Витя Брандорф

Левка и бомбоприцел

(Отдельный бильярдный батальон)

 

 

Лекция по военному делу. Полковник:
«… Но нельзя сказать, что противник тоже дурак… »
           Я.Голованов «Воспоминания вашего современника»

Правдивость вымысла…
существеннее верности факту.
Андрей Арьев   «История рассказчика»

 

 

С первых классов стройного Левку Цигеля отличала прирожденная, прямо-таки военная выправка и дьявольская координация движений абсолютно всех частей и членов его ладного тела,  начиная от ушей, ноздрей и носа, век и глаз и даже волосяного покрова и до всех конечностей с позвоночником, которые он мог легко изгибать-переплетать похлеще цирковых женщин-змеюк. Позднее выяснилось, что у него было два лишних шейных позвонка. Вообще-то совсем не лишних! Он мог пролезть сквозь любую решетку, подняться на любой, даже отрицательный откос, выбраться из любого колодца, догнать кота на коньке школьной крыши и кататься по перилам черной винтовой лестницы «без рук».  Еще он мог  правой рукой разъединить суставы всех фаланг левой, отчего та становилась такой страшной, что одноклассники орали от ужаса, а учительница немецкого языка даже упала в обморок. На него уже зорко поглядывали стареющий военрук, молодой физрук и юная пионервожатая. А с пятого класса к нему начал приглядываться и Моисей Залманович – математик, физик, астроном, знаток латыни и греческого, прихрамывающий многораненый многоорденоносный в недавнем прошлом боевой майор-связист. К седьмому классу отличник Цигель уже не только разъединял-соединял фаланги на обеих кистях, но и локтевые суставы и в этом направлении упорно работал над коленями. В то же время он запоем читал всякие книжки, очень увлекался гимнастикой, прекрасно танцевал, боксировал, брал призы в тире и носил на демонстрациях неполносреднее школьное знамя. Причем, перед трибуной с большим портретом Сталина – в одной вытянутой руке. Словом – гордость школы и все тут! А еще он очень любил валяться в теплой ванной.

Жил он с мамой шикарно — в отдельной полуторакомнате коммунальной квартиры с высокими потолками. Правда, было еще одно помещение сбоку размером 1,5х3 квадратных метра. Если бы не хорошо кое где сохранившийся орнаментальный дубовый паркет, окно в темный двор-колодец и старая латунная двухрожковая люстра с одной лампочкой, был бы это настоящий чуланчик. Вместе с соседом по парте заикой Гошей Рожковым расписали они маслом придуманную подробную цветную географическую карту на всем паркете куда лучше округа Йокнапатофа, о котором они, как и все советские граждане, тогда знать не знали – первое издание Фолкнера — «Семь рассказов» — еще не состоялось. Были там все наземные, водные и подводные виды местности и даже координатная сетка с обозначенными квадратами. Были и войска всех родов, видов и подразделений. И каждый день-вечер проводили они по два-три часа на этих квадратных метрах за игрой в оловянные солдатики. Очень часто один из них сообщал  в начале первого урока, например, такое: «Танковый полк я намерен передислоцировать из квадрата Б-5 в Г-3!» Другой хватался за голову и до конца занятий пытался отыскать наилучший ответ.

Несмотря на заклинания Моисея Залмановича, пророчившего танцору и военному стратегу дальнейшие успехи в точных и даже фундаментальных науках, через четыре года очутился наш знаменосец… в самом престижном подразделении бывшей РККА[1] — в РКК — Роте Кремлевских Курсантов! Совершенно неизвестно и вообще непонятно, как мог еврейский мальчик стоять на  посту у Мавзолея, даже когда на нем вывеску второй раз сменили. Ходили, правда, какие-то тёмные слухи, что Лёвка внебрачный сын маршала Малиновского, который, как доподлинно было известно в кругу дружков его одесской юности, вовсе не Родион Яковлевич, а Рувим Янкелевич…

