… я чувствовал наконец облегчение, которого не испытывал вот уже больше года. Теперь мне не нужно было соблюдать конспирацию, изворачиваться и бояться, что кто-нибудь узнает о моих антисоветских похождениях. Теперь я снова был не предателем и перебежчиком, а честным советским человеком.
Двойное гражданство
Миротвор Шварц
Окончание. Начало
Глава пятая
2000
— Миша? — удивилась Настя, открыв дверь.
Впрочем, лицо её выражало не столько удивление, сколько радость.
— Привет, Настя. Нам нужно поговорить.
Её лицо засияло.
— Да ты заходи, Миша. Я одна дома, мама с папой на концерт ушли. Пойдём вон в кухню, я тебя чаем угощу с пирожными…
— Нет, Настя, спасибо, но я не хочу.
— Ну не хочешь, и ладно. Пошли тогда ко мне в комнату.
— Вообще-то я ненадолго, — замялся я.
Радость на лице Насти сменилась тревогой.
— А что такое, Миша?
Ходить вокруг да около мне не хотелось.
— Видишь ли, Настя… Мне сказа… мне стало известно, что ты… хочешь выйти за меня замуж, и уехать со мной в Америку.
Я не стал говорить «выйти замуж, чтобы уехать». Это прозвучало бы слишком некрасиво.
— Это правда или нет? — спросил я.
Потупив глаза и зардевшись, Настя робко кивнула. Теперь в её глазах появилась надежда.
Мне очень не хотелось эту надежду у неё отнимать, но выхода не было.
— К сожалению, Настя, я вынужден тебя разочаровать.
— Почему? — прошептала она одними губами, печально глядя мне в глаза.
— Потому что у меня уже есть… любимая женщина.
На Настю было жалко смотреть. Опустив голову, она явно изо всех сил старалась не расплакаться. И чем больше я смотрел на Настю, тем больше моё сердце переполнялось жалостью. И нежностью. Но что я мог сделать?
А всё-таки делать что-то было надо. Просто так уйти я тоже был не в силах.
И тут у меня появилась на редкость безумная идея.
— Послушай, Настя, — сказал я. — Давай сделаем так: завтра мы с тобой поедем в Москву, и там попросим для тебя в американском посольстве обычную туристическую визу. Если её тебе дадут, то обратно в Америку мы полетим вместе. Покажу тебе там Чикаго, другие города. Может, тебе ещё и не понравится. А если понравится — хорошо, я на тебе женюсь. Но этот брак будет чисто фиктивным, чтобы ты получила гринкарту. Поедешь со мной на таких условиях?
Ох, как мне хотелось, чтобы она отказалась! И в то же время я почему-то втайне надеялся на её согласие.
— Поеду, — подняла наконец Настя голову.
Но взгляд её по-прежнему был полон грусти и разочарования.
* * *
1999
— Венчается раб Божий Михаил, рабе Божией Ларисе во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…
Я окончательно ощутил, что попал если и не в прошлое, то в какой-то иной мир.
Jesus Christ! Видели бы меня сейчас пионервожатая Маша, директор школы Ярослав Иванович, классная руководительница Валентина Васильевна! Я, комсомолец и потомственный атеист Миша Горохов, венчаюсь в церкви! В лучшем случае это похоже на идиотскую шутку, в худшем — на святотатство.
Хорошо ещё, я в Бога не верю — а то бы убоялся гнева Его.
Впрочем, коготок увяз — всей птичке пропасть. Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Назвался груздем — полезай в кузов…
Так я пытался уговорить себя, что назад дороги всё равно нет. Начал дело — кончай смело.
— Венчается раба Божия Лариса, рабу Божиему Михаилу во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…
Шею мне натирала цепочка, на которой висел золочёный крестик. Я ощущал себя обманщиком, мошенником, самозванцем. Которому не место среди приличных людей — а уж тем более в церкви.
Но ведь этот брак — настоящий, подлинный, всамделишный. Я действительно люблю Лару. Потому-то и приехал в чужую страну. Потому-то и разыгрываю эту трагикомедию.
А раз так — Бог простит. Даже если он есть.
— Господи, Боже наш, славою и честию венчай их!
Вот и всё. Свершилось. Теперь Лара стала моей женой.
Потом отец Дионисий благословлял нас и пел «Отче наш». Потом мы с Ларой по очереди пили из чаши красное вино. Потом мы целовали иконы и крест. Закончился обряд нашим собственным поцелуем.
А затем был пир горой, а уж потом — брачная ночь. Но её я описывать не буду. Как-то неудобно, да и не склонен я к эксгибиционизму.
* * *
Вернувшись с Аляски в Чикаго, я нашёл наконец работу, после чего снял небольшую квартиру. Через месяц приехала Лара, и мы прожили в этой квартире несколько недель в любви и согласии.
А потом наступил новый учебный год — и Ларе пришлось возвращаться в Сен-Луи.
