Наполеон увидел… Лувр, над которым уже висело наспех водружённое королевское знамя с лилиями, знаменующее собой новую — или же очень старую — власть. Рядом с дворцом отряд полицейских с трудом сдерживал собравшуюся толпу верноподданных парижан.
Всё могут короли
Миротвор Шварц
Продолжение. Начало
Опасения Пьера оказались не напрасными. Напряжение росло с каждым днём.
Войска императора Пу действительно перешли индийскую границу. Армия Индийского Союза встала на защиту своей страны.
Поскольку оставить в опасности свой доминион Лондон не мог, в Бомбее высадились два британских корпуса.
Реакции Парижа долго ждать не пришлось. В Уйгурию прибыл франко-русский ограниченный контингент.
Прохладная Война была близка к тому, чтобы перейти в горячее состояние.
Железная Мэгги снова пригласила Наполеона в Лондон. Французский император ответил отказом.
Тогда она предложила встретиться в Париже. Наполеон согласился — но настоял на встрече тет-а-тет.
Железная Мэгги не возражала.
* * *
— Ваше величество, это безумие!
— Что вы имеете в виду, сударыня? — холодно ответил император. — Моё объяснение, которое вы с негодованием отвергли?
— Боже мой, сир, — всплеснула руками Железная Мэгги, — в такую минуту вы ещё можете говорить о подобных… глупостях?
— Это не глупости, — покачал головой Наполеон. — Для меня ваш ответ, сударыня, значит куда больше, чем вся эта свистопляска в Гималаях.
— О Боже! — воскликнула Железная Мэгги. — Неужели вы допустили всю эту… свистопляску из-за меня?
— Вы поразительно догадливы, сударыня, — усмехнулся император. — Более того, в ваших же силах её и прекратить.
— Нет, это просто… безумие!
— Подберите другое слово. Вы уже сказали «безумие» несколькими секундами ранее.
— Но чего вы от меня-то хотите, сир? — беспомощно выдохнула Железная Мэгги.
— Того же, сударыня, что и в прошлый раз. Если я вам противен, неинтересен, скучен, не мил — так и скажите.
— Я не умею лгать, ваше величество, — покраснела Железная Мэгги. — Дело совсем не в этом…
— Ага! — радостно воскликнул Наполеон. — Так почему же вы меня отвергаете?
— А разве это нужно объяснять? — печально ответила Железная Мэгги. — Я ведь замужняя женщина, пусть и только… на бумаге. Я — британский премьер-министр, а вы — французский император, куда уж там Ромео и Джульетте. Вы хотите, чтобы ради вас я рискнула всем — семьёй, честью, карьерой? Сами-то вы, сир, не пошевелили ради меня и пальцем!
— Ах, вот как? — несколько уязвлённым тоном произнёс император. — Хорошо же, сударыня! Я докажу вам, что ради вас готов на многое!
— Каким же образом? — удивлённо спросила Железная Мэгги.
— Ну, прежде всего, давайте потушим этот гималайский пожар…
— К сожалению, сказать это легче, чем сделать.
— Тут нужно не столько говорить, — махнул рукой Наполеон, — сколько думать. Надо устранить главную причину всех сколько-нибудь серьёзных конфликтов в Восточной Азии. Таковой причиной, как нетрудно догадаться, является существование двух Китаев — дружественной нам Китайской Империи и союзной вам Китайской Республики.
— Это действительно так, — задумчиво кивнула Железная Мэгги, — но что же именно вы предлагаете?
— Я же сказал, устранить эту причину. Воссоединить Китай.
— Знаете, сир, — пожала плечами Железная Мэгги, — ничего нового в этой идее я не вижу. Конечно же, и Китайская Империя не прочь аннексировать Республику, и Республика не отказалась бы поглотить Империю. Но на первое не согласимся мы, а на второе никогда не пойдёте вы.
— Да нет же! — усмехнулся император. — Никто никого аннексировать и поглощать не будет. Новый Китай будет нейтральным. Не вашим и не нашим. Вроде Португалии или Эфиопии.
— Ах, вот как…
— Вот именно! Между Россией и Кореей, с одной стороны — и Индией с Непалом, с другой стороны — появится нейтральный буфер огромного размера. Подумайте, как это замечательно снизит международную напряжённость!
Подняв голову, Железная Мэгги посмотрела на Наполеона с неприкрытым уважением.
— Что ж… — протянула она, — это звучит действительно… интересно. И всё-таки, кем станет объединённый Китай — империей или республикой?
— Да какая разница? — махнул рукой император. — Впрочем, я понимаю. Несмотря на верность идеалам британской короны, вы предпочли бы видеть Китай республикой. Верно?
— Да, сир, вы угадали, — улыбнулась Железная Мэгги.
— Что ж, я не против, — улыбнулся и Наполеон.
— А как же… император Пу?
— Видите ли, сударыня, император Пу уже стар, бездетен и не безгрешен. А потому я уверен, что смогу уговорить его отречься. Это ведь только кажется, что тысячелетние монархии прочны, как окаменевший дуб. А на самом деле бывает до смешного просто уговорить одного-единственного человека подписать один-единственный документ, а потом…
— Ну, хорошо, допустим. А как всё-таки быть с Тибетом?