На бравого красавца Лёвку в карауле на посту №1 уже приходили смотреть иностранные туристы и аккредитованные корреспонденты, московские красавицы-психопатки и всякие балетмейстеры, в том числе из краснознаменного ансамбля песни и пляски.  Да тут на родине вдруг нарисовался его папаша паспортный, будь он неладен! С довоенных времен его и видно, и слышно не было. И вдруг, на тебе, явился – не застрелился! Приканал, не запылился. Короче, вызвали вскорости Леву к командиру и объявили, что поскольку промашечка на местах вышла – недосмотрели военкоматчики, что папаша-то ваш рóдный, курсант Цигель, бывший уголовничек оказывается, — то никак не можете вы больше в славной РКК состоять. Но, учитывая ваши исключительные способности в боевой и, особенно — строевой, подготовке, а также высокий уровень полных школьных знаний, а также нежелательное внимание к вашей личности некоторых посетителей Красной площади и Мавзолея, но, с другой стороны, отсутствие серьезных нарушений дисциплины, а также и т.д., и т.п., командование, учитывая особое положение и расположение РКК, приняло решение сплавить тебя Цигель к едреней фене с глаз долой, т.е. присвоить вам звание младшего лейтенанта и направить для прохождения дальнейшей службы в отдельный радиотехнический батальон ПВО[2] ПрикВО – приграничного Прикарпатского военного округа для подъема в указанном батальоне строевой подготовки на невиданный уровень…

Батальон был действительно отдельный, в смысле, на всю страну единственный. Был он полигоном для испытаний опытных образцов специализированных РЛС[3], предназначенных для борьбы с бомбоприцелами, а также выпускал временные инструкции и наставления по работе на этих станциях. Прошли военные времена, когда почти на всех советских бомбардировщиках стояли иностранные бомбоприцелы.  Батальон создали в рекордно короткие сроки в ответ на оснащение американских «Стратофортресс» Б-52[4]   принципиально новыми бомбоприцелами – радиолокационными (БПР). Срочность эта привела к весьма неожиданным последствиям.

Чем хороши генералы, так это суровой военной решимостью и даже решительностью: по приказу «СОЗДАТЬ!» для  размещения батальона от тюрьмы  особого режима с большим заводом в почти горной и безлюдной местности тут же была отрезана более чем необходимая территория с двумя просторными корпусами цехов, казематами, бункерами, катакомбными подвалами, казармами, флигелями и бывшим костелом. Все кирпичное, толстостенное, еще польской постройки, с внутренней электропроводкой в свинцовых трубках,  с водопроводом, отоплением и канализацией, с медными водосточными трубами, с развитой системой внутренних и подземных дорог, вымощенных вечной отполированной брусчаткой. На унитазных бачках красовались шестиконечные звезды. И везде прекрасная вентиляция! В конюшнях оборудовали гаражи, в казематах – склады ГСМ[5] и антенные решетки, в костеле – просторную клуб-столовую. По соображениям секретности оборудование лабораторий, мастерских, капониров, складов, казарм завозили через огромные стальные ворота в неприступных тюремных стенах за глубоким рвом. Тем же путем своим ходом изредка прибывали-убывали РЛС. Даже спутник-шпион не смог бы обнаружить ничего подозрительного – тем же путем много лет возили заводскую продукцию – электрические распределительные щиты и шкафы, оборудование и, самое главное, — никакого строительства, никаких новых объектов на местности. Тюрьму населяли фальшивомонетчики, валютчики, фарцовщики, воры в  законе, бывшие руководители подпольных предприятий и другие интеллигенты преступного мира – все с большими сроками и все очень наблюдательные и сообразительные. Каждого по очереди вызывали и tete-a-tete строго предупреждали что никогда они ничего не видели, не слышали, не знали и не думали. А не то… Словом, внутренняя, внешняя, наземная и космическая секретности были обеспечены.

А вот с мебелью – столами,  верстаками, шкафами и пр. чуть большая неприятность не случилась. На складах округа всего этого вообще не оказалось – все под чистую выбрал окружной штаб с гостиницей «Россия» и крытым спортивным комплексом при недавней передислокации в новенькие многоэтажья. Зато обнаружилось несметное количество полных комплектов бильярдных столов всех типов и размеров.