Теперь она приезжала только по выходным — ну и, конечно, на каникулах. По правде говоря, в каком-то смысле это было даже удобно — иногда мы (как все нормальные молодожёны) спорили и даже ссорились, так что перерывы в общении были весьма кстати. Не проходило дня, как я звонил Ларе (или она мне), и мы тут же мирились.
Что же касается конспирации, то она по-прежнему соблюдалась. Близких друзей в Чикаго у меня не было, а с неблизкими, равно как и с приятелями по работе, я встречался по вечерам в рабочие дни. Общение с ними обычно ограничивалось игрой в шахматы, походами на хоккей или посиделками в баре — и этого мне было вполне достаточно.
Также в рабочие дни я иногда забегал к папе. К нему как раз переехала Жанг Лан, так что мой отьезд в собственное жилище оказался весьма кстати.
Так шли дни, недели, месяцы. Последний учебный год Лары в “L’Universite de l’empereur de Saint Louis” подходил к концу. Оставалось написать дипломную работу — что-то там про Рафаэля с Микеланджело. Или да Винчи.
— Скорей бы закончить, — то и дело мечтательным тоном говорила Лара. — И тогда…
До конца Лара не договаривала, но что будет «тогда», ясно было и так. Степень магистра искусствоведения, окончательный переезд в Чикаго, получение американского гражданства, семейное счастье — и никакой больше конспирации. Ну, или почти никакой. Живи да радуйся.
Но написать дипломную работу было не так-то легко — тема оказалась более сложной и запутанной, чем Лара предполагала.
— Миша, извини, но мне нужно поработать как следует пару недель, — виноватым голосом сообщила она мне по телефону. — Я просто обязана сконцентрироваться. И потому, увы, не смогу в эти выходные приехать. И в следующие тоже.
Что ж, обязана так обязана. Пусть концентрируется.
Пожелав Ларе успешной работы, я взял на своей работе отпуск. И поехал наконец домой, в Союз. Навестить маму, сестру с мужем и племянника Костю.
(Не будь женат на Ларе, добавил бы «…и Настю».)
Глава шестая
2000
Вернувшись от Насти, я с нетерпением ждал, пока все пойдут спать. Дождавшись, пошёл в гостиную и включил компьютер.
Работал комп плохо, и к Интернету я подключился лишь с третьей попытки. Очень раздражала медлительность, но другого выхода не было. Это не Чикаго, здесь кабельных провайдеров нет, один dial-up. Как говорится, лопай, что дают.
Забравшись наконец в свой почтовый ящик на www.yahoo.com, я увидел там десять новых писем. Девять из них — привычный назойливый спам. А вот десятое — от «lara1977@mail.er«.
Я вздрогнул и машинально оглянулся по сторонам. Ведь домен «.er» («East Russia«) находится в СССР под строжайшим запретом. Ни с одного советского IP-адреса попасть на какой бы то ни было восточно-российский сайт невозможно — эту идеологическую чистоту блюдёт с советской стороны специальный фильтр. Другой же фильтр не пускает пользователей с Аляски на советские сайты. Такой вот Виртуальный Занавес.
Но залезть в американский почтовый ящик и получить письмо с восточно-российского мне не мог помешать никто. Кроме боязни нарваться на неприятности, если кто-нибудь об этом узнает.
— Почему она не пользуется своим университетским адресом, ведь он же луизианский? — проворчал я, открывая письмо Лары. — Или она уже не студентка?
Как ни странно, ответ на этот вопрос содержался в первых же строчках:
«Миша, любимый мой!
Можешь меня поздравить! Я закончила дипломную работу — потому-то и к Интернету не подходила все эти дни — и получила отличную оценку: 98 из 100 возможных! Теперь я — дипломированный магистр искусствоведения, и моя нелёгкая студенческая одиссея наконец завершена. Господи, как я рада!
Кроме того, у меня есть ещё одна новость. Мои папа с мамой приготовили для меня сюрприз — подарок к окончанию университета. Поскольку я им постоянно жаловалась, что у меня из-за этой дипломной горячки совершенно разладились нервы, они купили мне путёвку на горный курорт «Parque del Sur«, что в мексиканском штате Колорадо. Собственно, они купили путёвки для нас обоих — но я же не могла им сказать, где ты сейчас, верно? 🙁 Поэтому я сказала им, что мы едем оба — но на самом деле еду одна. :-(((
Я выезжаю туда буквально через час — и проведу там неделю, так что когда вернусь в нашу милую чикагскую квартиру, ты будешь уже там. К сожалению, я слышала, что этот мексиканский курорт — очень глухое место, и выйти в Интернет оттуда невозможно. 🙁 Но я позвоню тебе в Чикаго, когда ты вернёшься из Совдепии. Надеюсь, хотя бы один телефон там в горах найдётся. 🙂
Всё, дорогой, мне пора собираться.
Люблю, целую, жду.
Твоя жена Лара.»
Прочитав письмо, я испытал смешанные чувства.