— Тибет, — мягким, но настойчивым тоном ответил император, — является неотъемлемой частью Китая.
— Нет, ваше величество, — покачала головой Железная Мэгги. — На этой… неотъемлемости настаивает только Китайская Империя. А правительство Китайской Республики ни разу ничего подобного не утверждало.
— Стало быть, позиция Британии…
—…Такая же, как и всегда, сир. Тибетский народ имеет право на самоопределение. И объединённый нейтральный Китай будет обязан это право уважать.
— Хорошо, — вздохнул Наполеон. — В Тибете будет проведён референдум.
— То есть как? — недоверчиво переспросила Железная Мэгги.
— Вы слышали меня, сударыня. Пусть тибетский народ сам решит, нужна ему независимость или нет.
— Но я не могу поверить…
— А ведь я же сказал, — хитро усмехнулся император, — что ради вас способен на многое.
— Ну, знаете… — покраснела Железная Мэгги. — Я даже не знаю, как и реагировать…
— Об этом вы подумаете потом. А сейчас время не терпит. Пора выйти к журналистам и сообщить о том, что наши переговоры закончились успешно. А то ещё, не дай Бог, начнётся всеобщая паника…
* * *
Лицо Дидье Марешаля, первого министра Франции, не предвещало ничего доброго.
— Ваше величество, я только что получил известия из Тибета. На референдуме восемьдесят три процента проголосовали за независимость Тибетской Республики.
— Что ж, — пожал плечами Наполеон, — глас народа — глас Божий.
— Но ведь теперь ясно как Божий день, — нахмурился Марешаль, — что независимый Тибет непременно заключит союзный договор с Британией.
— Знаете, Марешаль, — махнул рукой император, — это не слишком большая цена за решение китайской проблемы.
— По-вашему, сир, — холодно осведомился министр, — потеря такого союзника, как император Пу — это благо для Франции?
— А вы не спрашивайте меня, Марешаль. Спросите-ка лучше у французского народа, является ли благом мирное разрешение серьёзнейшего кризиса.
— Народ народом, ваше величество, но нельзя отрицать, что наши внешнеполитические позиции в Азии заметно ослабли. В парламенте уже раздаются голоса недовольных…
— Пусть парламент занимается внутренними делами Франции, — спокойно ответил Наполеон. — Внешняя же политика Французской Империи — это моя прерогатива, и я намерен ослаблять международную напряжённость и дальше. У вас всё? Можете идти.
— Пьер, кто там у нас следующий? — спросил император у секретаря, когда за Марешалем закрылась входная дверь.
— Венгерский посол Пал Шаркози, сир.
— Что ж, придётся принять. Хотя я и так знаю, чего ему от меня надо. Будет пытаться подсунуть мне в жёны принцессу Жужу.
* * *
Прошло два года.
Мирный процесс, начало которому положило разрешение китайского кризиса, неуклонно продолжался. Наполеон наносил визиты в Лондон снова и снова, подписывал одно соглашение за другим, сдавал одну позицию за другой — в обмен на новые и новые миролюбивые декларации британской стороны. Число сателлитов Франции неуклонно снижалось, торговый оборот падал, и недовольство внешней политикой уже понемногу выплёскивалось из здания парламента на парижские улицы. Но зато популярность французского императора в Британии и её доминионах росла как на дрожжах.
Впрочем, сам Наполеон не обращал внимания ни на недовольство, ни на популярность. Целью его жизни стали встречи с Железной Мэгги с глазу на глаз — во время которых, как полагали политологи, журналисты и другие заинтересованные лица, премьер-министр с императором обсуждали тонкости мировой политики.
На самом же деле содержание этих бесед было несколько иным…
— Ваше величество…
— Не надо так, сударыня. Зовите меня…
— Просто «Наполеон»?
— Нет, и это звучит как-то уж очень формально. Лучше называйте меня «Поль», как это делала моя покойная жена.
— Тогда уж и вы зовите меня «Марга…» то есть «Мэгги».
— «Железная Мэгги»? — усмехнулся император.
— Нет, зачем же? Разве я кажусь вам Железной?
— Да нет, нисколько! Когда вы со мной наедине, то кажетесь мне Ласковой Мэгги, Нежной Мэгги, Доброй Мэгги — но никак не Железной.
— К сожалению, Поль, — вздохнула она, — в данный момент я скорее Обеспокоенная Мэгги.
— Чем же вы так обеспокоены?
— Тем, что вы, по сути, разрушаете могущество собственной империи.
— Вам это неприятно? — поразился Наполеон.
— Конечно же, — призналась она, — меня, как британского премьера, это не может не радовать. Но ведь вы это делаете не из… идейных соображений. По-моему, вы так поступаете лишь для того, чтобы угодить лично мне.
— Это так и есть, Мэгги, — кивнул император. — В конце концов, Французская Империя принадлежит мне. Стало быть, и её могущество — это моё достояние. И я вполне имею право преподнести частички этого достояния вам. В качестве знаков внимания. Как это делает любой влюблённый мужчина.
— Но какая же женщина согласится, чтобы влюблённый в неё мужчина совершал откровенные безумства? Даже ради неё?