Чем хороши интенданты, так это суровой военной решимостью и решительностью: по приказу «ОБЕСПЕЧИТЬ!» вмиг распорядились заменить столы канцелярские, кабинетные, лабораторные, а также казарменные тумбочки и даже всевозможные верстаки соответствующего размера и количества бильярдными столами. В придачу с киями, шарами и другими специальными изделиями – не хранить же все это без столов бесполезное барахло. Которое и списать-то будет совершенно невозможно.

И сказочно зазеленели отборным сукном батальонные интерьеры, запахло дорогим деревом и лаком, выстроились подставки для киев, побежали по стенам орнаменты из полок и полочек – лукошек с шарами —  вперемешку с треугольниками, коробочками с мелом и прочим бильярдным аксессуаром. Все это способствовало небывалому росту чистоты и аккуратности, бережному отношению к государственной собственности и расцвету эстетического сознания офицерского и особенно сержантского состава, не говоря уже о солдатах. Дошло до того, что последние вообще перестали ходить в увольнение! (Ходить вообще-то было некуда – только тюрьма за забором. Ближайший населенный пункт — городок-минералогический курорт – 45 км почти горной дороги. И транспорта никакого — изредка запыленные полувоенные тягачи    с тюремной продукцией на прицепах). Вот и оставался только бильярд, только пирамида! Впрочем, младшие офицеры играли и в какой-то «сукер», старшие — в карамболь гоняли три шара от безлузовых бортов. А какие высокие стулья-кресла, да круглые столики для отдыха! И даже специальные большие настенные часы и счетчики очков! Самое страшное наказание – «трое суток без кия». Эх, если бы спорткомитет МО[6] проводил соревнования по бильярду! Батальонную команду можно было бы выставлять против любой сборной мира.

Но вернемся к бомбоприцелам и борьбе с ними, проклятыми. Тихими вечерами приветливые офицеры разъясняли любознательному Цигелю:  ты, Лева, строевик, вот и доложим тебе, как нашим первогодкам,       в радиотехнике необразованным. Скажем, имеется город с крупным железнодорожным узлом, к которому ведет центральная улица Ленина. И желают эти самые Б-52 этот стратегический узел разбомбить. Тогда,    еще до вылета на боевое задание, заряжают они в бомбоприцел каждого самолета фотографию этого самого города, выбирают, например, улицу Ленина и намечают на ней ориентиры: перекрестки, трубу пивзавода, круглую крышу кинотеатра, привокзальный фонтан без воды и, наконец,  центр цели. На подходе к городу вражие «Стратофортресс» (если только до этого не изничтожит их авиация и зенитная артиллерия, а также ракеты наших доблестных войск ПВО) включают бомбоприцелы и ложатся на боевой курс. Лучом бомбоприцельный радиолокатор облучает местность под самолетом и на его экране возникает движущееся изображение улицы Ленина, как видна она сверху. Радиоволны, конечно, невидимы, но ты представь себе, что дело происходит ночью, а ихний радиолокатор – это просто прожектор с мощным и узким, как иголка, лучом света. Сам понимаешь, на местности возникает освещенное пятно – как в цирке от прожектора. И бежит оно прямо под бомбардировщиком, как цуцик за клоуном. Штурман-бомбардир на экране видит землю, как на ладони, корректирует курс по ориентирам и точно выводит бомбардировщик прямо на цель. В момент, когда видимый  центр железнодорожного узла совпадет с его фотографическим изображением, бомбардир жмет  на рычаг и бомбы по баллистической траектории летят точно в цель. Бомбометание может выполняться и автоматически. Таким  образом можно с высоты 10 км ночью в густом тумане – для радиоволн он не помеха — легко попасть в бочку с огурцами или повидлом, хоть оно, как говорят, в нашей столовке «без цвета, запаха и вкуса».

