Из прохода с боковых мест на них сердито посмотрела тетка в красной кофте. Напротив нее сидел, облокотив руки на столик и читал газету, вероятно, ее муж, в спортивном костюме. Он оторвался от чтения и сквозь очки, сдвинутые на нос, посмотрел на них строго, как экзаменатор, затем снова углубился в газету.

Совпадение

Александр Гутов

Продолжение. Начало

XV

«…Cкоро можем увидеться, — писал Роман Андрею, — я еду в Ленинград с приятелем, будем жить на Васильевском острове. Посмотрел по карте — до тебя рукой подать. Приеду двадцать шестого января, как только начнутся каникулы. Напиши, можно ли к тебе будет прийти?»

Кроме посещения всем известных музеев, Гальперин уже очень давно хотел увидеть одно место — Вот засело у него это в голове — да, музеи, картины, — все это понятно, но это место в городе — было каким-то особенным, настоящим.

За два дня до начала каникул, в среду двадцать третьего вечером, отец вошел в комнату, где Роман готовился к последнему экзамену — Зарубежной литературе. Зубря средневековые шванки, слышал в соседней комнате, как отец снова крутит транзистор, шум, свисты, внезапные голоса, прерывающиеся прямо посреди очередной вести — сегодня, вероятно, глушили сильнее обычного. Отец вошел с транзистором, взволнованный.

— Только что передали, …. отправили в Горький! — Роман оторвался от очередной истории про пронырливого горожанина и посмотрел на отца. Надо было что-то спросить.

— По Голосу сообщили?

Отец кивнул: «Выслан за антисоветскую деятельность, назвал ввод наших войск в Афганистан началом большой войны, что-то еще». Трель звонка взорвала тишину комнаты. Отец вместе с транзистором вышел в коридор к телефону. Оказалось, звонил Толик, он напоминал Роману про поездку в Ленинград. После разговора с Толиком Роман вышел на кухню — там уже сидел отец и снова крутил приемник. Из динамика что-то хрипело, периодически раздавался свист, потом шумы, нарастающие, затихающие. Отец ставил приемник на подоконник, подносил к окну, подымал выше — напрасно, на этот раз глушили очень основательно.

— Там, ведь, Борис живет? — полувопросительно полуутвердительно заметил Роман, показывая на транзистор, как будто Борис, их родственник жил не в городе Горьком, а в транзисторе.

— В том-то и дело, — отец сел на стул около двери, — ты когда едешь?

— Собираемся вечером двадцать пятого.

— Борису теперь нужно быть осторожней, — сказал отец, словно он обращался к сыну с какой-то просьбой. Роман кивнул, помешивая ложечкой сахар.

— Мирра Григорьевна достала шоколадные конфеты, — отец вытащил из буфета небольшой кулек «Мишек». — Борис их любит, я помню.

Роман ничего не сказал, взял себе одну конфету и с удовольствием отправил целиком в рот.

— У них же там, в Горьком, ничего нет, — продолжал беседовать сам с собой отец.

После сданного экзамена Роман отправился на Калининский пешком, благо недалеко — места эти он любил, когда-то, еще в детстве, гуляли всей семьей в узких, запутанных переулках, они казались таинственными, с их особняками, похожими на сказочные замки, — не то что его окраина. Билеты Гальперин купил, как обычно, на Калининском, зашел еще в «Метелицу» и, выстояв огромную очередь достал «Пражских», завтра должна была вернуться из командировки мать, она любила особенно эти пирожные. Покупая пирожные, вспомнил, что Вера все еще не вернулась из своей командировки. После того самого вечера они так и не виделись. Стало немного грустно.

Они договорились с Толиком в девять вечера, на Ленинградском, у памятника, в зале. Мраморный Ильич на высоком прямоугольном постаменте смотрел куда-то вбок.

XVI

А купить портвейн Касатонов смог только перед самым отъездом, в каком-то местном магазине, куда он сбегал один. Гремя сумкой с бутылками, Касатонов, с блестящими глазами, решительно заявил.

— Выпьем в поезде.

— Как? — спросил Рыжик.

— Придумаем.