С одной стороны, как теперь связаться с Ларой, чтобы рассказать ей о своём безумном замысле с фиктивной женитьбой на Насте? Может, позвонить? Сейчас Лара наверняка уже в Мексике… а что я знаю о Мексике? Единственное, что я мог вспомнить — это Олимпийские игры в Лос-Анхелосе… мне тогда было шесть лет, но я помню, как наши в очередной раз всех набрали больше всех медалей… Что же касается штата Колорадо, то я понятия не имею, где он находится… не говоря уже о курорте «Parque del Sur«… и как теперь найти номер? Да и вообще телефонный звонок отсюда — дело опасное, мало ли кто подслушивает…
С другой стороны, мне, често говоря, не очень-то хотелось радовать Лару такими… мягко говоря, странными новостями. И от сознания того, что неприятный разговор откладывается, я чувствовал нечто вроде облегчения.
Что ж, придётся поставить Лару перед фактом…
— Что, Мишка, не спишь? Всё полуночничаешь?
Подскочив на стуле от ужаса, я судорожно принялся искать кнопку, которая бы отключила монитор. Однако вместо нужной кнопки я нажал на какие-то другие, в результате чего изображение на экране стало более ярким и светлым.
Окончательно запаниковав, я ухватился за шнур и выдернул его из розетки, после чего экран наконец-то выключился. Вместе с компьютером.
— Ой, Мишка, да что ж ты так напугался?
Только сейчас я несмело обернулся. В дверях гостиной стояла в халате Оля — моя старшая сестра.
— Я тут проснулась, вышла на минутку из комнаты, смотрю — свет в гостиной, ты ещё не спишь, вот и подошла. Неужели я тебя так испугала, Мишка?
— Да нет, ничего, — пробормотал я. — Всё в порядке, Оля. Спокойной ночи.
— Ну, ладно, спокойной ночи, — ответила Оля. — Больше так не пугайся.
После чего вдруг покраснела, хихикнула и удалилась.
Наверное, решила, что я гулял по порносайтам.
* * *
Самолёт подлетал к «O’Hara» — международному аэропорту города Чикаго.
Рядом со мной в кресле у иллюминатора дремала уставшая Настя.
Мне же было не до сна. Снова и снова я прикидывал, что же мне делать. Причём камнем преткновения был даже не предстоящий разговор с Ларой, в процессе которого мне надлежало уговорить её согласиться с планом дальнейших действий. Проблема была именно в самом плане — вернее, в его отсутствии.
Ну, хорошо, допустим, я фиктивно женюсь на Насте. И через год подаю на гражданство. Ещё через три года Настя получает постоянную гринкарту, мы разводимся — и всё, мой долг перед мамой и родителями Насти выполнен.
Стоп. Я ведь уже женат на Ларе. Две жены — это полигамия, это преступление, в Америке это незаконно. Да и в СССР незаконно, и в Восточной России, и в Луизиане. Разве что в какой-нибудь Саудовской Аравии… но не будем отвлекаться.
Итак, полигамия незаконна. Можно иметь одновременно хоть тысячу любовниц, но официально жениться только на одной из них. Лицемерие? Возможно. Есть ли способ обойти этот закон? Не вижу. Развестись с Ларой и жениться на Насте, а потом наоборот? Нет, это уж слишком.
Стоп. А как вообще американское правительство — равно как и правительство штата Иллинойс — узнает о моём двоеженстве?
Вот в Союзе, например, при заключении брака в паспорт ставится штамп. Так что там полигамия не только незаконна, но и невозможна. Ни в одном ЗАГСе второй брак не зарегистрируют, если в паспорте стоит штамп о первом — и нет штампа о разводе. И на Аляске такие же порядки.
Стало быть, о моём браке с Ларой знают… кто? Правительство Восточной России, поставившее мне в паспорт штамп. Церковь святого Владимира, где мы год назад венчались. А кто ещё?
В Америке — никто. Здесь штампов в паспортах нет, есть «брачные лицензии». Можно жениться в одном штате, потом в другом, потом в третьем… В конце концов могут и поймать — но не обязательно.
А как поймают меня? С точки зрения штата Иллинойс у меня будет одна жена — Настя. А кто такая Лара? Официально — просто любовница, с которой я живу. Аморально? Но вполне законно.
Стоп. А как я буду подавать через год на гражданство? Там ведь надо заполнять анкету, а в анкете указать, на ком женат. Если женат.
Что ж, укажу Настю. Ларе-то замужество за мной для получения гражданства всё равно ни к чему, она же здесь родилась.
А когда разведусь с Настей, тогда можно и снова жениться на Ларе. Уже здесь, в Иллинойсе. И все будут довольны и счастливы.
Осталось только уговорить принцессу. То есть убедить Лару…
* * *
Пройдя таможенный досмотр, мы с Настей вышли из аэропорта и сели в мою машину, припаркованную на специальной долгосрочной стоянке ещё до отпуска.
