обратно из Израиля в Советский Союз. Этот факт раскручивался средствами массовой информации СССР повсеместно. Был запущен в оборот даже антисемитский анекдот:

«Едут два парохода навстречу друг другу, один в Израиль, другой из Израиля. На первом пароходе, том, что в Израиль, на палубе стоят евреи и крутят у виска пальцем. На втором возвращающиеся в СССР евреи показывают тоже самое едущим в Израиль».

Евреям, мол, всегда чего-то не хватает. То они уезжают, то они приезжают. Они сами не знают, чего они хотят. «Еврею хорошо в дороге…»

Конечно, были и те, кто вернулся. Это было исключением, подтверждающим правило: люди все разные, и евреи все разные. Возвратившихся прозвали «Дважды евреями Советского Союза». Их были единицы. Их число не входило ни в какое сравнение с сотнями тысяч уехавших и никогда не думавших о возврате в СССР.

Потом, оказалось, что Израиль не очень-то был готов к приезду миллиона новых репатриантов. Действительно, некоторые уезжали из Израиля из-за бытовых проблем. Но не обратно в Советский Союз, а в Америку, Канаду, Италию, Австрию. Собственно, для этого мы и убежали оттуда, чтобы жить в свободном мире свободной жизнью. Так же как, скажем, не все испанцы живут в Испании, а французы во Франции, так и евреи не все живут в Израиле.

Мой друг Артур из Бухары, вырос в Австрии. Его родители, попав в Израиль и не найдя там себе места, уехали в Австрию. Артур окончил в Вене школу, потом колледж. Его родной язык — немецкий. Сейчас вся семья живет в Америке. Эти факты совершенно не означают, что евреи разлюбили или предали Израиль. Поддержка Израиля — краеугольный камень жизни евреев любой страны. За существование и благополучие Израиля евреи молятся в Америке и Мексике, в Аргентине и Франции, в Марокко и России.

Что делать по приезду в Вену? Нас встретили люди в израильской военной форме. Это были представители посольства Израиля в Австрии.

— Вам куда? — по-русски спрашивали они. Тем, кто ехал в Израиль, они помогали поднять чемоданы, везли в аэропорт.

— Мы в Америку, — говорю.

— Никаких проблем. Вам туда, вас там встретят другие, — отвечали они.

Скоро, на маленьком микроавтобусе молодой еврей, говоривший по-русски с польским акцентом, отвез нас на специально приготовленную для нас квартиру. Начались австрийские каникулы.

Вена была прекрасна. В апреле уже было тепло. Множество людей передвигалось на велосипедах, в лёгких ярких одеждах. Расцветали деревья. Улицы Вены, чистые, вымытые шампунем, были заполнены множеством автомашин, новых, цветных, разных марок. Дома покрашены и отремонтированы. Мы же, приехав из-за железного занавеса, выглядели экзотически. В кроличьих меховых шапках, в теплых войлочных сапогах, в дешевых тряпичных куртках — на нас смотрели, как на пещерных людей.

На вокзале «поляк» прислал мне в помощь носильщиков, но я решительно отказался. Еще утащат один чемодан! Расставив своих стариков по углам, я один перетащил все двенадцать чемоданов.

Нам помогал ХИАС — старейшая в мире американская еврейская благотворительная организация. Деньги на переезд евреев в Израиль и Америку выделял великий и могучий ДЖОЙНТ, Американский Еврейский союз. Обе организации существовали на пожертвования американских евреев.

Привезли нас в добротное шестиэтажное здание, на втором этаже которого было организовано что-то вроде общежития. Здесь было 12 отдельных комнат, 3 из которых выделили нам. Посредине была большая кухня, два холодильника, телевизор на стене. Те, кто приехал на неделю раньше, поучали новеньких, как надо жить в Вене: «Супермаркет вот здесь. Хлеб дешевый — там. Автобус — дорого, пешком дешевле — Вена не такая уж большая». Жили мы недалеко от старинного парка Пратер. В этом парке мы гуляли с детьми, ели великолепное мороженное. Там же впервые увидели игровые автоматы.

Начиналась новая жизнь. В углу в мусоре валялись привезенные войлочные сапоги, старые шапки.

Нас вызвали в посольство Израиля подписать отказ от израильской визы. Проходило это совершенно безболезненно. С удивлением мы смотрели на украшения иудаики на стенах и столах серьезного офиса. Смотрите, израильский флаг на стене, а вот минора — семисвечник. Сотрудники посольства при входе целовали мезузы на дверях. Всё это свободно, без стеснения. Мы, забитые бесправные советские евреи, смотрели на это с открытыми ртами. Мы отходили от галута.