— И это вполне естественно, Мэгги. Женщина утверждает, что эти безумства ей совсем не нужны. А мужчина их совершает всё равно.
— Но ведь мужчина при этом рассчитывает… что-то в конце концов получить взамен, верно? А на что, Поль, рассчитываете вы?
— А разве это не ясно?
— Поль! — вспыхнула Мэгги. — Как вам не стыдно!
— Мэгги, вы меня неправильно поняли, — улыбнулся Наполеон. — Я же не предлагаю вам… как это вы говорили… one—night stand. Нет уж, если император Наполеон Бонапарт влюбляется, то всерьёз. Я предлагаю вам руку и сердце, Мэгги!
— Боже мой, Поль, — всплеснула руками Мэгги, — да что же вы говорите? Я ведь замужем…
— Но вы же сами говорили, что с мужем давно не живёте. Неужели так трудно будет добиться развода?
— Да ведь и это не главная причина. Даже будучи разведённой, я всё равно останусь премьер-министром, а вы — императором. Вот если бы, скажем, — задумчиво произнесла она, — мы оба вышли в отставку…
— Ну, знаете! — возмутился он. — Я — император Франции! Я — Наполеон Бонапарт! Бонапарты в отставку не уходят!
— Вот и все ваши знаки внимания, Поль, — грустно ответила Мэгги. — Вот и вся цена вашей любви.
— Но вы не можете от меня требовать невозможного!
— А вы?
Ответить Наполеону было нечего. Он молча повернулся и вышел из комнаты.
Встреча на высшем уровне была прервана по техническим причинам.
* * *
Поскольку отношения Франции с Британией становились всё лучше и лучше, правительства обеих великих держав договорились об установке новой «прямой линии» правительственной связи между Парижем и Лондоном. Собственно, такая «горячая линия» существовала и раньше — но использовать её надлежало только в самом крайнем случае — например, при непосредственной угрозе ядерной войны.
Новый же «прямой телефон» предназначался для любых контактов Железной Мэгги и Наполеона Восьмого. Теперь, чтобы позвонить в Лувр или на Даунинг-стрит, вовсе не требовалось ставить мир на порог ядерной катастрофы.
Кроме того, «прямой телефон» был не стационарным, а переносным.
Нечего и говорить, что первый же «прямой звонок» ждать себя не заставил:
— Мэгги! Простите меня, я был неправ! Я слишком погорячился!
— Да нет, Поль, это я виновата. Я отреагировала на ваши слова слишком бурно. Конечно же, ваш титул — это не просто должность. В конце концов, вы были императором уже десятки лет, и вне Лувра себя не представляете…
— Да, Мэгги, это действительно так. Но ведь вы-то вполне можете выйти в отставку, и тогда…
— Хорошо, Поль, допустим, — неуверенно произнесла Мэгги. — Допустим, я выйду в отставку через год…
— Да почему же через год?
— Дело в том, что весной у нас состоятся новые выборы. А без меня наша партия может и проиграть. Я не могу бросить своих товарищей на произвол судьбы. Вот после выборов…
— Ну, хорошо, — вздохнул Наполеон. — После выборов вы уйдёте в отставку, и тогда…
— И тогда уже, уйдя в политическую тень, я смогу наконец развестись. Впрочем, — произнесла она печальным голосом, — я ведь и тогда буду выглядеть в глазах соотечественников предательницей…
— Почему же предательницей, Мэгги? Где же тут предательство?
— А как же ещё можно назвать брак англичанки с французом — более того, с французским императором?
— Но ведь мне казалось, — возразил император, — что Франция с Британией уже перестали быть врагами…
— Да, Поль, Прохладная Война заметно… остыла. Вашими усилиями…
— Нашими усилиями, Мэгги!
— Хорошо, нашими. Да, напряжённость снизилась — но ведь наши страны, увы, по-прежнему являются геополитическими противниками.
— Значит, мы должны это изменить! — с жаром воскликнул Наполеон. — Пусть наши страны станут союзниками!
— Поль, дорогой, — в голосе Мэгги послышалась грустная улыбка, — вы же понимаете, что это невозможно. Мне больно вам об этом говорить, но за восемь поколений Бонапартов на троне французский народ пропитался англофобией до мозга костей.
— Что ж, — твёрдым голосом ответил император, — раз Бонапарты приучили французский народ ненавидеть Англию — они же и приучат своих подданных любить Туманный Альбион!
— А вы уверены, что вам это удастся? — возразила Мэгги. — Вы же не какой-нибудь Людовик Четырнадцатый или Генрих Восьмой, который мог своим подданным приказать что угодно. Вам нужно считаться с обществом, с кабинетом министров, с парламентом. Многие депутаты, насколько я знаю, уже открыто возмущаются вашей политикой — именно потому, что вы слишком сблизились со смертельным, по их мнению, врагом…
Увы, аргументов у Наполеона больше не было.
Мэгги была права.
* * *
Таким взволнованным своего секретаря Наполеон ещё ни разу не видел.
Впрочем, и таких известий, которые сообщил ему Пьер, император ещё никогда в жизни не получал:
— Ваше величество! Против вас готовится заговор!
— Вот как? — попытался сохранить хотя бы внешнее спокойствие Наполеон. — И кто же в нём участвует?