Поскольку я втайне надеялся, что Насте в Америке может и не понравиться — а тогда затевать комедию с фиктивным браком не придётся и вовсе! — у меня появилось намерение показать ей какие-нибудь… скажем так, не самые благополучные кварталы. Но сил ехать на южную окраину Чикаго у меня уже не было. И потому по дороге из аэропорта я показал Насте лишь озеро Мичиган, высоченную башню «Sears» и «Дом русской книги» на улице Диван. А экскурсию под названием «Чикаго — город контрастов» оставил на завтра.
Когда мы приехали домой, уже стемнело. Я галантно предложил Насте устроиться в спальне, но она предпочла диван в гостиной. Не будучи в силах спорить, я пожал плечами и удалился в спальню сам.
Кое-как раздевшись, я плюхнулся на нашу с Ларой двуспальную кровать и забрался под одеяло, после чего из последних сил дотянулся до пульта управления и включил телевизор. Усталость усталостью, а по американскому ТВ я уже успел безумно соскучиться.
После этого где-то с полчаса я переключал каналы — с бейсбола на «Симпсонов», с боевика на реалити-шоу, с MTV на HBO — не останавливаясь ни на одном канале больше пяти минут.
А когда я добрался до CNN, в дверь кто-то постучал. Собственно, местоимение «кто-то» здесь уместно не вполне — я прекрасно знал, кто именно стучит, ибо больше никого в квартире не было.
— Да? — пробормотал я сонным голосом.
— Можно? — дверь приоткрылась, и показалась голова Насти.
— Да можно, — пожал я плечами, — почему же нет?
— Мне что-то не спится, — сказала она, входя в комнату, — наверное, в самолёте выспалась. Можно, я с тобой телевизор посмотрю?
Вообще-то в гостиной тоже есть телевизор, но прогонять Настю я не стал. В самом деле, ведь всё интереснее делать в компании, даже смотреть ТВ.
— Я тут… присяду, хорошо? — спросила Настя, подходя к кровати.
— Э… о’кей, — ответил я немного настороженным тоном.
С другой стороны, стульев в спальне действительно не было. Не сидеть же ей на полу!
Настя подошла к кровати слева и села на подушку. Чтобы у неё было достаточно места, я сдвинулся вправо, из-под одеяла по-прежнему не вылезая.
А в телевизоре начался очередной выпуск новостей.
— Сегодня утром, — произнесла дикторша с озабоченным лицом, — произошёл террористический акт в Тель Авиве — столице Государства Израиль. В одном из кафе в центре города взорвалась принесённая туда заранее бомба. От взрыва погибли пять израильтян и трое палестинцев. Ответственность за происшедшее взяла на себя террористическая организация «Хамас».
— Ой, как же это… — озабоченным тоном сказала Настя. — Ведь там, в Израиле, и наши тоже есть, которые из Союза…
— Да не бойся, — ответил ей я. — Там теракты редко бывают, где-то раз в полгода.
— Что-то неудобно так сидеть, — пожаловалась мне Настя. — Можно, я немного прилягу?
Покосившись на неё, я заметил, что Настя как-то очень уж легко одета — на ней была лишь короткая сорочка. Несколько смутившись, я отвёл взгляд, так ничего и не ответив.
— Вот… так удобнее, — довольным тоном произнесла Настя.
Снова посмотрев налево, я убедился, что теперь Настя уже не сидит, а лежит — к счастью, поверх одеяла, так что приличествующий данному случаю этикет (если он вообще существует) нарушен не был. Чтобы не смотреть на её обнажённые ноги, я с подчёркнутым достоинством опять перевёл взгляд на телеэкран.
— Президент Государства Палестина Махмуд Аббас, — как раз продолжала рассказ о ближневосточных событиях дикторша, — решительно осудил террористов и пообещал предпринять все меры к их обнаружению и поимке, а также выразил искреннее сочувствие израильскому народу. В свою очередь, премьер-министр Государства Израиль Ури Авнери призвал население своей страны к спокойствию и поблагодарил президента Аббаса за столь необходимую в этот тяжёлый час поддержку. Также премьер-министр Авнери заявил, что израильская полиция сделает всё, чтобы не допустить бессмысленных «актов возмездия» со стороны террористических организаций «Иргун» и «Ках».
— А что ж они раньше-то этих террористов не поймали? — спросила Настя.
— Ну, это не так-то просто, — ответил я, по-прежнему стараясь не смотреть в её сторону. — К тому же террористов подкармливают из-за границы.
— Кто ж таких злыдней подкармливает?
— Ну, «Хамас» и «Хезболлу» — Иран с Ливией, за которыми стоят японцы.
— А… этих… «Иргун» и «Ках»?
— Считается, что никто, — усмехнулся я, — но на самом деле — тоже, наверное, японцы. Чем больше хаоса на Ближнем Востоке, тем им сподручнее. А Запад, наоборот, пытается там всех успокоить и помирить.
— Ой, что-то холодно, — снова отвлеклась от политической дискуссии Настя.
Ещё бы не холодно, в сорочке-то!
— Вот так теплее будет, — слева послышался шорох. — Да, теперь хорошо.