В посольстве Израиля нас не стыдили за то, что мы хотим уехать в Америку, не пытались изменить наше решение. Много лет спустя, уже в Америке, мне посчастливилось услышать выступление бывшего Советника посольства Израиля 1987 года в Австрии, Дана Ашбеля, перед русскоязычными евреями:

— Нет, мы не противились тому, что русские евреи едут мимо Израиля. Мы хотели показать, что они находятся в свободном мире, и могут свободно принимать решение, где им жить и куда ехать. Мы были уверены, что произральские чувства этих людей не изменятся, где бы они не жили, и мы не ошиблись.

А потом, под аплодисменты публики, добавил:

— Это я лично подписывал вам в Вене отказы от израильской визы!

К моему удивлению, евреи-беженцы из СССР, уехавшие из Вены и Рима в Израиль, а не в Америку, через много лет начнут говорить о каком-то неправильном решении тех, кто уехал в США. Появились осуждающие голоса, мол один галут променяли на другой. Нас обвинили чуть ли не в каком-то предательстве Израиля, заговорили о «колбасной» эмиграции в сытую Америку.

Ничего подобного, конечно, не было. Мы один народ — русскоязычные евреи, и нам делить нечего.

А произошло вот что. В 1989 году двери СССР практически распахнулись. Волна эмиграции выросла во много раз. В то же время Америка, возможно по согласованию с Израилем, перестала принимать евреев из СССР, не имеющих прямых родственников в США. На «закрытии» Америки, как потом оказалось, настаивали и бывшие советские евреи— диссиденты, доказывая, что все евреи должны жить в Израиле. Ведь они именно за это и боролись! То ли Израиль спохватился, решив, что русские евреи нужны и ему, то ли Америка решила, что с неё хватит евреев, но разрешения на въезд в Америку почти прекратились. Американские двери закрылись. С 1989 большинство эмигрантов направлялись в Израиль. Этот факт будет нечестно причислить к всплеску израильского патриотизма у советских беженцев. С 1989 года из Советского Союза уезжали те, которые раньше, то ли из страха, то ли по каким-то другим причинам, в 70-80 годы не готовы были подавать документы на выезд. С 1989 года получить разрешение на выезд из СССР становится довольно легко. Так сложились обстоятельства. Некоторые сожалели о необходимости ехать в Израиль, а не в США, тем более, что начинали доходить слухи о неготовности Израиля принять такое большое число репатриантов. В свободном мире бытовые условия, родственные связи не следуют смешивать с недостатком патриотизма. Почти миллион коренных израильтян живет и работает за пределами Израиля, не переставая его любить и поддерживать. И русскоязычные евреи-американцы, безусловно, горой за Израиль. Маленькое еврейское государство Израиль — не только предмет нашей гордости, но и единственное место, где евреи — хозяева земли, обещанной нам Богом, Земли Обетованной.

Чудесная Вена. Знаменитый Венский оперный театр. Подземный торговый город, в котором было всё на свете, поражал великолепием. Жаль, денег ни на что у нас не было. Денег, выданных ХИАСом, хватало только на продукты и жильё.

Увидели демонстрацию за мир в центре Вены. Демонстранты держали в руках воздушные шары с надписью «Мир» на разных языках. На одном из шаров по-английски было написано еврейское слово «Шалом» — мир.

Тесть ходил по Вене в пиджаке с орденами и медалями советской армии, полученные им за участие во Второй Мировой войне. Однажды вернулся покрасневший и злой.

— Что случилось? — спрашиваем.

— Мне за спиной сказали «Рашен швайн» — русская свинья. Да я их во время войны… Куда вы меня везете? К фашистам?

— Яков Моисеевич, — пытаюсь успокоить тестя, — Ну, кто такие австрияки? Те же немцы. Вот приедем в Америку, Америка была нашей союзницей во время войны. В Америке русские ордена уважают…

Вечером пожилой ветеран открутил ордена и медали со своего пиджака и бережно сложил их в чемодан.

Продали икру и водку. К нам приехал пожилой украинец –бандеровец и скупил у всех водку: «Люблю русскую горилку», — сказал.

По коллекту позвонили с переговорного пункта Мише в Америку. Едем.

Пробыв месяц в Вене, мы уехали в Италию. То, что Италия — не Австрия, мы почувствовали сразу. Денег давали меньше. Жильё было хуже, да и сами итальянцы жили беднее австрийцев.