В поезде Касатонов был возбужден, все время бегал смотреть, чем занята Катя, доставал и проверял свое бутылочное богатство, демонстративно прятал его от девчонок. Так что вскоре почти все знали: Касатонов, Рыжиков и Гальперин будут пить портвейн. Радостный, ворвался он в купе, где сидели Ромка с Рыжиковым.

— Придумал! Сок дают, яблочный.

Вошли Катя и Лариска, они раздавали яблочный сок, свето— желтая жидкость полилась в граненый стакан. Это была часть сухпайка на вечер. Когда мальчишки остались в купе, Касатонов потер руки.

— Сейчас мы вместо сока сюда портвешок нальем! Пей скорей, — толкал он Ромку в бок. Ромка выпил сок залпом, а Касатонов уже наливал ему в стакан портвейн, открытый заранее.

Тут Ромка увидел, что цвет портвейна намного темнее, чем был яблочный сок. Это же увидел и Касатонов. А по проходу обратно, шли Катя с Лариской.

— Залпом! — скомандовал Касатонов, — она идет.

Ромка залпом осушил стакан с терпкой сладкой жидкостью. Катя заглянула в купе.

— Что у вас?

— Все в порядке. Катерина Сергеевна, — сок пьем.

Катя подозрительно посмотрела на ребят, Ромка ощутил, что-то горячее в желудке, но произнес как ни в чем ни бывало.

— Да, вот сок пьем.

Катя пошла дальше.От стакана шел терпкий запах.

— Печеньем закуси, — Касатонов протягивал раскрытую пачку. Ромка схватил сломавшийся кусочек и засунул в рот. Голова закружилась, он вдруг ощутил, что купе куда-то поехало, попытался встать и грохнулся прямо на Касатонова.

— Тише ты, Катька догадается. Ложись на верхнюю полку.

Но Ромка, вместо того, чтобы лечь на верхнюю полку, встал и решительно направился в купе к кому-то из девчонок. Он только запомнил, что девчонки смеялись, кто-то выскальзывал из его рук, а дальше он уже решительно ничего не помнил.

С тех пор, оказываясь в поезде, он все время вспоминал, как на дрожащем столике стоял стакан с темно-коричневой жидкостью.

Как только заняли места — ехали, конечно, в плацкартном — Роман достал «Мастера» и собрался читать, тут в полукупе заглянули две девушки.

— Мальчики, это двадцать девятое и тридцатое места? — и они тут же засмеялись.

— Точно, вот эти места. Это Ваши? — Толик играл в галантного кавалера. — А вы, значит, наши попутчицы? — Они сняли куртки и повесили их на вешалки и снова весело засмеялись, о чем-то сразу стали шептаться, одна быстро взглянула на Романа. Он поймал ее взгляд, сразу заметил, что она была очень симпатична, брюнетка, вернее, у нее были блестящие каштановые волосы — стрижка под Мирей Матье, носик курносый, другая — высокая, светлые волосы забраны в конский хвост, нос с горбинкой, не в его вкусе.

— Разрешите ваш чемоданчик? — Толик тут же пристроился к высокой. Сам он был роста небольшого, и ему, как давно уже всеми замечено, нравились высокие. Роман тут же схватил спортивную сумку Мирей Матье, как он ее окрестил, и помог забросить на третью полку.

— Давайте знакомиться, — предложил Толик, — Анатолий. Рома чуть не засмеялся.

— Вот так сразу? — удивилась высокая.

— А что? Нам же целую ночь ехать, — светлым голосом сказал Толик.

— Ночью спасть нужно, — резонно заметила брюнетка.

— Сон от нас не убежит. — возразил Толик, — у вас ведь тоже каникулы?

— У нас каникул не бывает, — высокая открыла свою сумочку и достала оттуда вышитую бисером индийскую косметичку.

— Из «Ганга»? — с видом знатока спросил Толик.

— Ого! Мальчики, да вы все на свете знаете, зачем вам учиться? — девушки снова засмеялись.

— И все же, — настойчиво сказал Толик, — как вас зовут? Вот, вас, например, он обращался к светленькой.

— Ну, Фекла, вас устраивает?

— А меня в таком случае Эльпидифор.

— Как же! — засмеялась снова высокая, — вы же сказали — Анатолий.