— Марешаль, Арманьяк, Леблан… — принялся перечислять Пьер.
— А откуда, собственно, о заговоре узнали вы? — перебил секретаря император.
— От знакомого мне лейтенанта «Секюрите», — замялся Пьер, — пожелавшего остаться неизвестным, но не желающего предавать своего императора.
— Хорошо, если он желает остаться неизвестным, то пусть остаётся. Но как же именно заговорщики намерены… действовать?
Выслушав ответ, Наполеон задумался, после чего переспросил:
— И когда, вы говорите, они собираются… выступать?
— Ровно через две недели, сир.
— Ага! Стало быть, если мы ударим первыми…
— Отличная идея, ваше величество! — одобрил замысел императора Пьер. — Жаль только, что у нас нет никаких формальных доказательств…
— Да, это верно… — протянул Наполеон. — Если я их завтра же арестую, то сразу пойдут толки о превышении полномочий, о расправе с недовольными, о произволе…
— Тогда, может быть, — задумчиво произнёс секретарь, — с ударом лучше подождать? Если схватить их, так сказать, за руку…
И тут у императора возник блестящий план.
— Пьер! А что, если…
Пьер план одобрил, хотя и не сразу.
* * *
— Поль, ты с ума сошёл! Они же убьют тебя!
Она впервые сказала ему «ты», сама того не замечая.
— Не беспокойся, Мэгги! — перешёл на «ты» и он. — Всё предусмотрено. Как только они сделают свой первый ход, продемонстрировав тем самым свой звериный оскал парижской публике…
— А что они сделают с тобой? Ты об этом подумал?
— Со мной они не сделают ничего. Потому что я тут же нанесу им мощнейший контрудар, сделав из них котлету под провансальским соусом. И вот тогда-то, одержав эту славную победу, я стану в глазах французского народа спасителем, отцом нации, удержавшим свою страну от тирании, хаоса, распада и гражданской войны!
— А если не удержишь?
— Это исключено, Мэгги. Они не ожидают моей реакции. Они немедленно растеряются, после чего будут с позором повержены. И тогда я отправлю в отставку кабинет министров, пересажаю примкнувших к мятежу депутатов и основательно перетряхну руководство «Секюрите». Я обвиню этих негодяев в стремлении развязать войну с Британией, нарушить мир и покой нашей планеты, сжечь человечество в ядерном огне. И после этого никто не помешает мне объявить об окончании Прохладной Войны — и о заключении франко-британского союза! После чего мир, управляемый союзом двух великих держав, наконец-то вздохнёт спокойно!
— Поль, ты говоришь очень красиво, но эти воистину наполеоновские планы…
— А ведь я ещё не договорил, Мэгги. Подумай о том, что это означает для нас — не только для наших стран, но и для нас с тобой. Ведь если наши страны — не смертельные враги, а добрые союзники, то почему бы премьер-министру Британии не стать императрицей Франции?
— О Боже! Поль, но ведь это же…
— «Безумие», я знаю. Но ведь нас с тобой недаром называют «сильными мира сего», верно? Кто же ещё, кроме нас, способен на то, чтобы осуществить этот план, каким бы безумным он ни казался?
— О Господи, Поль, я даже не знаю, что сказать…
— Скажи «да», Мэгги! В кои-то веки нам с тобой не приходится выбирать между любовью и долгом, между страстью и честью, между велением сердца и государственными интересами! Скажи «да», и мы осчастливим не только наши страны, не только всё человечество, но и самих себя!
Ответом Наполеону было молчание, длившееся не менее минуты.
— Ты молчишь, Мэгги? Но ведь молчание — знак согласия, не так ли?
— Так, — еле слышно ответила Железная Мэгги.
* * *
Они пришли за ним в ночь перед мятежом.
Они пришли арестовать своего императора, низложить своего монарха, предать своего сюзерена.
Они пришли в Лувр. Им не понадобилось снимать часовых — те были заранее подкуплены. Не оказали сопротивления и другие гвардейцы, несшие службу внутри дворца.
Они пришли в спальню императора. Они открыли дверь, не спросив на то разрешения. Они вошли внутрь.
Но Наполеона в спальне не было. Не было его и в кабинете. Как и вообще в Лувре. Как и во всём Париже.
В эти минуты император уже мчался на запад. Точнее, на северо-запад.
За рулём потрёпанного «Рено» сидел верный Пьер.
* * *
Согласно преданию, неприступная крепость на острове Бель-Иль была построена ещё Арамисом и Портосом. Говоря «предание», мы отнюдь не имеем в виду французские народные сказки. Речь, естественно, идёт о мушкетёрской трилогии Александра Дюма.
Как известно, вышеозначенная трилогия в своё время так понравилась Наполеону Второму, что император возродил у себя при дворе роту мушкетёров как элитное воинское соединение. Потом с течением времени численность роты несколько увеличилась, так что в конце концов Наполеон Пятый перебазировал мушкетёров в другое место — как раз на Бель-Иль.
И вот теперь Наполеон Восьмой находился в той самой неприступной крепости, где и держал военный совет с секретарём Пьером, капитаном мушкетёров Оливье и комендантом крепости Монфором.