Однако жуткая эта развязка может и не случиться, если мы на улице Ленина поставим нашу замечательную РЛС (всего-то на двух автоплатформах!), например, у трубы пивзавода. РЛС раннего обнаружения уже давно засекли эти Б-52 , определили их курс и сообщили нам. Вот мы и поджидаем непрошеных гостей. Как только бомбоприцел осветит, т.е. облучит нашу антенну мы сразу это обнаружим, за пару секунд определим параметры его сигнала и сразу вышлем вражинам обратно аналогичную очень мощную помеху. Это — все равно, как перед привыкшим  к темноте глазом включить яркую лампу — приведет к полному ослеплению — засвечиванию экрана бомбоприцела: его входные цепи перегружаются – даже сгореть могут! —  экран становится белым, как молоко, и прицельное бомбометание уже невозможно.

Когда пытливый Цигель  спрашивал, а если  враг будет подходить к цели с другого – не с улицы Ленина   —   направления и поэтому не осветит, или как вы выражаетесь, не «облучит»  антенну нашей РЛС, которая у трубы пивзавода располагается – она ведь будет не на курсе движения цуцика, ему на это отвечали-разъясняли: а мы вокруг цели – железнодорожного узла —  поставим замкнутое кольцо из   большого количества наших РЛС и одна из них обязательно засечет сигнал бомбоприцела, ибо в любом случае, с любого направления бомбардировщик должен оказаться над целью и обязательно пересечет это кольцо. И никто не заметил, не ощутил, не понял, что в этом вопросе и ответе уже таились роковые последствия.

И вообще, говорили офицеры, развалясь в беседке и покуривая «Казбек» из алюминиевых портсигаров, проблема не в этом, а в скорости обнаружения сигнала бомбоприцела, определения его параметров и ответной генерации. Вот над чем мы работаем, вот чему учим операторов и пишем временные наставления. Ведь это очень сложная задача, поясняли Левке. Представь себе, Цигель, что сидишь ты у прогретого радиоприемника и ожидаешь внезапного короткого включения-выключения вражей радиостанции на неизвестных тебе волнах, то ли длинных, то ли коротких, то ли еще каких. И требуется тебе эту радиостанцию не просто услышать, а настроиться на нее совершенно точно. В лучшем случае на это уйдет секунд десять. Да радиостанция ждать-то не будет – гораздо раньше выключится. А у нас задача много раз сложнее, ибо надо не только обнаружить и точно настроиться, но и проанализировать сложный сигнал, выработать точно такой же и послать его обратно на Б-52 – «уложить БПР под забор», как говорит наш зампотех[7]. А времени на это дается всего пара-тройка секунд! И все время нужно сопровождать бомбардировщик в полете, как командира на построении, как наездницу на арене, что куда интереснее.

Все понял сообразительный Лева, все уяснил наш стратег. Но что-то в этом процессе ему сразу не понравилось.

А вот все остальное в батальоне нравилось очень и даже куда как больше, чем за суровыми кремлевскими стенами.

Все тут было по-домашнему. С одной стороны, ПВО – войска престижные, потому что стратегические — всегда на дежурстве. С другой — батальон учебный и боевого дежурства не несет. Опять же по причине учебности и даже некой экспериментальности концентрация офицерского, старшинского и сержантского состава была нетипично высокой. Проще говоря, солдат – сплошь со средним образованием – было совсем немного. И все строго проверенные особыми отделами. Короче, была это почти армейская семья, скрепленная едиными военно-стратегическими и тактико-бытовыми — иначе биллиардными — интересами.  И выполняли они свой воинский долг исправно — «на отлично»!