— Анатолий, — это псевдоним, я работаю в секретном месте.

— Вот как? И что же в нем секретного?

Пока они так говорили, Роман с Мирей Матье снова обменялись взглядами, она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и снова погрузился в чтение. Ивана везли мимо памятника Пушкину.

— Я ловлю иностранных шпионов, — серьезно сказал Толик.

Брюнетка вдруг внимательно поглядела на него.

— А ваш друг? — спросила светленькая. Роман попытался вчитаться в состояние Ивана.

— Он работает в таком месте, что об этом даже и говорить нельзя.

Девушки дружно прыснули.

— Ладно, — сказала светленькая, — при вас скрываться бесполезно, все равно все узнаете — вон вы в каких местах работаете, а мы простые советские студентки-медики, я Оля.

Поезд потихоньку тронулся.

— Поехали, — сказал Толик, — он сказал «поехали» — Толик заговорщицки посмотрел на Романа. — Он взмахнул рукой! — воскликнула светленькая и взмахнула рукой, поезд дернулся, и она полетела прямо на Толика. Толик поймал ее в объятия. Раздался визг, Роман отвлекся от книги, которую уже почти и не читал. Сумасшедший дом был еще для Ивана недосягаем. Когда светленькая освободилась от объятий Толика, девушки посмотрели друг на друга и снова засмеялись. Роман опять погрузился в книгу, перевернул страницу и, наконец, оказался в приемном отделении сумасшедшего дома, но тут же поднял глаза.

— А вас как зовут? — он внимательно посмотрел в глаза темненькой, у нее были длинные ресницы, которые она тут же прикрыла. Потом подняла их, и он увидел, что у нее прозрачно-голубые глаза.

— А вас, вероятно, Терентием? -спросила она с улыбкой.

— Нет, Романом, — он тоже улыбнулся. Она снова опустила ресницы. Стравинский не появлялся. Девушка снова подняла глаза, теперь в них мелькнул зеленый огонек.

— А меня Викой, — она достала свою косметичку — кожаную, с наклейкой в виде светлого распустившегося цветка.

Из прохода с боковых мест на них сердито посмотрела тетка в красной кофте. Напротив нее сидел, облокотив руки на столик и читал газету, вероятно, ее муж, в спортивном костюме. Он оторвался от чтения и сквозь очки, сдвинутые на нос, посмотрел на них строго, как экзаменатор, затем снова углубился в газету.

Роман продолжил чтение, теперь Иван беседовал со Стравинским. Боковым зрением поймал заинтересованный взгляд Вики.

Подошла проводница, быстро, со стуком швырнула плотные стопки белья на верхнюю полку, села и профессиональным жестом стала быстро перелистывать какую-то пачку листков.

— Нам не нужно белья, — сказал Толик, — мы не собираемся спать.

— Не знаю, что вы там собираетесь, что не собираетесь, — скрипучим голосом сказала проводница, — положено получать белье. Извольте, четыре комплекта. Расплатитесь, пожалуйста, цена обычная, рубль двадцать пять копеек. Так, у вас двадцать девятое, тридцатое, тридцать первое, тридцать второе, — со скоростью Дегтярева выстрелила она, не глядя на них. — Билетики, пожалуйста. — Взяв билет Толика она подняла его над собой, как какой-то плакатик, расправила и стала смотреть на свет.

— Не поддельный, — сказал Толик.

— Кто вас знает, нынче всякое бывает.

Рома поднял глаза от сцены в больнице и снова переглянулся с Викой, они улыбнулись.

Когда процедура проверки билетов закончилась и проводница ушла дальше, девушки стали о чем-то шептаться.

— Хотите скажу о чем вы сейчас говорили, — прервал их общение Толик.

— О чем? — удивленно спросила Оля.

— Вы говорили, что мы, то есть ваши попутчики, очень даже ничего? Так?

— Вот и нет, — засмеялась Оля, — мы говорили о коллоквиуме по патологии.

— Нет, по глазам вижу, что неправда, — заулыбался Толик, — ну какому студенту придет в голову говорить после экзамена о колледже. Колледж до седьмого — тю-тю.

Девушки опять дружно засмеялись.