Разумеется, прежде всего члены военного совета обсудили обстановку в Париже. По телевизору как раз только что передали пресс-конференцию Комитета Общественного Спокойствия, во время которой председатель Комитета Марешаль объявил о низложении Наполеона, обвинив императора в полном развале французской внешней политики и отсутствии наследников. После этого Марешаль представил почтеннейшей публике нового монарха — короля Людовика Восемнадцатого. Собственно, ещё вчера Людовик Бурбон, дальний потомок Людовика Пятнадцатого, находился где-то то ли в Португалии, то ли в Аргентине — но сегодня он уже летел в Париж, чтобы поприветствовать свой добрый народ.
Что же касается доброго народа, то он пока что по большей части недоумевал, будучи несколько удивлён таким развитием событий. Часть депутатов парламента, впрочем, уже присягнула новому королю. Радио и телевидение контролировалось Комитетом, благодаря чему по всем телеканалам передавали симфоническую музыку, а по радио невидимый диктор снова и снова зачитывал обращение Комитета к народу.
— Ну, что же, — спокойно сказал Наполеон, выслушав доклад Оливье, — пока всё идёт по плану. А это значит, что нам пора действовать.
Сняв телефонную трубку, император позвонил министру обороны маршалу Лавалю.
Трубку поднял секретарь маршала:
— Маршал Лаваль занят.
— Передайте, что с ним желает говорить император Франции, — потребовал Наполеон.
— Видите ли, — замялся секретарь, — маршал Лаваль ожидает… дальнейшего развития событий.
— Какого ещё развития событий? — изумился император. — Я — Верховный Главнокомандующий! Я приказываю маршалу Лавалю немедленно подойти к телефону!
— Маршал Лаваль считает нужным сначала разобраться в обстановке…
— А выполнять приказ своего императора он нужным не считает?
— Марша Лаваль полагает, — не сдавался секретарь, — что армия не должна вмешиваться во внутренние дела государства…
— Sacrebleu! — выругался Наполеон, бросив трубку на рычаг. — Да что же это такое? Неужели и он заодно с мятежниками?
— Может быть, — предположил Пьер, — он просто предпочитает тянуть резину, опасаясь поддержать сторону, которая потом проиграет?
— Ваше величество, попробуйте позвонить командирам военных округов, — предложил Оливье.
Император так и сделал, но никакой пользы из этих звонков не извлёк. Например, командующий Бургундским военным округом маршал Труазешель подойти к телефону отказался, сославшись на занятость в связи с подготовкой к предстоящим военным учениям. Его нормандский коллега маршал Буало заявил, что подчиняется только министру обороны. А маршал Нуаре, который как раз недавно был переведён из Шампани в Прованс, просто-напросто сказался больным.
— Что ж, это ещё не так плохо, — задумчиво произнёс Пьер. — Если армия сохраняет нейтралитет…
—…То ничто не помешает мне собрать мушкетёров и двинуться походным порядком на Париж! — воскликнул Наполеон. — Мы немедленно…
Но как раз тут императору помешали — его перебил внезапно зазвонивший телефон на соседнем столике. Трубку немедленно снял Монфор.
— Надеюсь, мушкетёры-то на моей стороне? — полушутливо покосился император на Оливье.
— О, в этом ваше величество можете не сомневаться! — твёрдо заявил капитан мушкетёров. — Мы сейчас же…
— Прошу прощения, капитан, — перебил его Монфор. — Мне только что доложили, что Бель-Иль блокирован.
— Как блокирован? — одновременно переспросили Наполеон и Оливье.
— К побережью материка стягиваются воинские части.
Побледнев, император схватил телефонную трубку, после чего набрал номер маршала Клемана, командующего Бретонским военным округом. К счастью, трубку маршал снял сам.
— Маршал, что происходит? — вместо приветствия спросил Наполеон.
— Моя задача, — охотно удовлетворил любопытство императора маршал, — состоит в том, чтобы не допустить высадки на французский берег… враждебных элементов.
— Это меня-то, маршал, вы называете враждебным элементом? — возмутился Наполеон. — Меня, императора Франции?
— Низложенного императора, — уточнил Клеман, после чего повесил трубку.
Наполеон бессильно откинулся на спинку стула:
— Да, это уже не нейтралитет. Это гораздо хуже. А если они атакуют остров?
— Пусть попробуют, ваше величество, — надменным тоном произнёс Монфор. — Эта крепость неприступна. Такие укрепления не снились даже Арамису с Портосом. Мы можем продержаться здесь сколько угодно.
Увы, слова коменданта императора не успокоили. Держать оборону на Бель-Иле? Чёрт возьми, его план состоял вовсе не в этом!
* * *
— Всё пропало! — в отчаянии сжал Наполеон кулаки. — Я сам, своими собственными руками, отправил себя в это изгнание!
Кроме императора, в комнате находился только Пьер.
— Ваше величество, успокойтесь. Я полагаю, что всё ещё можно поправить.
— Но как? — бессильно пожал плечами Наполеон.
— В настоящий момент вся армия, кроме маршала Клемана, соблюдает нейтралитет. Значит, ещё можно склонить её на нашу сторону.
— Каким образом?
— А что, если попросить помощи у Британии?