Опять же, те же бытовые условия! Казармы – большие, светлые, сухие, теплые, койки только одноэтажные, форма, белье всегда свежие – тюремная прачечная за забором. Большая «худлит» библиотека – не хуже гражданской-районной, радиоузел с пластинками – трансляция во все казармы, в клуб, столовку, даже в склады и на проходную. И широкодиапазонные радиоприемники, многие собственного изготовления. Начальство, и глушилки всяких зарубежных голосов далеко, за горами. Словом – эфир, как говорит зампотех, «чистый, как слюна младенца»  и слушай, что душе угодно! Ходили тут «в гости» — по субботам командирская жена устраивала офицерские чаепития в своем флигеле. И каждый – от командира до солдата — знал, как действовать по специальной тревоге, когда любимая белка Стрелка убегала из клетки. По этому поводу даже проводились специальные веселые учения с призами. «Новыми» кинофильмами обменивались с тюремной администрацией. Гвоздем сезона был ежегодный приезд командирской дочери-студентки МГУ во время летних каникул. Правда, Леву сразу предупредили — штучка она столичная и «недотрога с плоской грудью но длинными ногами». Однако, правда и другое: на ее лекциях «Упругий удар» и «Движение бильярдных шаров» приходит все свободное от работ и вахт батальонное население а также – по специальным пропускам — высшее тюремное руководство. Говорит она просто и ясно, лучшие игроки тут же все демонстрируют на большом столе, да и сама неплохо катает. По рукам ходят конспекты с подробными рисунками. А природа, а ранняя весна и поздняя осень! Спортивная площадка – волейбол, городки, турники. Беговая дорожка вокруг плаца для построения. И цветники, и клумбы, и дорожки-скамейки под садовыми деревьями – подними руку – имеешь черешню, грушу или яблоко, протяни – слива, нагнись – ежевика, шиповник-крыжовник. И все чисто и опрятно, никто и окурок мимо ни бросит и ни плюнет куда попало. Опять же прав зампотех: «Живем и служим в Эдеме». Понимали и ценили это до того крепко, что стукачей разного звания и других нехороших быстро обнаруживали и всякими путями изгоняли, но еще лучше – перевербовывали. Вот куда попал Левка! Неужели опять министр обороны постарался?

Но вот «бомбоприцельная задача» совсем не нравилась, а почему — непонятно. И тогда вспомнил Цигель наставления Моисея Залмановича, который любил цитировать Козьму Пруткова: «Отыщи всему начало, и ты многое поймешь». Начало было в том, что бомбоприцел должен обязательно облучить цель – тогда мы знаем где поставить кольцо наших РЛС. Конечно, много их для этого нужно. Ничего, оборонная промышленность наклепает! А можно ли выйти на цель не облучая ее? – спрашивал себя Цигель. Это был, как вскоре выяснилось,  гамлетовский вопрос. После долгих мучительных бессонных раздумий ответ пришел… во сне.

Приснилась Левушке жуткая картина. Будто видит он далеко внизу поздневечерний город. Видит прямо под собой уже знакомую улицу Ленина, которая упирается в здание вокзала, а далее — паутина рельсов, по которым сюда-туда снуют почти игрушечные поезда, паровозики белыми клубами плюются, семафоры руками машут и всякие разноцветные огоньки мигают. Перед ним летит вражий бомбардировщик и с ужасом замечает Лева, что тонкий луч из его пуза направлен вовсе не вертикально вниз – на улицу Ленина, а… направо! – на параллельную улицу Энгельса. По ней и бежит яркое пятно луча бомбоприцела, выхватывая из темноты крыши домов, перекрестки, чахлый скверик, какие-то киоски и тумбы…  А далее уже пригороды и, как говорится, голый степ. Тут Лева вроде как проснулся. В холодном поту! «Это как же?» – в ужасе спрашивал он себя, —  «Да ведь улица Энгельса проходит-то совсем справа железнодорожного узла – совсем мимо цели! Это что же значит?» И услышал голос Моисея Залмановича: «Это значит, что если отклонить луч бомбоприцела от вертикали – отвернуть антенну на совсем небольшой заданный угол, то будет он облучать не улицу Ленина и не цель, а улицу Энгельса. И если перед полетом зарядить ориентиры этой улицы, то…» «разбомбят эти Б-52 цель ее не облучая», — закончил Цигель. Он еще успел услышать голос учителя: «Молодец, правильно!» и заснул.