К нашему удивлению поезд с еврейскими беженцами из СССР разгрузили в пригороде Рима, под охраной вооруженных итальянских карабинеров. Нам объяснили, что это делается с целью защитить нас от арабских террористов. Для чего арабским террористам нападать на беззащитных затурканных русских евреев, было совершенно непонятно.

Это станет понятно потом. Потом, лет через десять — пятнадцать арабы взвоют, поняв, какую ошибку они допустили, разрешив миллиону русских евреев выехать из России и въехать в Израиль. Наши дети стали отличными солдатами Армии Обороны Израиля. Во всех израильских боевых частях заговорили по-русски. Русские евреи относились к арабам намного хуже коренных израильтян. Евреи — ветераны афганской войны просили израильское командование разрешить создать отдельный снайперский батальон. Израильтяне отказали: «Русские слишком быстро нажимают на курок!»

 

…Итальянский курортный город Ладисполь, в 30 км от Рима, сыграл огромное значение в истории нашей эмиграции. Мы прожили здесь два месяца в ожидании виз на Америку. После нас некоторые провели в Ладисполи намного больше. Итальянцы приняли нас неплохо. Нам улыбались, нам сдавали квартиры и помогали. Наверное, еврейским эмигрантам из СССР нужно установить памятник терпеливым ладиспольцам. Представьте себе картину, когда по улицам маленького города целый день бродят без дела пришельцы, ни слова не понимающие по-итальянски и спрашивающие, где купить сахар, как по-итальянски слово «мука», можно ли где-то подработать. Сначала, вместе с иранскими евреями, нас было около тысячи человек. Потом, когда число это удесятерилось, и Ладисполь переполнился, ХИАС начал селить эмигрантов в Остии и Санта-Маринелле. Наши маленькие дети, играя с местными, уже начали говорить по-итальянски. Одной из наших проблем в Италии был хлеб. Ну, не могли мы начать вместо хлеба есть пиццу и макароны. А хлеб в Италии выпекался какой-то странный -пустой внутри. Наконец кто-то нашел местную пекарню, где продавался на развес сносный черный хлеб.

На Круглом рынке в Риме, куда все ездили за продуктами, наших денег хватало только на куриные крылья, самое дешевое, что можно было там найти. У нас они назывались «Крыльями Советов».

Иранские евреи рассказывали, как переодевшись в бедуинов, в арабских одеждах бежали они через пустыню, иногда на верблюдах. Мир и сейчас говорит только о беженцах-арабах из Израиля. Но никто не хочет вспомнить почти миллион евреев — беженцев из арабских стран. Права на возвращение у них нет.

Центром нашей жизни в Ладисполи стала небольшая любавическая синагога. Ставший известным на всю эмиграцию, молодой симпатичный раввин Гершль учил нас азам иудаизма. Это было прозрением. Мы учились быть нормальными евреями.

— Что мы едим на Пасху?— спрашивал раввин.

— Мацу, — отвечали мы. Я вспомнил, как в Черновцах перед пасхой ночью, прячась, шли мы с тестем к женщине, пекшей на своей кухне мацу к пасхальным праздникам. В белой наволочке мы несли ей муку. На утро надо было быстро забрать самодельную превкусную мацу. Запретный плод действительно был сладок.

Однажды на своей автомашине приехала в Ладисполь русская женщина, работавшая переводчицей религиозной литературы в Ватикане и говорившая по-итальянски. Спросила, разбирается ли кто-нибудь в сантехнике: ей надо починить кран в ванной. Работать нам не разрешали, но подрабатывали нелегально многие. На следующий день мы с женой уехали электричкой в пригород Рима — Остию исправлять кран. Пока я возился в ванной, моя жена за один день сшила хозяйке платье из её ткани на хозяйкиной швейной машине. Ольга, так звали женщину, с нами рассчиталась по-царски: так мы заработали первые 300 долларов в эмиграции. К вечеру к Ольге в гости пришли два католических священника высокого сана. Узнав, кто мы, и что мы сделали для Ольги, один из них, старший, благословил нас: «Вам будет хорошо в Америке», — сказал кардинал.

Неожиданно маме стало плохо. Не выдержав напряжения переезда, моя мама заболела. Попасть к доктору было сложно. ХИАС с неохотой и только в крайнем случае соглашался платить за визит к врачу. Отцу дали визит: у него кончался инсулин.

