Виктор Гопман: Холмы Рима. Окончание. Рим в кино, или кино в Риме

Loading

Мы поначалу никак не могли отыскать нужный дом, зная при этом, что он где-то рядом с посольством США и, соответственно, выглядывая звездно-полосатый ориентир. Потом спросили местного жителя: где тут снималась «Сладкая жизнь», на что он философски ответил, что, дескать, уже больше нету дольче вита…

Холмы Рима

Рим в кино, или кино в Риме

Виктор Гопман

Окончание. Начало

«Мы вышли все на свет из кинозала…»
Иосиф Бродский,
«Двадцать сонетов к Марии Стюарт»,
Сонет второй

Авторская оговорка: равно как предшествующий материал «Холмы Рима» не является путеводителем по Вечному городу, точно также настоящий материал не предназначался для киноэнциклопедии, но представляет собой лишь краткий отчет о блужданиях автора с женой по римским улицам и закоулкам, связанным с кинематографом, причем с кинематографом в их ограниченном, то есть, отнюдь не энциклопедическом, представлении.

* * *

В 1937 году в юго-восточном пригороде Рима возник Киногород (по-итальянски Чинечитта́ — с ударением на последнем слоге, рифмуясь со словом феличита́, что означает счастье). Это место недаром называют Голливудом на Тибре. Работали здесь не только итальянские режиссеры; в 1950-е годы тут снималось несколько американских супербоевиков — в частности, «Бен Гур» Уильяма Уайлера. А в 1953 году Уильям Уайлер вернулся в Рим, чтобы снять «Римские каникулы» — один из моих (думаю, и не только моих) самых любимых фильмов. Уайлер, швейцарский еврей, из числа наиболее успешных режиссеров в истории Голливуда, номинировался на «Оскара» 12 раз и трижды получил эту золотую статуэтку; снимавшиеся у него актеры номинировались 36 раз, и 14 из них стали обладателями почетного приза, в их числе — Одри Хепберн за роль принцессы Анны в «Римских каникулах».

Однако начнем мы все-таки с творчества Федерико Феллини, уроженца (1920 г.) Римини, курортного городка на адриатическом побережье Италии, обладателя четырех «Оскаров» — за «Дорогу», «Ночи Кабирии», «Восемь с половиной», «Амаркорд» и пятого, итогового, почетного — «За вклад в киноискусство». Основное место работы Феллини — пятый павильон студии Чинечитта; его главный персонаж — это не Марчелло Мастроянни, любимый актер, и даже не Джульетта Мазина, любимая жена и муза, а вечный город, в любви к которому он признается в своей, по сути автобиографической, ленте, названной, естественно, «Рим» — равно как и во всех других фильмах, действие которых происходит в городе на семи холмах, на берегах Тибра.

Главные из этих фильмов — «Сладкая жизнь» и «Восемь с половиной», которые либо снимались в памятных местах Вечного города, либо сделали эти места памятными. В числе таких мест — несомненно, фонтан Треви. Однако во время этой поездки фонтан предстал перед нашими глазами в самый разгар реставрации или — не к ночи будет сказано — перестройки. Собственно, самого фонтана как такового не было, и туристы с горя фотографировали затянутый защитной пленкой, заставленный строительными лесами фасад палаццо Поли, на фоне которого в хорошие времена возносятся фонтанные струи. Пуста была, естественно, и чаша фонтана, в воды которого, как все мы помним по сюжету «Сладкой жизни», Анита Экберг затащила Марчелло Мастроянни.

Фонтан Треви на ремонте

А вот виа Венето, дом 90, одно из тех памятных римских мест, где Федерико Феллини в конце 1950-х снимал эпизоды «Сладкой жизни». Здесь, в «Кафе де Пари», все столики были плотно обсижены кинодевочками, развлекающимися в компании отпрысков местных аристократических семейств, удачливых спекулянтов и арабских шейхов. А сейчас тут буквально мерзость запустения, дверь забрана решеткой и только что не забита досками, крест накрест.