И я с ужасом понял, что теперь уже Настя залезла под одеяло. Даже не спросив разрешения, между прочим.
И что же мне оставалось делать в такой ситуации? Выгнать девушку из-под одеяла на холод?
Самым разумным мне показалось не делать ничего. И я снова попытался сконцентрироваться на телерепортаже с Земли Обетованной.
— Чуть позже в Иерусалиме, — сообщила всё та же дикторша, — состоялась пресс-конференция генерала Уэсли Кларка, командующего англо-американским миротворческим корпусом. Генерал Кларк также осудил террористический акт, совершённый «Хамасом», после чего заверил израильтян и палестинцев, что вверенный ему миротворческий корпус и дальше будет стоять на страже мира и добрососедства в регионе. Также генерал подчеркнул, что как существующие израильско-палестинские границы, так и статус Иерусалима как вольного города останутся неизменными — несмотря ни на какие теракты.
— Видишь? — кивнул я Насте. — Там ещё в 48-м стало ясно, что как только британцы уйдут, евреи с арабами тут же передерутся. Вот они и остались, да ещё амеры пришли. Но уже типа не как колонизаторы, а как миротворцы. Так что поделить Палестину поделили, как ООН велела — а миротворцы остались. Как в детском саду, где иных детишек по разным углам рассаживают, чтобы не передрались.
С каждым предложением я произносил слова всё быстрее и быстрее — очевидно, для того, чтобы скрыть своё смущение и нервную дрожь. Или чтобы сделать вид, что ничего особенного не происходит. Так, двое школьных друзей беседуют об истории.
— И что же из всего этого вышло? — спросила Настя.
Не успев ответить на этот вопрос, я вдруг ощутил, что к моей левой ноге притронулось что-то холодное — судя по всему, правая нога Насти. Я вздрогнул — но опять сделал вид, что ничего особенного не произошло.
— Да миротворцы эти до сих пор там сидят… — снова затараторил я, проглатывая слова, — собственно, к ним уже все привыкли. Да и евреи с арабами привыкли за полвека, что хочешь не хочешь, а бок о бок жить придётся. Есть, конечно, придурки с обеих сторон — типа Бендера: «я бы взял частями, но мне нужно сразу». Но их теперь уже мало, и сделать они ничего не могут. Разве что кафе иногда взорвать или дискотеку.
И тут я понял, что ещё немного — и у меня в трусах тоже что-то взорвётся. Ибо на моё колено легла Настина рука.
Меня одновременно пронизали ужас, стыд и вожделение. Теперь я уже был не в силах ни говорить, ни даже двигаться. Я понимал, что обязан Настю остановить — но в то же время мне почему-то совершенно не хотелось
этого делать.
А между тем Настина рука поползла по моему бедру вверх.
Всё выше, и выше, и выше…
Глава седьмая
Проснувшись, я с удовольствием вспомнил только что увиденный эротический сон.
И тут же понял, что этот сон был явью. Рядом со мной спала Настя.
Впрочем, слово «рядом» — не самое правильное. В данном случае куда лучше подошло бы слово «вместе».
Ибо моя правая рука мирно покоилась на её левой груди. А где покоилась правая рука Насти, я лучше умолчу.
Довершали эту замечательную картину остатки нашей одежды, в беспорядке разбросанные по кровати.
Повернувшись с левого бока на спину и убрав Настину руку оттуда, где ей быть не полагалось, я обхватил руками голову и тихо застонал. В эту минуту я понял, как себя чувствуют грешники, продавшие душу дьяволу — и уже потратившие вырученные деньги.
Всего одна ночь блаженства и экстаза — и муки совести всю оставшуюся жизнь. Лара, конечно, не узнает — но я-то буду знать.
Эх, если б можно было стереть собственную память! Или убедить себя, что всё происшедшее было и впрямь не более чем сном…
Но в следующую секунду мне стало отнюдь не до психотронных изысканий — я услышал страшный, ужасный, душераздирающий звук, от которого мои волосы встали дыбом, а душа ушла в пятки.
Этим звуком был скрип дверного замка, открываемого ключом.
— Oh no, oh shit, oh God, oh fuck, oh Jesus, — забормотал я нечто вроде молитвы, пусть и сдобренной сквернословиями.
Нет, нет, этого не может быть! Ведь Лара уехала на мексиканский курорт. Она вернётся только через три дня. А кто же открывает дверь? Значит, это кто-то другой. Или папа, или Бен с работы, или Пит из шахматного клуба. Но откуда у них ключи? А может, это building manager, то бишь домоуправ? Но почему сначала не позвонил? А может, взломщик? О, только бы это был взломщик!
Увы, это не был взломщик.
— Ми-ша! — весело раздался такой знакомый, такой любимый — и такой леденящий душу голос. — А вот и я!
— Как, уже? — непроизвольно задал я естественный вопрос.
— Ой, мне в этом Парке быстро надоело. Скучно там больно, да и без тебя тоскливо. Вот я и уехала пораньше.
Дверь за Ларой захлопнулась.