Получив инсулин, отец зашептал мне: «Скажи, что мне положен спирт для уколов». В Союзе для этой цели ему действительно выдавали бутылку спирта, половину которой он экономил и выпивал. Отец был неприятно удивлен, когда ему принесли коробку со спиртовыми марлевыми протиралками. Выдавить спирт из них было невозможно. Такого мы не ещё видели.

Что случилось с мамой, мы не понимали. Доктор выписал успокаивающее лекарство. Оно не помогало. Мама лежала в постели, ей было плохо.

Я решил найти доктора из наших эмигрантов. Один мой ровесник — врач из Киева вызвался помочь. Он пробыл 20 минут у мамы, ничего не нашел и ничем не помог. Я заплатил ему 20 долларов — огромные для меня деньги. Маме он не понравился. Отец нервничал: «Вызывай Клару из Америки!». Как будто это было возможно! Мы не знали, что и делать. Мама угасала.

Неожиданно свою помощь предложил один рижанин.

— Ты доктор? — спрашиваю.

— Нет, я работал шофером на машине скорой помощи в Риге. Я её вылечу.

В моем положении выбора не было. Десять дней каждый день по часу Матвей, так звали рижского шофера, сидел у постели моей мамы и разговаривал с ней обо всем на свете! Мама выздоровела, встала, начала опять хлопотать на кухне. Где ты теперь, Матвей?

На одиннадцатый день мама подошла ко мне и сказала: «Он не доктор. Он шофер! Мне всё рассказали соседи»

Мама опять заболела и слегла. Спасибо и вам, соседи.

Посовещавшись, мы с женой решили ехать в Рим, в ХИАС.

— Отпустите нас. Отправьте, пожалуйста, в Америку. Маме плохо. Разве вам нужно горе в Италии?

Нас внимательно выслушали.

Уже по дороге домой нам сообщили новость: вас вызывают обратно в Рим. Вас ждут билеты на самолет в Америку.

Мама выздоровела сразу. Просто поднялась с постели и стала собирать чемоданы. Скоро встреча с Кларой.

А еще через три дня воздушный лайнер авиакомпании Ал Италия нес нас в долгожданную Америку.

Конечная остановка — Америка

Через одиннадцать часов полёта наш самолет приземлился в нью-йоркском аэропорту имени Джона Фердинанда Кеннеди. Пассажиры аплодировали пилотам. Мы тоже аплодировали пилотам и стюардессам и всем, всем, кто помог нам вырваться из СССР.

До этого в самолете выдавали бутерброды с ветчиной. Нам не выдали. Нас ХИАС записал в список верующих евреев, и нам, как и положено, выдали большие зеленые коробки с кошерной едой. Не знаю, кто составлял эти продуктовые наборы, состоявшие из тертой красной свеклы, морковки, двух кусочков мацы и небольшой котлетки из индюшатины, но есть это было невозможно. «Вытерпим и это», — улыбались мы.

Уже в гигантском аэропорту Нью-Йорка имени Джона Кеннеди, пока я собирал двенадцать чемоданов, стаскивая их с вертящегося круга, два огромных чернокожих полицейских остановили наших родителей и стали что-то грозно спрашивать по-английски. Мама позвала меня.

— Что случилось? — спросил я полицейских, естественно, по-русски.

— Food! Food! — повторяли полицейские. И тут я увидел маленькую противную собачку. На ней висела надпись: «Food patrol». Собачка, не переставая, тявкала на моего отца.

— Папа, у тебя есть какая-то еда?

— Ну, конечно, — отвечал отец, доставая из кармана небольшой, завернутый в салфетку, бутерброд с колбасой. — Я же диабетик. Мне нельзя голодать.

— Выбрось!

— Выбросить? Выбросить хорошую еду в мусор? — понять это советскому человеку было невозможно.

— Выбрось! Через час Клара даст тебе колбасу. В Америку ввозить еду запрещено.

Колбаса ушла в мусор. Собачка успокоилась, и счастливо виляя хвостиком, убежала. Мы вышли в зал ожидания аэропорта, катя на тележках наши двенадцать чемоданов.

Ну, вот и всё. Мне трудно описать крики радости всей нашей многочисленной родни. Мы кричали тоже. Мама плакала, обнимая дочь. Клара тоже плакала. Плакала, испугавшись, и наша маленькая дочь. Я присматривал за чемоданами: не украдут ли.