— Вы о себе очень высокого мнения, — заметила Оля.

— Я? — удивился Толик, — ничуть. А вот вы очень даже ничего. Правда, Ромка?

— Ваш друг занят, он читает какую-то очень интересную книжку, — сказала Вика, — ему не до окружающих.

— Роман, вам бросили вызов. Как вы на него ответите? — Толик улыбался, глядя на Романа.

Тот закрыл книжку. Встал и поклонился.

— Отличный ответ, — сказал Толик. В ответ опять раздался дружный девичий смех. Вдруг они встали.

— Куда? — спросил Толик, -куда вы, девушки? — еще слишком рано.

— Вам все скажи, — загадочно произнесла Оля.

— А! — заметил Толик, — по своим девичьим делам.

— Как вы проницательны, — Оля, — взяла с верхней полки пачку белья и вытащила полотенце. Вика вытащила из плотной пачки белья свое, и они пошли по проходу.

Толик встал, — пойду, посмотрю, когда прибываем.

Через пять минут он ворвался в купе, едва сдерживая распиравший его смех.

— Ромка! — он захохотал, — не поверишь, Славка здесь.

— Какой Славка? — Роман только что вместе с Иваном попытался проломить головой окно сумасшедшего дома.

— Шнейдер! Представляешь, в тамбуре столкнулся нос-к носу. Он сказал, что сейчас к нам придет. И тут действительно появился Шнейдер. Он улыбался. В руках у него была бутылка Киндзмараули.

— Привет!

— Вот так встреча! — Роман со смехом смотрел на вертлявого, маленького Шнейдера, который вечно попадал в какие-то дурацкие истории: забывал зачетку, путал аудитории, брал вместо учебников отцовские книжки по термодинамике, садился не в тот автобус.

— Славка, ты откуда? — Ромка осматривал его тощую фигурку, как будто видел в первый раз.

— Решил в Питер махнуть, Устал от предков. А вы?

— Туда же. На Васильевском будем жить, у Толика там знакомые.

— Повезло, а я аж за Нарвской заставой.

— Где закаты в дыму?

— Во-во, до центра минут сорок, не меньше. Как вы тут устроились? Кто попутчики? У меня какая-то старая грымза с писклявой дочкой.

— А у нас два амбала, — сказал Толик.

— Вот как? — а где они?

— Вышли покурить, сейчас вернуться. Шнейдер сел на краешек полки.

В это время девушки впорхнули в купе.

— А вот и мы. Не соскучились?

— Это ваши амбалы? — удивился Шнейдер, но Роман уже заметил, что он как-то задержал взгляд на Вике. Роман мог его свалить с ног даже не кулаком, а растопыренной ладонью, провести по старой памяти бросок через бедро, в таких делах всякая дружба отступала, Шнейдеру

здесь явно ничего не светило.

— Амбалы? — удивилась Вика. — Что это значит?

— Так, ничего, это наш лучший друг, позвольте рекомендовать. — Толик картинно указал на Шнейдера.

— Молодые люди, — донеслось с боковых полок, — нельзя ли потише.

— Потишшше, — произнес Толик, шипя, как кран, когда в нем заканчивается вода, — просят говорить потише, ты понял, Славик?

— Хорошо, -испуганно сказал Шнейдер.

— Еще один секретный работник? — спросила Оля, усаживаясь к окну. Вика села рядом с ней.

— Да, — почти беззвучно прошептал Толик, — самый секретный, видите у него в руках бутылка? Секретный напиток.

— Вы пьете этот секретный напиток? — Вика смотрела на Романа. Попытка не удалась, и Иван остался в сумасшедшем доме.

— А вы предпочитаете чистый спирт? Вы же медики. — Толик взял у Шнейдера бутылку и рассматривал ее с преувеличенной внимательностью.

— Королева, — пропел он на знакомый мотив, — разве я мог предложить даме водку? Чистый спирт! — Девушки дружно засмеялись. Когда они успокоились, Роман опять внимательно посмотрел Вике в глаза.

— Да, — заметила спокойно Оля, -и если у вас нет чистого спирта, — ничего не поделаешь.