— Военной помощи? — поразился император. — Но ведь тогда я буду выглядеть, как… да как те же Бурбоны, которые в своё время пытались опереться на иностранные войска для войны с прогнавшим их народом!
— Нет-нет, ваше величество, зачем же «военной»? Всё, что нам нужно — это официальная декларация британского правительства, согласно которой они знать не знают никаких Бурбонов, а признают только вас, законного французского императора. И тогда уже ваши враги окажутся не только мятежниками, но и поджигателями войны…
— Чёрт возьми, а ведь это верно! — воскликнул Наполеон. — В конце концов, именно в этом я и собирался их обвинить!
Лицо императора преобразилось, в глазах засверкали огоньки. Он снова обрёл энергию и уверенность в себе.
— Да, только вот как нам связаться с Лондоном? — озабоченно протянул Наполеон.
— А ваш «прямой телефон»?
— Ах, да! — хлопнул себя по лбу император, после чего полез в правый карман пиджака. — Он же у меня с собой!
Попросив Пьера удалиться из комнаты, Наполеон набрал заветный номер…
— Поль! Что происходит?
— Мэгги, я нахожусь на Бель-Иле. Мне нужна твоя помощь…
— Немедленно лети сюда! Я не хочу тебя потерять!
— Мэгги, сначала нам надо обсудить…
— Никаких обсуждений! Сейчас же отправляйся в Англию! — голос Мэгги был полон ужаса. — Мне только что звонили из «Ми-5»! Эти мятежники хотят тебя уничтожить! Любой ценой, вплоть до ядерной бомбардировки Бель-Иля! Поль, милый, спасайся, беги…
Наполеону ничего не оставалось, кроме как согласиться.
* * *
— Мы летим в Англию? — удивился Пьер.
— Нам… предстоят дополнительные переговоры, — замялся Наполеон. — Впрочем, больше отправляться нам и некуда. Со стороны Франции остров уже полностью блокирован.
— А как быть с воздушной блокадой? — обеспокоился секретарь. — Ведь наш самолёт могут перехватить, а то и сбить…
— А мы и не полетим на самолёте, — усмехнулся император. — И даже вообще не полетим…
Одним из наиболее секретных объектов на территории Французской Империи была подводная лодка «Бородино». Практически бесшумная, невидимая для радаров, быстроходная, да ещё и напичканная новейшей электроникой. Собственно, она была предназначена именно для таких исключительных случаев, когда императору Франции не на кого положиться — а потому крайне необходимо куда-нибудь отправиться…
— Рад вас видеть, сир, — радостно заулыбался капитан Делакур. — Мы ведь с вами последний раз встречались… уж лет десять назад, верно? Помните, я приезжал к вам в Париж просить протекцию для младшего сына? Вы мне тогда здорово помогли, ваше величество…
— А теперь, Делакур, — улыбнулся Наполеон, — вы здорово поможете мне. Нам с Пьером, как в своё время Арамису с Портосом, нужно срочно покинуть этот благословенный остров.
— А я, стало быть… — понимающе кивнул капитан.
— А вы, стало быть, будете нашим д’Артаньяном. Который увезёт нас с Бель-Иля, несмотря на блокаду.
— И куда же мы поедем, сир?
Вместо ответа Наполеон передал ему вырванный из блокнота листок бумаги, на котором были написаны координаты.
Согласованные полчаса назад с Мэгги.
* * *
Через несколько часов Наполеон с Пьером ступили на английский берег.
«Лишь бы добраться до Мэгги,» — думал император. — «А там уж как получится. Или она станет моей императрицей, или же я просто останусь здесь как изгнанник — но в любом случае Мэгги будет моей. А Мэгги, честно говоря, дорога мне куда больше, чем императорская корона».
Поначалу Наполеон подумал, что его угораздило перепутать координаты — песчаный пляж казался пустым. Однако сомнения императора тут же развеяли показавшиеся из-за дюн два бронированных автомобился с тонированными стёклами.
Подъехав к французским гостям, автомобили остановились. Из первой машины вышел человек в тёмном костюме и тёмных же очках.
— Вы из… «Ми-5»? — задал Наполеон явно риторический вопрос.
— Следуйте за мной, — несколько уклончиво ответил незнакомец.
— Вы повезёте нас к Мэ… к премьер-министру? — спросил император, следуя за незнакомцем в машину.
— Вам туда, — обратился тот к Пьеру, указывая ему на второй автомобиль. Как бы в подтверждение этих слов, во втором автомобиле открылась одна из дверей.
— Но… мы вместе, — попробовал протестовать Пьер.
— Вам туда, — повторил незнакомец, и Пьер уныло поплёлся выполнять это распоряжение.
— Мы едем к премьер-министру? — снова спросил Наполеон, садясь на заднее сиденье.
Но и на этот раз ему никто не ответил.
* * *
Поездка в бронированном автомобиле с тонированными стёклами заняла около двух часов. На вопросы Наполеона по-прежнему никто не отвечал, и он в конце концов прекратил свои бесплодные попытки. Что ж, секретность есть секретность.
Автомобиль наконец остановился, и его дверца приоткрылась. Выйдя из машины, Наполеон вместо резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит увидел совсем небольшой и неприметный лесной домик, к которому вела небольшая тропинка — собственно, по ней автомобиль и приехал. Второй машины, в которой ехал Пьер, император не увидел.