Вход в «Кафе де Пари» сегодня

Мы поначалу никак не могли отыскать нужный дом, зная при этом, что он где-то рядом с посольством США и, соответственно, выглядывая звездно-полосатый ориентир. Потом спросили местного жителя: где тут снималась «Сладкая жизнь», на что он философски ответил, что, дескать, уже больше нету дольче вита, а потом указал пальцем на здание через дорогу, где более полувека тому назад находилось «Кафе де Пари». Собственно говоря, наш собеседник на свой лад перефразировал заключительный кадр фильма, в котором к неизменному слову FINE Феллини добавил, мелким шрифтом, приписку la dolce vita — то есть, как бы подвел итог киноповествованию: «Конец сладкой жизни». Перейдя виа Венето, мы уткнулись носом в вышеназванную решетку. Какой-то путеводитель обещал мне (это еще в Иерусалиме, при подготовке к поездке) соответствующую мемориальную доску на доме 90. Нашли и эту как бы доску, а на деле простенький коллаж, состоящий из тогдашнего меню «Кафе де Пари», газетных вырезок и неясных фотографий. Видит Бог, Феллини заслужил чего-то большего.

Якобы мемориальная доска на месте съемок «Сладкой жизни»

Правда, мемориальная доска имеется на доме Джульетты Мазины и Федерико Феллини — по адресу виа Маргутта, 110-113.

В этом доме № 110-113 по виа Маргутта жили Мазина и Феллини

Виа Маргутта — это вообще славная улица. В доме 33, никак не обозначенном городскими властями, жил Трумен Капоте. И бывают же «странные сближения»: роль нью-йоркской девицы Холли Голайтли в одном из самых культовых фильмов американского кинематографа — «Завтрак у Тиффани», снятого по новелле Капоте в 1961 году — сыграла Одри Хепберн, которая восьмью годами ранее, в «Римских каникулах», уже побывала на виа Маргутта, в доме номер 51, где жил Грегори Пек — ну, в смысле журналист Джо Бредли.

Сейчас дом (как и многое в Риме) находится в стадии перестройки, и, по всей видимости, там собираются открыть картинную галерею — во всяком случае, об этом говорит указующая надпись на заборе, которая направляет нас «во двор [дома] 51а по виа Маргутта» и при этом дает веб-адрес новой галереи. Никаких памятных знаков после выхода «Римских каникул» на широкий экран, то есть, с 1953 года, на доме не существовало; более того, предыдущие владельцы и жильцы дома запрещали любопытным совать нос даже во двор — ну, надо сказать, по-человечески их можно понять…

Виа Маргутта, славная улица
Указатель на заборе дома 51а по виа Маргутта

Итак, мы подошли к «Римским каникулам»: режиссер Уильям Уайлер, в главных ролях Грегори Пек и Одри Хепберн. Это первый голливудский фильм, целиком сделанный в Европе, причем во вступительных титрах особо указано, для исключения самой мысли о голливудских декорациях: «Этот фильм полностью снят и смонтирован в Риме, столице Италии».

Год производства фильма — 1953, а советский зритель увидел его в июле 1960 года. Восторгов у властей он не вызвал. Идеологическая комиссия ЦК КПСС, подводя итоги того года, отнесла «Римские каникулы» (наряду с такими кинопроизведениями, как «Бабетта идет на войну» и «Мистер Питкин в тылу врага») к числу «буржуазных фильмов, проникнутых неприемлемыми для нас идеями». Впрочем, особой цензуре фильм не подвергся. И широкий зритель увидел, как во время своего последнего интервью принцесса Анна пожимает руки не только корреспондентам таких условно приемлемых для советских властей изданий, как «Нью-Йорк Геральд Трибьюн», «Ле Фигаро» или «Чикаго Дейли Ньюз», но и некоему Гроссу, сотруднику газеты «Давар». Ладно, с одной стороны, это вроде бы орган израильского рабочего движения, но сам факт, что с советского экрана открыто прозвучало «Давар», да еще в сочетании с местом издания газеты — Тель-Авив… Немало еврейских сердец при этом учащенно забилось — в их числе и мое.

Как все мы помним, Джо Бредли, репортер «American News Service», вымышленного новостного агентства, находит Анну, принцессу неназванной страны, в полуобморочном состоянии после инъекции успокоительного, на камнях Римского форума. Он предпринимает попытку отвезти девушку домой, для чего спрашивает ее адрес; Анна же сообщает, что живет в Колизее — ответ, естественный для иностранца, считающего Колизей основным символом Рима, и уж тем более самоочевидный для особы королевской крови, не вникающей в такие мелочи и детали, как название места, куда лимузин доставляет ее на ночлег. Она ведь и денег с собой не носит, о чем с обескураживающей прямотой сообщает собеседнику. Дело кончается тем, что совестливый журналист, не желая сдавать незнакомку в лапы полиции, предоставляет ей для ночлега свое более чем скромное жилище. (А вот их прелестный утренний диалог: «Значит, я провела здесь ночь с вами?» — «Это не совсем уместная формулировка… но в каком-то смысле, да».)