Утром Цигель подытожил: так как нам заранее не известны ни величина угла поворота бомбоприцела, ни направление этого поворота – влево или вправо,  — то практически совершенно невозможно «поймать» его сигнал, следовательно, вывести из строя. И на разных бомбардировщиках задавать разные углы отклонения антенн и соответствующие ориентиры. Ох, — думал он с ужасом, — куда же ставить наши РЛС? И сам же отвечал, — совершенно неизвестно. Выходило, что при неизвестных начальных условиях задача размещения конечного числа РЛС на заданной местности не имела решения! Или, как говорил в таких случаях Моисей Залманович, задача оказалась некорректной!

С тех пор поник наш Левушка! Улыбаться перестал, шутить. На последнем дежурстве взял три взятки на мизере, чего за ним сроду не водилось. На чаепитиях в командирском флигеле понуро молчал. Даже призывное внимание готовой на все длинноногой дочери командира не вызывало ответного интереса. Но именно ей в душную лунную ночь на скамейке под старыми переспелыми грушами поведал Цигель результаты своих грустных размышлений.

— Одним словом, могут американцы разбомбить цель даже не глядя на нее в прицел, — закончил Лева.

Командирская дочка сразу поняла, вздохнула:

— Этот прием известен с древних времен. Помнишь, как Персей обезглавил горгону Медузу?

— Так точно!– вспомнил Цигель рассказы Моисея Залмановича, — Он смотрел на ее отражение в своем боевом щите!

Неосознанная надежда на то, что столичная студентка-отличница-математик найдет ошибку в его рассуждениях или какой другой выход из катастрофы, которая неизбежно грозила быстро ставшему родным отдельному батальону, не говоря о большом отделе закрытого НИИ[8], огромного ОП[9] и громадного п/я[10] при нем, о плановом отделе главного управления МО, словом, не говоря о всей цепочке, которая совершенно безответственно разрабатывала, проектировала, макетировала и изготавливала опытные образцы этих РЛС для борьбы с бомбоприцелами, не сбылась. Выход не находился. Одна польза: согласилась студентка сама рассказать  отцу о вконец разрушительных результатах анализа младшего лейтенанта Цигеля.

Судя по командам сверху, по почти постоянному пристальному присутствию представителей НИИ, ОП, п/я, по плановому поступлению противоприцельных средств, никто и не догадывался о совершенной бесполезности всей этой «науки и техники». Нет, не догадывались, что не дураки же эти американцы! Ведь привезли под невиданной охраной – в штатском! – настоящий новейший секретный американский бомбоприцел! Сами понимаете, что понять совершенно невозможно, каким образом добыли, как уволокли через частокол границ наши агенты-разведчики эту здоровенную-тяжеленную многоблочную штуку и даже с полным набором кабелей. Ведь сильно рисковали они попасть в учреждение особого режима. Говорят, правда, что американская тюрьма много лучше нашей будет. Нет, совершенно не догадывались! – пригнали спецавтомобиль, для электропитания и транспортировки этой американской штуки и приказали тайно возить ее по окрестным холмам и горам,  дабы ничего об этом не знающие сержанты-операторы в боксах учились его быстро обнаруживать и засвечивать. И не подозревали они, что какой-то там строевик-лейтенант Цигель оказался не глупее американцев. Верно сказано: дилетант подмечает, что профессионал не видит. Те же американцы правильно говорят: «Если вы хотите быстро организовать производство снарядов, никогда не приглашайте артиллеристов». Да что там долго говорить, что рассказывать! Командир батальона оказался человеком чести – честно доложил начальству, что и привело к скорому свертыванию всех работ. Вот так и завалил Лева важную государственную программу в рамках развития радиотехнических войск ПВО. Говорят, многие ведущие ученые и высшие офицеры, не говоря уже о низших очень мечтали задушить «этого еврейского умника» собственными руками.

Но тут опять же промашечка вышла: и без них повредилось здоровье Цигеля при срочной ликвидации уже никому не нужного специального оборудования отдельного батальона.  Во время демонтажной неразберихи лопнула растяжка, падала антенна на зампотеха, кинулся к нему Цигель… и очнулся на госпитальной койке – рядом командирская дочка сидит, за руку держит. Короче, опять помогла совсем списаться из армии — со всеми льготами! — уже лейтенанту, по причине геройского поведения и полученного увечья при выполнении важного госзадания.