— А ты где? — спросила она. — В спальне или в гостиной?
— В спальне! — машинально ответив я, вспомнив, что в гостиной лежат вещи Насти.
И тут же понял, что допустил непоправимую ошибку. Одно дело — вещи без Насти, другое — Настя без вещей… а заодно и без одежды. Это куда хуже.
По коридору застучали шаги.
Положение было безвыходным — и одновременно анекдотичным. Впрочем, нет — в анекдотах обычно из командировки возвращается муж, и любовнику достаточно просто скрыться. Будь ситуация именно такой, я бы немедленно выскочил из постели, прыгнул к окну, открыл его и сиганул с третьего этажа вниз — даже рискуя как сломать ноги, так и попасть в полицию за эксгибиционизм. Однако в данном случае моя задача была гораздо сложнее. На то, чтобы дотащить Настю до окна и сбросить её вниз, времени у меня не было.
Шаги в коридоре неумолимо приближались.
В отчаянии я завертел головой по сторонам. На какую-то долю секунды взгляд мой задержался на пульте управления видеомагнитофоном. Увы, помочь мне этот прибор не мог. Жизнь — не видеокассета, её назад не отмотаешь, и даже паузу сделать не получится.
Дверь в коридор начала открываться.
Всё, что я успел сделать в последний момент — это накрыть Настю одеялом. С головой.
— А ты ещё в постели, дорогой мой? — ласково улыбнулась мне Лара, входя в спальню.
— Д-да… — выдавил я из себя, пытаясь по возможности скрыть нервную дрожь.
— Наверное, соскучился? — подмигнула она мне, по-прежнему ничего не замечая. — Что ж, я как раз собиралась принять с дороги душ. Можешь ко мне присоединиться.
И Лара развернулась на 180 градусов, чтобы проследовать обратно в коридор — а затем в ванную.
Я просто не мог поверить своему счастью. Неужели мне всё-таки удастся спастись? Если я сейчас подожду, пока Лара уйдёт в ванную, после чего разбужу Настю и попрошу её быстро одеться и поскорее убраться в гостиную…
Увы, судьба распорядилась иначе. Находясь под одеялом без притока свежего воздуха, Настя начала во сне задыхаться. И проснулась. И высунула из-под одеяла голову.
— Мишачтотакоектоэтопришёл… — спросонья пробормотала Настя, продирая глаза.
В следующее мгновение шаги Лары, уже доносившиеся из коридора, вдруг остановились. И я окончательно понял, что спасение мне не светит.
Через три секунды Лара вновь вошла в спальню. Разумеется, взгляд её немедленно уставился на Настю.
— Что это значит? — тихим голосом спросила Лара, посмотрев мне в глаза.
Ответа не последовало. Ответить мне было нечего. Настя тоже молчала.
Это молчание длилось очень долго. Конечно, на самом деле прошло не более десяти секунд — но мне они показались по крайней мере часом. Не в силах отвести взгляд в сторону, я видел в глазах своей жены изумление, гнев, презрение и боль. И с ужасом ожидал её следующих слов.
Однако никаких слов я не услышал. Не произнеся ни звука, Лара повернулась к двери и быстро пошла прочь.
— Лара, подожди! — стряхнул я с себя оцепенение.
Шаги Лары застучали по коридору.
— Лара, постой! — вскочил я с кровати.
Лязгнула входная дверь.
— Лара, не уходи! — бросился я за ней.
Как я сумел натянуть на бегу штаны — не пойму до сих пор.
* * *
Когда-то очень давно — то ли в пятом классе, то ли в шестом — был у меня такой случай. Принёс я в школу бутылочку с аммиаком — гадкой такой вещицой, пахучей и слезоточивой. И решил я подшутить над Сашей Вартаняном — своим лучшим другом. Взял да и попросил его закрыть глаза — после чего открыл бутылочку и подсунул ему под нос.
Через две секунды Саша громко чихал и кашлял. А ещё через десять бросился на меня с кулаками.
Убегая от Саши, я понимал, что в конце концов он меня догонит. И потому решил попытаться найти своему поступку хоть какое-то оправдание.
— А как ты, как ты! — закричал я, продолжая бежать во весь дух.
Однако это объяснение Сашу почему-то не удовлетворило.
— Что «как я»?! — рассвирепел он ещё больше.
Не помню уж, чем всё это закончилось. Но смысл истории ясен — ох, не просто иногда оправдываться перед близкими людьми. Особенно если оправдания твоему прегрешению нет и быть не может.
И всё же сейчас, мчась вниз по ступенькам подъезда вслед за Ларой, я продолжал на что-то надеяться.
Выбежав на улицу, я увидел, что Лара уже садится в машину.
— Лара! — помчался я за ней.
Когда я добежал до машины, Лара уже включила зажигание. На меня она даже не смотрела.
Я отчаянно забарабанил по боковому стеклу. Лара медленно повернула голову.
— Открой! Лара, ну открой же!
Она грустно покачала головой.
— Лара, ну пожалуйста!