— Оленька, — Толик говорил тихо и проникновенно, — нет ничего чище Пшеничной, поверьте мне, старому знатоку и любителю. Но за неимением — он сделал паузу, затем поднял вверх палец, — за неимением Пшеничной мы будем пить простое грузинское вино.

Оля засмеялась. — Правда? Придется поверить старому знатоку.

— И любителю, — добавил Толик. — Славочка, открой пожалуйста, бутылочку и разлей нам секретный напиток.

— Я не буду пить, — серьезно сказала Вика.

— Вика, вы губите компанию, не будьте так жестоки.

Свет на миг погас полностью.

— Темнота, — раздался тихий голос Толика, — друг…

— Совсем не друг, — ответил ему из темноты голос Оли. Вспыхнуло дежурное освещение. В его свете лицо Вики показалось загадочным. Роман закрыл книгу, встал и оказался напротив полки девушек.

— Разрешите? — не дожидаясь ответа, он сел около Вики и немного прижался плечом. Она не отодвинулась.

А мне куда прикажете? — почти пропел Толик.

— Туда, — Роман указал рукой на место у окна с другой стороны.

— Оля, вы бы не хотели поменяться местами? — Толик встал, давая Оле понять, что она должна перебраться на его сторону. Оля встала, протиснулась между ними и села около окна.

— А когда же спать? — спросил Толик строго. Все сдавленно засмеялись, даже Славик, хотя он ничего не понимал.

— Только потишшше, — снова пропел Толик, и они снова засмеялись. Роман положил Вике руку на плечо, обнял ее и чуть прижал к себе. Она не сопротивлялась. Славик колдовал над пробкой.

— Вика, один стаканчик?

— Стаканчик? — Толик сделал загадочное лицо, — у нас не из чего пить, а эта мегера нам, конечно, стаканов не даст.

— Вот видите, выпивка отменяется, — сказала, улыбаясь, Оля.

— Оля, — Толик сделал укоризненное лицо, — у таких молодых людей, как мы, всегда найдется, из чего пить.

Славик протянул бутылку Толику. Толик поставил ее на столик, достал из своей сумки складной перочинный ножик, развернул штопор и ловко ввинтил в бутылку. Хлоп! — пробка вышла из бутылки.

— Да вы, я вижу и впрямь большой мастер, — Оля с удивлением смотрела на Толика.

— Любитель, я же сказал, я только любитель.

— И часто вы так, по-любительски?

— Нет, что вы, только по великим праздникам.

— А какой сегодня?

— Как?! Вы не знаете?

— Нет, Вик, ты не знаешь?

Вика отрицательно помотала головой.

— День рождения Роберта Бернса, это мой любимый поэт.

— Кто, горьким хмелем упоен, — торжественно процитировал он, —
Увидел в чаше дно –
Кричи: Вовек прославлен Джон
Ячменное Зерно!

— Здорово! Вы так хорошо знаете стихи?

— Я любитель. А что мы все на «вы» на «вы», давайте на «ты».

— Давайте, — засмеялась Оля.

— Итак, — Толик быстро доставал из своей сумки бумажные стаканчики, которые всегда возил с собой, — за чудесный праздник. Кстати, это национальный праздник в Шотландии.

— И за нашу встречу, — добавил Роман.

— Роман, — укоризненно сказал Толик, — за это мы еще выпьем, ночь впереди длинная.

— А спать? — спросила Вика.

— Ты хочешь спать? — Роман с удовольствием произнес «ты».

— Нет, не очень. — Он прижал ее к себе покрепче, почувствовал крутое бедро, обтянутое джинсами. Толик поставил стаканчики на столик и стал осторожно разливать вино.

— А закуска? — Оля снова полезла в свою сумку и достала оттуда сверток. Запахло курицей.

— Курица — лучшая закуска под Киндзмараули, — сказал Толик.

— Слова знатока? — Оля развернула сверток.

— А хлеб? — Вика высвободила ромину руку и полезла за своей сумкой. Появились хлеб, нарезанная колбаса, сыр, вареные яйца. Толик поднял свой стаканчик.

— За день рождения Роберта Бернса!

— Давайте играть в слова! — вдруг предложил Славик. Все засмеялись.