А потом — потом начинается сказочный день, на протяжении которого принцесса инкогнито странствует по Риму. От виа Маргутта рукой подать до фонтана Треви, одного из самых знаковых мест Рима, не уделить внимание которому просто не могли авторы фильма. Справа от фонтана идет виа делла Стампериа, и здесь, в доме 85, приютилась парикмахерская, куда забрела в поисках перемен принцесса и где она решилась на короткую стрижку. Причем некоторые источники утверждают, что Одри Хепберн — достоверности ради — и в самом деле принесла в жертву свои собственные роскошные волосы. В наши дни здесь магазинчик кожаной галантереи.

Здесь принцесса Анна решилась на короткую стрижку

Затем Джо Бредли как бы случайно, «снова», встречает принцессу, уже коротко стриженную, — на ступенях Испанской лестницы, на фоне церкви Тринита-деи-Монти (надо ли добавлять, что и эта церковь предстала перед моим объективом в процессе ремонта, в строительных лесах — время было такое, май 2015 года).

Здесь (в левом нижнем углу фотографии) Джо «находит» принцессу, наслаждающуюся знаменитым римским мороженым

А далее — незабываемый безумный проезд принцессы Анны по Риму, кажущаяся хаотичность которого столь великолепно организована, что перед камерой проносятся самые достопримечательные достопримечательности Вечного города. Проезд на мотороллере «Веспа», который, кстати, сам по себе является символом Италии или, во всяком случае, итальянского автопрома — не в меньшей степени, чем «Фиат».

Одна из самых драматичных сцен фильма — испытание «устами истины». Речь идет о круглой мраморной плите, датируемой IV веком до н. э., с изображением Тритона, или Океана, или, по мнению большинства римлян, божества реки Тибр; она имеет 1,75 м в диаметре и, по всей видимости, служила люком сточной системы Древнего Рима. Где-то в XVII веке ее установили в портике церкви Санта-Мария-ин-Космедин, и с тех пор она считается своего рода детектором лжи, причем объединяющим розыскные действия с карательными. Если, согласно легенде, лжец осмелится вложить руку в «уста истины», то божество немедленно щелкнет соответствующими «зубами истины», и нечестивец лишится своей конечности.

Драматизм же сцены — в полной мере заслуга Грегори Пека. Он изобразил, причем весьма реалистично, болевой шок человека, оставившего руку в пасти злобного божества, но при этом сознательно не предупредил Одри Хепберн о своем творческом замысле — не удивительно, что она отреагировала не как актриса, но как до смерти перепуганная юная девушка. После чего, осознав ситуацию, врезала ему от всей души. В таких случаях говорят: только бы оператор не подкачал и пленка была бы без брака, потому что вторично сыграть такое вряд ли удастся.

А вот фотографии этой плиты у меня, честно говоря, нет — по той простой причине, что не довелось увидеть ее своими глазами. Местонахождение плиты после «Римских каникул» сравнялось по популярности у туристов едва ли не с музеями Ватикана, и потому для того, чтобы даже не сунуть руку в пасть Тритону (или Океану), а просто войти в церковный портик, требуется отстоять огромную очередь. К тому же день был очень жаркий, и потому мы с женой решили: нам, как людям, говорящим всегда и исключительно чистую правду, это испытание не требуется.

И теперь концовка «Римских каникул», прощальное интервью принцессы Анны. На вопрос «Какой город в Италии вам понравился больше всего?» она было начинает, по подсказке своего советника, дипломатично уходить от ответа: «Каждый город хорош по-своему…» И тут же, оборвав себя на полуслове, полузвуке: «Рим! Конечно, Рим!»

Этот эпизод снимался в галерее дворца Палаццо Колонна, расположенного в центре Рима, у основания холма Квиринал, и принадлежащего на протяжении более чем 20 поколений знатному семейству Колонна. Место это, как мне кажется, было выбрано авторами фильма исключительно благодаря его киногеничности. [Кстати, галерея открыта для широкой публики по субботам, за 10 евро — плату, на мой взгляд, чисто символическую.]

Вот как выглядит в действительности (то есть, в цвете — не забываем, что «Римские каникулы» фильм черно-белый) тот зал, где принцесса Анна давала свою прощальную пресс-конференцию. Стояла она, с советниками и свитой, на возвышении между колоннами, а потом по этим мраморным ступеням спустилась к журналистам, чтобы проститься с Джо Бредли (и получить от редакционного фотографа Ирвинга Радовича конверт с фотографиями, живописующими ее римские приключения).