Пожав плечами, она опустила стекло вниз.
— Лара, ну выслушай меня хотя бы! Уехать всегда успеешь!
— Хорошо, — бесстрастным тоном произнесла она, выключая зажигание. — Я тебя слушаю.
Поскольку скрывать мне что-либо было уже незачем, а врать не имело смысла, мой сбивчивый рассказ был честным и правдивым.
— И в этом заключается твоё оправдание? — недоверчивым голосом спросила Лара, выслушав меня до конца. — Стало быть, пока я мучилась над дипломной работой, ты втайне от меня нашёл в Совдепии невесту и привёз её сюда?
— Но я ведь хотел тебе сообщить!
— Что ты мне хотел сообщить? «Познакомься, дорогая, это моя невеста»?
— Да ведь это же чисто фиктивный брак!
— Вот как? Я только что видела, какой он у тебя фиктивный!
— Так получилось… я не хотел… это она сама…
— Что «она сама»? Она тебя заставила? С оружием в руках?
В ответ я только вздохнул и опустил голову.
— Знаешь, Миша, — вздохнула и Лара, — я так не могу. Я всегда шла тебе навстречу. Я согласилась выйти за тебя замуж. Я согласилась жить с тобой не дома, а здесь, в Чикаго. Но всему есть предел. Я не могу быть твоей второй женой…
— Да почему же второй?
—…или даже первой из нескольких!
— Хорошо! — в отчаянии воскликнул я. — Я не женюсь на Насте. Я сегодня же отправлю её домой!
— Я ещё не закончила, — сухо сказала Лара. — Я также не могу и не желаю быть замужем за человеком, который мне изменяет.
— Но я клянусь, что больше никогда…
— А это уже не важно, — пожала плечами Лара. — Как говорят тут в Америке, once a cheater, always a cheater. Одного раза достаточно.
Я понял, что аргументов у меня больше не осталось. Да и были ли они в начале разговора?
— Но если так, — недоумённо спросил я, — то зачем же ты вообще согласилась меня выслушать?
— Не знаю, — печально покачала головой Лара, снова включая зажигание. — Наверное, я надеялась на чудо. Ведь я очень любила тебя, Миша. Может быть, мне подсознательно хотелось, чтобы ты сочинил какую-нибудь неправдоподобную историю. Мол, эта Настя незаметно влезла к тебе в постель, пока ты спал — а когда я пришла и ты проснулся, то уже не успел её оттуда выгнать. Конечно, я бы поначалу не поверила — но чем чёрт не шутит… а вдруг бы ты меня убедил? А так…
Пожав плечами, Лара нажала на педаль, и машина тронулась с места.
А ещё говорят, что честность — лучшая политика.
* * *
Медленно поднявшись по лестнице обратно на третий этаж, я вошёл в незапертую дверь квартиры.
Услышав шум включённого телевизора, я двинулся в гостиную, откуда этот шум раздавался.
В гостиной на диване сидела Настя — теперь уже одетая. Она явно боялась встречаться со мной взглядом, и потому глаза её были прикованы к телеэкрану. На экране же шла передача одного из моих любимых каналов — The History Channel.
— Остров Эспаньола, также известный как «Гаити», — говорил ведущий за кадром, — был первой испанской колонией в Новом Свете. Эта колония была основана ещё Христофором Колумбом.
Подойдя к дивану, я сел рядом с Настей. И тоже уставился на экран. Говорить ни о чём не хотелось. Хотелось отвлечься, забыться. Отключиться от реальности.
— В семнадцатом веке Франция и другие европейские державы, — продолжал ведущий. — также пытались высадиться на Эспаньоле, но испанцы сумели защитить остров от посягательств конкурентов. После этого Эспаньола так и оставалась испанской вплоть до девятнадцатого века, когда островитяне получили независимость и основали новое государство — «Доминиканскую Республику».
— Это была… твоя девушка? — тихо сказала Настя.
— Это была моя жена, — вздохнул я, откинувшись на мягкую подушку.
— Как это «жена»?
И тогда я рассказал Насте обо всём. И о давней поездке в Сен-Луи. И о предложении, которое я сделал Ларе год назад. И о поездке на Аляску, где я получил гражданство и обвенчался в церкви. И о преждевременном возвращении Лары с мексиканского курорта. И о неудачной попытке оправдаться перед обманутой женой.
—…и это уже всё, — закончил я свой невесёлый рассказ. — Теперь она от меня ушла. Навсегда.
— Но я же здесь, — тихо ответила Настя.
Подняв опущенную голову, я удивлённо посмотрел на неё.
— Настя… Но ведь… Зачем я тебе нужен?
Вообще-то вопрос был скорее риторическим. И всё же Настя на него ответила.
— Послушай, Миша, — произнесла она с достоинством в голосе. — Если ты хочешь, то мы можем сейчас же вернуться обратно.
— В Союз? Нет, спасибо, — покачал я головой. — В гостях хорошо, а дома всё-таки лучше.