— А где… — начал он.
— Следуйте за мной, — снова сказал всё тот же незнакомец.
Войдя в дверь домика, Наполеон проследовал за не очень-то гостеприимным хозяином в скромную комнатушку, всё убранство которой составляли стол, два стула и небольшой телевизор.
Закрыв за собой дверь, незнакомец вышел из комнаты. Император остался один.
Но долго тяготиться одиночеством ему не пришлось — дверь снова открылась, и в комнату вошёл изящный джентльмен средних лет с бакенбардами.
— Добрый вечер, мистер Бонапарт! — улыбнулся он Наполеону. — Прошу вас, присаживайтесь.
И сам подал пример, усевшись на один из стульев.
— Что-о-о? Вы в своём уме? — возмутился император. — Какой я вам мистер Бонапарт?
Но всё же Наполеон предложение джентльмена принял, усевшись напротив.
— А что вас, собственно, удивляет? — поинтересовался собеседник Наполеона. — Вот меня, например, зовут «Арчибальд Скотт» — и поэтому ко мне обращаются «мистер Скотт». А вас, насколько мне известно, зовут «Наполеон Бонапарт». И потому я вас называют именно «мистер Бонапарт», а не как-нибудь иначе. Что же тут удивительного?
— Да вы понимаете, что говорите, мистер Скотт? — не посчитал доводы джентльмена сколько-нибудь убедительными Наполеон. — Я ведь не какой-нибудь простолюдин, а император Франции! Чёрт возьми, да разве кто-нибудь называет вашу королеву «миссис Саксен-Кобург-Готская»?
— Так ведь наша королева, мистер Бонапарт, — хитро прищурился Скотт, — находится у себя во дворце, в Лондоне, в Англии. А вы? У вас в Париже мятеж, Франция на грани революции, Бурбоны возвращаются после двухсотлетнего изгнания — а вы, понимаете ли, сбежали за границу! Какой же вы после этого император?
— Но, позвольте… — удивился Наполеон. — Я ведь никуда не сбегал! Я как раз и нахожусь здесь именно для того, чтобы просить премьер-мини… чтобы просить британское правительство о декларации в свою поддержку!
— Ах, вот как! — протянул Скотт. — Значит, пока французский народ борется с узурпатором, вы предпочитаете руководить им из Англии?
— Что вы имеете в виду? — окончательно потерял нить разговора император.
Вместо ответа Скотт включил телевизор.
И на экране Наполеон увидел… Лувр, над которым уже висело наспех водружённое королевское знамя с лилиями, знаменующее собой новую — или же очень старую — власть. Рядом с дворцом отряд полицейских с трудом сдерживал собравшуюся толпу верноподданных парижан.
Впрочем, как ни странно, крики этих парижан были совсем не верноподданническими:
— Позор! Вон отсюда! Долой Бурбонов!
— Это… TF1? — удивился Наполеон.
— Нет, — покачал головой Скотт, — это BBC. Французское телевидение по-прежнему показывает классическую музыку.
Тем временем невидимый телережиссёр переключился на Елисейские Поля. Здесь полицейских не было видно вовсе, а толпа заполнила весь телеэкран. Крики «Долой Бурбонов!» и «Свобода, равенство, братство!» раздавались так громко, что Скотту пришлось приглушить громкость. А Триумфальная Арка уже была увешана плакатами похожего содержания и трёхцветными флагами.
— Что же это такое? — удивлённо произнёс Наполеон, не веря своим глазам.
— Если угодно, новая Фронда, — ответил Скотт. — Или новая революция.
В следующую секунду на экране показалась Сорбонна. Вокруг неё митинговали студенты, к которым, судя по всему, присоединились и некоторые преподаватели. Некоторые из студентов поспешно строили баррикады, прочие же вовсю размахивали трёхцветными флагами, плакатами и портретами. Наполеон с надеждой вгляделся в изображённые на портретах лица, но увидел там не самого себя, а… Робеспьера, Дантона и Марата.
— А что же мятежники? — поинтересовался он. — Неужели они позволяют…
— А их позволения никто и не спрашивает. Они и рады бы всё это запретить, но не могут. Большинство парижских полицейских отсиживается по домам — а тех, кто всё-таки вышел сегодня на работу, слишком мало, и контролировать ситуацию они не способны. А «Секюрите» для разгона толп совершенно не годится. Что же до армии, то она, кроме отдельных гарнизонов, соблюдает нейтралитет.
— Это мне известно…
— Есть, правда, гвардия. И мятежникам удалось ввести в Париж Гасконскую и Валлонскую дивизии, но…
Как бы продолжая мысль Скотта, на телеэкране появились танки, принадлежащие к вышеозначенным дивизиям. Однако они никого не давили, и вообще никуда не двигались — а просто мирно стояли на парижских улицах, окружённые толпой. Причём парижане отнюдь не пытались нанести гвардейцам какой-либо ущерб. Напротив, некоторые из жителей французской столицы сидели на танках с дружелюбным видом в обнимку с гасконцами и валлонами. Судя по всему, танкисты были настроены так же благодушно.