Почему нашу эмиграцию кое-кто назовёт колбасной? Может быть потому, что у моего отца в кармане лежал бутерброд с колбасой? Не знаю. Это уже сейчас, через много лет, когда Советский Союз развалился, через открытые настежь двери России хлынули в поисках лучшей жизни сотни тысяч его граждан: русских, белорусов, украинцев, татар, казахов, всех. Безусловно это не политические, а экономические беженцы. Их и надо называть колбасной эмиграцией.

Но разве можно оскорблять и обвинять людей за стремление жить по-человечески?

Можно ли винить евреев в развале Советского Союза? Частично, да! Наряду с другими факторами: Чернобыль, афганская война, Берлинская стена, дефицит всего на свете, отсутствие реальной гласности, ложь коммунистической пропаганды, всеобщая еврейская эмиграция, — все это вместе привело к распаду СССР. Другие народы, жившие в «дружном союзе» под зорким присмотром старшего русского брата, после развала СССР, тоже поспешили отделиться от России.

Три автомашины увозили нас из аэропорта. 12 чемоданов открывали все вместе. Наши родственники не могли сдержать смех, рассматривая деревянные ложки. Начиналась американская жизнь.

«Ну, это совсем другая пара галош», — сказала моя мама через две недели жизни в Америке…

Живя в Америке

В Америке мы увидели активную еврейскую жизнь. Здесь было столько всего еврейского, что мы оказались к этому и не готовы. Синагоги всех направлений и течений, еврейские центры, еврейские школы — иешивы, еврейский университет. Еврейские праздники праздновались открыто, кошерная пища продавалась в любом магазине, как и еврейские книги, газеты, журналы мод. Ставились еврейские спектакли, работали театры, еврейские похоронные бюро и еврейские больницы. Мы увидели евреев— ортодоксов, которые в 30-градусную жару ходили в меховых шапках и белых подколенниках. Мой папа, польского происхождения, сразу узнал в этих одеждах польскую моду прошлого века. Правда, поляки уже поменяли укороченные брюки, а ультра-ортодоксы -евреи нет.

Мы отдали своих детей на учебу в иешиву. Отдали и забрали. Перевели в обычную школу. Слишком много в иешиве молятся, и слишком мало учат математике. Мы с удивлением узнали, что существуют кошерные лифты, кошерная вода, кошерный сахар, кошерный чай.

Однажды, придя домой из иешивы, моя младшая дочь сказала:

— Папа, у нас в холодильнике есть некошерные продукты. Учительница сказала, что такие продукты нужно выбросить.

Мне вспомнились очереди за едой в Советском Союзе, суповые наборы, крики: «Больше одного килограмма колбасы в одни руки не отпускать!» Детей бы накормить…

— Доченька, всё, что папа и мама положили в холодильник, всё для тебя кошерное.

— Папа, я, когда вырасту, покупать буду всё кошерное.

— Конечно, дорогая. А как же иначе?.. Когда вырастешь.

Следующим моим большим сюрпризом в Америке явилось то, что американцы называют нас, евреев, русскими. Правда, они называют русскими всех, кто говорит по-русски: и украинцев, и грузин, и узбеков. Нам нет необходимости называться русскими. Мы русскоязычные евреи, со своими традициями, мироощущением и менталитетом. Русский язык для нас — это язык общения, а не любви к России, которая вытолкнула нас. У нас другого языка, к сожалению, нет. Возможно, наши дети и внуки, потеряют русский язык. Ну, что ж, значит, так и будет. Русский язык, безусловно, важен в современном мире. Однако евреи не должны быть хранителями русского языка, языка страны, уничтожившей наш язык и культуру.

Прожив в Америке столько же лет, сколько и в Советском Союзе, я могу сравнивать. Америка — не рай. Здесь не текут молочные реки в кисельных берегах. Эмигрантская жизнь сотен тысяч евреев из бывшего Союза сложилась по-разному. Здесь были выигрыши и потери, удачи и неудачи. Но одного в Америке нет: государственного антисемитизма, как и нет государственного расизма, антируссизма и т.п. Здесь это уголовное преступление. Конечно, и в Америке можно услышать анекдот про черных, белых, мексиканцев, итальянцев, ирландцев, поляков, евреев. Однако каждый народ живет здесь, сохраняя своё достоинство, традиции, религию. Здесь нет модной по всей Европе глупости под названием «Титульная нация», приносящей беды тем, кто не принадлежит к ней. А в один из главных праздников страны День Благодарения все её жители благодарят Бога за то, что он создал Америку –«God Вless America!»