Нет, я ничего не перепутал. Побывав в Союзе и вернувшись, я окончательно понял, что мой дом — всё-таки здесь, в Америке, в Чикаго.
— А если хочешь остаться, — тут же сказала Настя, — то давай останемся. Мне ведь всё равно, где жить, Миша. Лишь бы вместе с тобой.
Может, я действительно слишком сентиментален. Ибо чуть не разрыдался от умиления и нежности.
— И всё-таки, зачем я тебе сдался? Ведь у меня такой… багаж, — неуклюже попытался я перевести слово «baggage«. — Во-первых, жена, во-вторых, измена Родине…
— А где твой паспорт-то? — неожиданно спросила Настя.
— Какой? — удивился я. — Советский?
— Нет, не советский, а… тот, другой. Покажи.
Недоумённо пожав плечами, я достал с книжной полки толстенный словарь Вебстера и зашуршал страницами. Дойдя до буквы «P«, я вытащил из словаря небольшую книжечку синего цвета, похожую на советский паспорт — вот только на обложке красовались буквы «ВРР».
— Вот, смотри, — протянул я паспорт Насте.
Она осторожно взяла его в руки, после чего добрых четверть часа медленно перелистывала страницы. Причём страницу с брачным штампом Настя изучала особенно тщательно.
— И это всё? — сказала она, захлопнув последнюю страницу.
— В смысле? — не понял я.
— Это и есть твой багаж? — улыбнулась Настя, поднимая паспорт на ладони и как бы его взвешивая. — Да ведь он лёгкий, как пушинка. В печку его кинуть — и всего делов-то.
— Что «всего делов»? — смысл её слов по-прежнему от меня ускользал.
— А то, — загадочно ответила Настя. — Кинуть в печку — и все дела. И нет у тебя никакого багажа. Ни белогвардейской жены, ни белогвардейского гражданства.
Разумеется, я машинально открыл рот, чтобы возразить.
Но тут же с удивлением понял, что возразить мне нечего.
* * *
— Властью, данной мне округом Кук и штатом Иллинойс, — торжественно произнесла пожилая чиновница, — я объявляю вас, Михейл Горохов, и вас, Энестейжиа Шепелева, мужем и женой. Можете поцеловать свою супругу.
Я нежно обняв Настю. Смущённо улыбнувшись, она приблизилась своими губами к моим. Поцелуй получился на редкость страстным и пылким. Пожалуй, он убедил бы любого агента INS, что брак наш фиктивным не будет. Впрочем, мы с Настей знали это и так.
Да, Лару я потерял. Безвозвратно. И виноват в этом только я сам.
С другой стороны, может, оно и к лучшему. Допустим, Лара бы меня простила. И что дальше? Как я уже говорил, стереть память невозможно. И потому меня бы по-прежнему мучила совесть, а Лару — ревность. Она не могла бы мне больше доверять — а я, в свою очередь, не имел бы морального права требовать верности от неё. И наша светлая и чистая любовь была бы навсегда запятнана и испорчена. И наш брак приносил бы нам не радость и удовольствие, а муки и страдания.
А вот с Настей мы начинали с чистого листа. Нам не в чем было друг перед другом каяться. Мы никогда друг друга не обманывали, не предавали, не изменяли. Не говоря уже о том, что мы ведь любили друг друга ещё со школы — не помешай в своё время мой отъезд в Америку, мы наверняка поженились бы ещё в Союзе.
Кроме того, я чувствовал наконец облегчение, которого не испытывал вот уже больше года. Теперь мне не нужно было соблюдать конспирацию, изворачиваться и бояться, что кто-нибудь узнает о моих антисоветских похождениях. Теперь я снова был не предателем и перебежчиком, а честным советским человеком. Женатым не на непримиримой идеологической противнице, а на простой советской девушке.
Да, этот выбор я сделал не сам — тут уж постаралась судьба.
И всё же я, наверное, скажу ей «спасибо».
КОНЕЦ
Историческая справка
Остров Гаити (Эспаньола) действительно стал испанской колонией ещё в 1492 году. Однако в нашем мире испанцы не смогли удержать его полностью. В 1606 году испанский король приказал колонистам сосредоточиться в восточной части острова, близ города Санто-Доминго. В результате на западе Гаити высадились французы, благодаря чему остров оказался поделен на французскую и испанскую части (ныне известные как Гаити и Доминиканская Республика).
В конце XVIII века во французском Гаити вспыхнуло восстание рабов, которое не смог подавить даже экспедиционный корпус генерала Леклерка. Именно под влиянием этих обстоятельств Наполеон окончательно махнул рукой на французские владения в Новом Свете, после чего продал Луизиану Соединённым Штатам Америки.
Также французской колонизации Гаити мы обязаны появлением на свет великого французского писателя Александра Дюма, бабушка которого была гаитянкой. Именно благодаря «мушкетёрской трилогии» Дюма мы все ассоциируем мушкетёров не с мушкетами, а со шпагами. И только благодаря Дюма каждому из нас знакома фамилия «д’Артаньян».