— И это ещё не всё, — заметил Скотт. — Несколько танков отправилось на остров Ситэ.
— Зачем?
И снова телеэкран вмешался в разговор, ответив на вопрос Наполеона с помощью новых кадров. На сей раз император действительно увидел набережную острова Ситэ, которую украшали три танка. Причём на переднем танке почему-то стоял во весь рост…
— Жак Бориэль? — поразился Наполеон, увидев парижского префекта.
— Да, это мистер Бориэль. Именно он возглавил антибурбонское сопротивление. И, как видите, добился некоторых успехов. В отличие от вас, мистер Бонапарт.
— Тем не менее, — снова попытался оправдаться император, — я ведь для того сюда и приехал… чтобы встретиться с… мне нужна британская помощь.
— Да будет вам помощь, будет, — презрительно отмахнулся от Наполеона Скотт. — Сейчас вы отправитесь на сверхсекретный аэродром, на котором находится самолёт с французскими опознавательными знаками. Этот самолёт доставит вас в Париж.
— То есть как в Париж? Но ведь…
— Вы же видите, что происходит. Полтора часа назад аэропорт «Мюрат» заняли сторонники Бориэля. Так что приземлиться вам не помешает никто. А уж тогда, мистер Бонапарт, вы снова станете законным французским императором. И тогда уже действия Бориэля и всех этих… фрондёров станут вполне законными, а не просто уличным бунтом.
— Но всё-таки как насчёт… декларации британского правительства?
— Никакой декларации не будет, — покачал головой Скотт. — Правительство Её Величества не считает нужным официально вмешиваться во внутренние дела соседней страны. А потому официально вас сейчас здесь нет. Официально вы вернётесь в Париж не из Англии, а с Бель-Иля. Где вы всё это время официально и находились.
— Нет, подождите, — покачал головой и Наполеон, — здесь что-то не то. Я должен поговорить с премьер-министром.
— Премьер-министр Великобритании, — холодно ответил Скотт, — не намерена тратить драгоценное время на подобные пустяки, мистер Бонапарт.
Наполеону показалось, что кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он почувствовал, что теряет силы — как физические, так и душевные.
— Тогда я никуда не полечу, — заявил император, с трудом преодолевая подступившую тошноту. — Я требую разговора с премьер-министром.
— Вы, кажется, изволите мне угрожать? — любезным тоном поинтересовался Скотт.
— Называйте это как хотите, — пожал плечами Наполеон. — Или вы выполняете моё требование, или я не играю в ваши игры.
— Хорошо, — кивнул Скотт.
— Что «хорошо»? — не понял император.
— Хорошо, не играйте. Не хотите лететь в Париж — не надо. И что вы тогда… будете из себя представлять?
— То есть как?
— А вот так, мистер Бонапарт. Кто вы, собственно, такой? В данный момент вы не более чем бывший император.
— Почему же «бывший»?
— Потому что вы низложены. И если назад во Францию вы… не рвётесь — стало быть, вы не более чем частное лицо, эмигрант по фамилии «Бонапарт». Причём эмигрант нелегальный — в Британию вас никто не звал.
— Но ведь она сама…
— Что «она сама»? — несколько ехидным тоном переспросил Скотт. — У вас есть доказательства, мистер Бонапарт? Вы прибыли сюда с официальным визитом?
— Не пытайтесь меня запугать! — попробовал вновь собраться с силами Наполеон. — Если я расскажу обо всех обстоятельствах…
— Так-таки и обо всех? — усмехнулся Скотт.
«Да, тут мне их шантажировать нечем, скорее наоборот. Ведь это ударит не только по «Ми-5», но и по Мэгги».
— Ничего вы никому не расскажете, мистер Бонапарт, — продолжил Скотт. — И будете прозябать в тюрьме для нелегалов — а там ещё, глядишь, мы вас и депортируем. Вот только не знаю, куда. Что будет из себя представлять ваша родная Франция, пока ведь не ясно. Вы же так упорно отказываетесь помочь мистеру Бориэлю окончательно победить узурпатора и его приспешников…
«Господи, что же происходит? Почему же Мэгги не вмешивается в этот кошмар? Ладно, здесь мне к ней всё равно не пробиться».
— Хорошо. Я согласен. Я полечу.
— Вот так-то лучше, ваше величество. Зайдите в ванную комнату, приведите себя в порядок. Хотя, впрочем, усталый и измождённый вид вам как раз будет к лицу.
— Я готов, — махнул рукой Наполеон, вставая со стула. — А где, кстати, Пьер?
— Ах, Пьер… — протянул Скотт. — Видите ли, сир, ваш секретарь Пьер Фуше пока останется здесь.
— Это ещё зачем? — возмущённо нахмурил брови император.
— Видите ли, ваше величество, мы не хотим, чтобы вы изволили сделать какую-нибудь… глупость. Скажем, выпрыгнули раньше времени из самолёта. Или снова начали что-то там… требовать. Или нарушили секретность, связанную с вашим… неофициальным визитом.
— Я никуда без Пьера не полечу… — начал было Наполеон, но тут же осёкся.
— Вы опять пытаетесь угрожать? — усмехнулся Скотт.
Вместо ответа император лишь бессильно опустился обратно на стул.
Окончание