В мире есть несколько стран, таких, как Америка, Канада, созданных беженцами. Сюда убежали ирландцы из Ирландии, итальянцы из Италии, поляки из Польши, китайцы из Китая. Для них Америка — родина. Плавильный американский котёл работает. Здесь, в Америке, и это главное, никто не может сказать: это страна моих, а не твоих предков. На статуе Свободы в Нью-Йорке вылиты из бронзы слова еврейской поэтессы Эммы Лазарус:

А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я им свечу у двери золотой!

Эти слова очень близко подходят евреям. Именно эти слова определяют смысл Американского государства. Более того, Колумба, открывшего Америку, в Португалии считают португальцем, в Испании — испанцем, в Италии — итальянцем. А евреи, и я в их числе, имеем право считать Колумба — евреем! Колумб был потомком маранов — насильно крещеных во времена инквизиции евреев Испании. В команде Колумба были евреи. Гонимые в Европе, они искали новые земли…

Знаю, знаю. Забыл о коренных жителях Америки — индейцах. Их согнали, их выселили… Отвечу вам так: у индейцев есть свои летописцы. Надеюсь, они не евреи. Они и расскажут о судьбе индейских племен. Америка давно извинилась перед индейцами. Одно понятно: если бы в Советском Союзе у евреев были бы такие же льготы, почет и уважение, как у индейцев в Америке, нашей эмиграции могло бы и не быть.

И еще одна маленькая правдивая история.

Евгений Зальцбург, выехав из Одессы, гонял такси по Нью-Йорку. Однажды позвонила сестра из Колорадо: «Приезжай, помоги распродать обувной магазин. Закрываюсь»

Женя приехал. Закрытие магазина затянулось на несколько месяцев. Рядом с обувным магазином находилась мастерская пожилого индейского художника, где он из дерева вырезал фигуры индейских воинов и вождей с копьями и томагавками. Женя ещё в Одессе увлекался резьбой по дереву. Познакомились. Индеец обучил Женю вырезать фигуры индейцев. А через год пожилой индеец умер, и Женя остался единственным на Земле хранителем фольклорного искусства резьбы по дереву данного племени. К нему стали приводить индейских детей для обучения резьбе по дереву. Племя выдало Жене сертификат о том, что он индеец.

Теперь на вопрос: «Скажите, Фима, евреи могут быть индейцами?» Надо отвечать: «А почему бы и нет!»

Предвижу обвинения в отступлении от самого главного завета: евреи дома — только в Израиле! «В будущем году — в Иерусалиме!» — повторяют евреи каждый год. «В будущем году? А почему вы не можете взять билет и уехать туда сейчас?» — спросил однажды знакомый ирландец.

Слава Богу, это правда. В изменившемся мире евреям действительно можно уехать в Иерусалим. И едут. Переселение евреев в Израиль не останавливается ни на один день. Так было не всегда, сегодня, слава Богу, Иерусалим, который мечом отбирали у нас то мусульмане, то христиане, снова наш. Мы надеемся, что теперь — навечно. Гарантией тому — наши молитвы и наши танки.

Сионизм — это еврейский ответ

11 Сентября 2001 года я ехал в обычное время из Стейтен Айлэнда, где мы тогда жили, по мосту Верразано в Бруклин, где находился наш слабо процветающий бизнес. Повернув голову налево, я увидел густой дым на одной из башен Близнецов. Близнецы в то время были самыми высокими и престижными зданиями сердца Америки — Манхеттена. «Не понятно, — подумал я, — пожар, наверное» Включил в машине радио. И началось: неизвестный самолет врезался в самое высокое здание Нью-Йорка…Второй самолет врезался во второе здание Близнецов…

Террористическая атака на Америку!

За углом, в Пэйс Университете, учится мой сын. Звоню сыну — не отвечает. Звоню жене: где сын? Не знает. По улицам понеслись со страшным воем пожарные машины. Все на Манхеттен! Все! Завыли сирены машин скорой помощи. Перестали работать мобильные телефоны. По телевизору увидели невероятную картину: огромные здания Близнецов, как подкошенные, валятся вниз. А до этого из окон сотых этажей прыгали люди.

Как это могло случится в Америке? Где армия, авианосцы, подводные лодки, самолеты?

…Почти 3000 людей погибли в тот день. Сын нашелся — у него не было занятий. Весь в белой пыли поздно вечером пришел домой из Манхеттена в Бруклин Семён. Не было автобусов, сабвея. Знакомая по Черновцам Белла, глядя в телевизор на рушащиеся башни, кричала от страха. Там, в одном из башен, работал ее сын Боря. Он выжил, её Боря, так же, как и моя соседка, русская девушка Света, у которой там должна была быть деловая встреча. Она опоздала на встречу!