Пресс-конференция принцессы Анны: общий вид зала; принцесса со свитой стояла за колоннами
Пресс-конференция принцессы Анны: принцесса спустилась к журналистам по этим мраморным ступеням

И два слова о русском названии фильма. Словосочетание «Римские каникулы» само по себе имеет оттенок известной бодрости и отчасти даже легкомысленности. Каникулы, дескать! Стало быть, гуляй и ни в чем себе не отказывай! Да ничего подобного.

Слово «holiday» («holy day») буквально означает «день, посвященный какому-либо святому» — и потому не рабочий, то есть, праздный. Иными словами, это скорее «праздник», нежели «каникулы». Что же касается «праздника на римский манер» (буквальный перевод выражения «Roman holiday»), то вспомним, что для древних римлян такой день был немыслим без боя гладиаторов. Публике, сидящей в амфитеатре — разумеется, удовольствие, а тем, кто на арене? Стало быть, выражение «римский праздник» следует понимать в лучшем случае как «удовольствие или выгода, получаемые за счет других», а то и вовсе как «жестокие забавы». Словари английского языка свидетельствуют, что впервые (1818 г.) его в таком смысле употребил лорд Байрон — вспомним строки «Чайльд-Гарольда», русскому читателю более известные в свободном переложении Лермонтова: «Ликует буйный Рим… торжественно гремит // Рукоплесканьями широкая арена. // А он — пронзенный в грудь — безмолвно он лежит…» А вот и искомое место — двенадцатью строчками ниже: «…he butchered to make a Roman holiday»; самый точный перевод, пожалуй, принадлежит Владимиру Щастному, поэту, близкому к кружку А. Дельвига: «…зарезан здесь, для прихоти чужой!»

Сказанное дает ключ к восприятию фильма. Действительно, нам показывают сказку о принцессе, но, в отличие от традиционной сказки, эта история — с печальным концом. Иванушке (в смысле, Грегори Пеку) не суждено женится на царской дочери — потому хотя бы, что не совершил ничего такого, за что мог бы получить Одри Хепберн в жены. Дракона не победил, «туда — не знаю, куда» не сходил, «то — не знаю, что» не принес. Ну, решил не публиковать фотографии, которые могли бы поставить в неудобное положение его величество, отца принцессы — поступок сам по себе достаточно великодушный, может, даже и благородный, но на подвиг все-таки не тянет. И в финале фильма, на пресс-конференции принцессы, герои расстаются. По-видимому, навсегда.

На закуску же обратимся к совершенно невинной (в идеологическом плане) французской комедии середины 1960-х гг. «Разиня», повествующей о том, как совершенно невинный (во всех смыслах) главный герой (Бурвиль) оказывается втянутым в авантюру по перевозке из Неаполя в Бордо партии наркотиков, золота и драгоценных камней, включая огромный бриллиант, — вся эта контрабанда искусно упрятана в различных укромных местах шикарного «Кадиллака», на котором и осуществляется противозаконная транспортировка. Сама операция задумана шайкой крайне отрицательных личностей во главе с Луи де Фюнесом, а дорогу им пытаются перебежать не менее мерзостные типы — разве что артист, исполняющий роль их главаря, не сопоставим с де Фюнесом по степени известности. Одна из центральных сцен фильма — это разборка между двумя группировками, происходящая под покровом ночной тьмы на вилле д’Эсте, в городке Тиволи (на расстоянии пары десятков километров от столицы, где любила укрываться от летней жары древнеримская знать). В ходе серии стычек противоборствующие криминальные элементы попеременно стараются утопить друг дружку в многочисленных фонтанах виллы, один из которых и представлен на прилагаемом фото.

Фонтан на вилле д’Эсте, ставший ареной схватки двух шаек
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Виктор Гопман: Холмы Рима. Окончание. Рим в кино, или кино в Риме

  1. Прекрасный травелог, битком набитый искусствоведческим содержанием. Такие статьи редки, а автора выделяет любовь к Риму.
    К сожалению, «вечный город» немного поизносился, производит часто заброшенное впечатление даже без постоянных ремонтов. Давно пропала публика «Сладкой жизни», зато с улиц не исчезли итальянские красавицы. В мой последний приезд в Рим остановились в отеле около памятника Витторио Эммануэлю и не могли открыть окна: можно было задохнуться от выхлопных газов на улице…
    Тем не менее каждая встреча с Италией для меня событие. Спасибо!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.