Затем каждый день были похороны пожарных и полицейских. По три в день в каждой церкви. И в синагогах были похороны. Там погибли все: христиане, иудеи, мусульмане. Там были итальянцы, ирландцы, русские, китайцы, евреи, поляки, — там были все.

В Бруклине возле мечети прыгали от радости арабские дети.

Являются ли арабы антисемитами? Нет, конечно. Ну, хотя бы потому, что арабы — тоже семиты. Арабы не согласны со всеми. Они в вечной войне со всем остальным миром. Так завещал им их пророк. Израиль просто ближе всех. Но террор не обошел ни Лондон, ни Москву, ни Мадрид, ни Софию, ни Берлин, ни Париж, ни Нью-Йорк. В Израиле это понимают. В Европе, похоже, — нет. Антисемитская Европа пытается задобрить арабов, пытается дружить с арабами против Израиля. Это ей не поможет. Арабы все больше захватывают Европу, меняя облик христианских столиц, строя сотни мечетей. То, что не удалось им в 16-том веке, без боя проходит сейчас.

В Европе евреям не жить. И чем скорее евреи уедут из Европы, тем скорее закончится европейский антисемитизм.

В конце 19-го, начале 20-го веков зародился сионизм. Цель его была проста и понятна: все евреи должны объединиться только на земле, завещанной им Богом, земле Израиля. Основная цель сионизма: вернуть еврейское самоуважение и достоинство в глазах неевреев и восстановить еврейский национальный очаг у горы Сион в Израиле, чтобы «жить, как свободные люди, на своей земле, спокойно умереть в своих собственных домах». — это сказал Теодор Герцль — главный идеолог сионизма. Никакие попытки создать еврейское государственное образование в других местах, в Крыму, на Дальнем Востоке — Биробиджане, на острове Мадагаскар в Африке, не помогут. У тех земель есть другие хозяева. Даже, живя в Америке, евреи должны, как зеницу ока, хранить Израиль, как последнее убежище, последнюю остановку еврейского поезда!

Сионизм призывает вернуть гордость иудеям. Нам есть, чем гордиться.

Выскажу еще одну крамольную мысль: слово «еврей» должно быть заменено на слово «иудей». Заменили же негры свое название на афро-американцы. Слово «негр» напоминает им о рабстве. Слово «еврей» говорит нам о галуте. Никогда иудей не был рабом!

Заканчиваю…

В Москве в 2013 году открылся Еврейский музей толерантности. Что это за слово такое, толерантность?

Из словаря: «Толерантность означает уважение, принятие и правильное понимание других культур, терпимость к иному образу жизни, вероисповеданию, обычаям».

«Какая-такая толерантность в СССР? Не помню такого», — воскликнул Натан Щеранский, узнав о музее. Кто вставил латинское слово «толерантность» в название еврейского музея? Опять обман, опять пыль в глаза. А давайте попробуем прочитать название московского музея без иностранного слова «толерантность». Получается «Музей взаимоуважения и взаимопонимания русского и еврейского народов».

— Скажите, Фима, а каков был уровень толерантности между Серым Волком и Красной Шапочкой?

— Ну, знаете, сидел Волк в лесу, голодный, холодный, ни гостинцев ни пёк, ни ягод не собирал. Сидел— сидел. Злился! Лес-то огромный. И он, Волк, в этом лесу — хозяин! Самый сильный и самый главный! Всех мелких зверюшек задавил, всех напугал, всех по норам разогнал. Но кушать-то Волку хочется. А тут Красная Шапочка по тропинке пришла в его лес! В его лес!!! Ну, как не съесть её за вторжение и оккупацию его леса, за его, Волка, голод и холод, за разорение леса собиранием ягод. Вот он и съел её, а заодно и её бабушку.

— Фима, а что дальше-то было?

— Что — что? Ничего! Наелся Волк, стало ему как-то неудобно перед другими обитателями леса. И создал Волк в лесу музей толерантности Серого Волка и Красной Шапочки. А на себя Волк красную шапочку любви и мира натянул.

Только, вот, торчат из-под шапочки уши… Волчьи уши.

Помните: «Если ты меня уважаешь, и я тебя уважаю, то мы оба уважаемые люди». А фактически, мы их уважаем, а они нас нет. И длится такая толерантность 2000 лет. И это еще вопрос, кто раньше появился на территории сегодняшней России, они или мы? Помните у Пушкина о вещем Олеге? Год 930-ый.

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам:
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;

То есть, хазары, исповедующие иудаизм (и поэтому — неразумные?) были не евреями, что старательно подчеркивается русскими историками. Жили и процветали Хазары на землях, где разрозненные славянские языческие племена воевали друг с другом. Иудаизм появился в этих землях раньше православия. По версии еврейских и других ученых: хазары — это потомки иудейского колена Симеонова, а многие ашкеназийские евреи и есть потомки хазар. Князь Олег со товарищи уничтожил еврейское государство хазаров. Не оттуда ли берёт начало их толерантность?

Прочтите стихи ещё раз. Похоже, Александр Сергеевич описывает еврейский погром!

Почему-то в еврейских музеях мира нет истории борьбы еврейского народа с советским антисемитизмом 1970-90-х годов 20-го века. А ведь была победа: железные двери социалистического лагеря были взломаны! Почти миллион евреев, говорящих по-русски, вырвался на свободу.

Проходят годы, и факты меняются на притчи. Новое поколение евреев и неевреев знает об этом понаслышке. Кое-кто заговорил о «колбасной» эмиграции.

Когда меня спрашивают: «Не мучит ли меня ностальгия по бывшей родине?» Я вспоминаю того проводника из вагона «Чоп–Вена» и ностальгию как рукой снимает…

Помните еврейский анекдот?

«В Бруклине открылся ресторан под названием «Ностальгия». На стенах — березки, незабудки, балалайки. Сидит еврей за столом с расшитой петухами скатертью. Пьёт водку, закусывает селёдкой… Плачет… Вспоминает…

Подходит официант в шелковой рубахе, подпоясанный кушаком, и спрашивает: «А что, жид, в этот раз заказывать будем? Кровь русского народа?»

Шутка!

В 2005 году по приглашению школьных друзей мы с супругой приехали в Украину.

В Черновцах появились какие-то намёки на присутствие еврейской жизни. Мы увидели вывеску на Иврите «Еврейский клуб», мемориальную доску еврейскому писателю Моше Альтману, жившему на улице имени Ольги Кобылянской, улицу имени великой актрисы Сиди Таль.

Поздно! Черновцам больше не быть еврейской столицей. По словам нашего старого знакомого, бывшего заместителя мэра Черновцов, честного и порядочного человека Василия Каденюка, в городе осталось полторы тысячи евреев, в основном пожилого возраста.

На входе в городское кладбище, куда мы пришли, чтобы положить камень на могилу матери моей жены, установлен памятник выдающемуся украинскому композитору Володимиру Ивасюку. Памятник окружают могилы с шестиконечными звездами Давида. Могилы имели ухоженный вид. Евреи из Америки, Канады, Израиля оплачивают уход за могилами своих родных.

Напрасно некоторые говорили, что после отъезда еврейских врачей, инженеров, портных, пекарей, музыкантов, Черновцы ждёт упадок. Это неправда. Город живет своей жизнью, хотя многие простые люди жалеют об отъезде евреев.

Мы зашли навестить одинокую очень пожилую русскую женщину, жившую практически в нищете. Наша знакомая по Нью-Йорку передала ей в подарок сто долларов. «Мой муж был евреем, теперь я имею право каждый день получать бесплатный суп в синагоге. Мой Сашенька кормит меня после смерти», — сказала она…

Ну, вот и всё. Украина не показалась нам родной. Евреям там делать нечего.

Вернувшись в Америку, мы поблагодарили нашего Бога за ту победу, за возможность уехать и увезти наших детей от антисемитизма.

— Доченька, — спросил я недавно свою дочь, выросшую в Америке, — тебя когда-нибудь кто-нибудь обидел, из-за того, что ты еврейка?

— Ноу!— ответила моя американизированная дочь, — Однажды одна чернокожая, сидевшая за соседним столом в колледже, сказала мне: «Я знаю, почему ты выходишь замуж за еврея. Ты хочешь быть богатой!»

— Доченька! Она была права. Разве это оскорбление?

Антисемитизм не умер. Не умер в России, Украине, нигде. Он кочует по странам от Франции до Венгрии, от Италии до Литвы. И поэтому я оканчиваю мой рассказ словами из Торы.

Где бы ни жили евреи, где бы мы ни процветали, вывод один:

«На будущий год в Иерусалиме!»