— А что? — Ольга перестала смеяться, — давайте. А как? — А вот как, — оживился Славик, — я говорю длинное слово, а вы должны его переиначить, но не меняя в нем слогов.

— Сложно как-то, — пожала плечами Ольга, -ну, например?

— Например, — Мессопотамия.

— И что?

— Сопот. Там и я! — радостно сказал Славик.

— Здорово! — Оля даже захлопала в ладоши. — Теперь я говорю: Рассмешить.

— Рассмешить -это смешить один раз, остальное не смешно. — заметил Толик. Девушки прыснули.

— Пульверизатор — сказала Оля.

— Приспособление для пуль! — выпалил Славик. Все захохотали.

— Совпадение — вдруг сказала Вика.

— Падение сов, — серьезно парировал Толик, а еще, — он замолчал, — падение сов. власти, — тут дружный хохот сотряс купе. — Нельзя ли потише! — пробормотал сосед, поворачиваясь на своей короткой полке в проходе.

— Потишше, потишше, — запел Толик, — потишше.

— Так вы тоже в Питер? Значит, увидимся? — Рома обнимал Вику, но большего она не позволяла.

— Что значит, тоже? Я ленинградка по рождению.

— Ты? А что же ты в Москве делала?

— Еще не догадался? Училась. А теперь с Олей едем к себе. Расстроился? Видишь, ничего у нас не получится, мне в Ленинград, а тебе в Москву.

— Не верю. Это ты специально говоришь, чтобы меня позлить, — с настоящей обидой сказал Роман.

— Вот еще, очень нужно тебя злить. Ну ладно. Смотри. Она высвободилась из его объятий и достала из куртки свой паспорт. — Смотри, Фома неверующий.

Она открыла паспорт, развернула страницу и поднесла к лицу Роман. Он прочитал: Петрова Виктория Борисовна.

— Кстати, мальчики вы нам, конечно, уступите нижние полки? — раздался голос Ольги. — У нас завтра уйма дел, Вика обещала мне показать Ленинград.

Славик сидел на своем краешке полки и, казалось, дремал; Толик и Оля шебуршались в уголке.

— Шнейдер, ты спать-то собираешься? — спросил Толик, повернув голову.

— Скоро пойду, когда грымза со своим мужем заснет.

— Они уже заснули, — сказал Толик.

Роман обнял Вику.

— Но мы же можем увидеться в Ленинграде?

— Зачем? Вы будете ходить по своим местам. Мы по своим — но руку она его не убрала.

— А мы не можем ходить по одним местам?

Она ничего не ответила и стала смотреть в окно.

— Я живу на Московском проспекте, — сказала Вика, — это совсем недалеко от центра, очень люблю свой город.

— Все, кто живут в Ленинграде, очень любят свой город, — Роман чуть прижал ее покрепче.

— А ты не любишь Москву?

— Говорят, в вашем городе есть что-то особенное, я, когда в нем был пару раз, это буквально чувствовал, что-то загадочное.

— Да, в нашем городе это есть. А в вашем?

— Наш сумасшедший, — Роман вспомнил сцену, которую недавно читал.

— В каком смысле? — Вика повернула к нему лицо, в это время за окном стали мелькать фонари, и темные и светлые полосы побежали по ее лицу.

— Не в прямом, конечно, ты же медик, тебе нужно конкретно. Сумасшедший — это значит непредсказуемый, как наши улицы — идешь — идешь в центре — она раз, — и повернула куда-нибудь и вынырнула совсем не в том месте, где ожидал.

Поезд вновь влетел в черную стену, вероятно, леса, и светлые полосы на лице Вики исчезли.

— Ты хорошо рассказываешь, тебя, наверное, девушки с интересом слушают.

— Ревнуешь? — это было приятно произносить.

— Я? С чего бы это вдруг. Какие вы самоуверенные!

Роман еще крепче прижал ее, почувствовал сопротивление, но вот ее голова чуть склонилась к его плечу, мягкие волосы коснулись щеки, он закрыл глаза. Так прошло несколько минут, Роман чувствовал дыхание Вики, ее плечи стали подниматься в такт дыханию. Он резко развернул. Девушка дернулась.

— Нет, не надо, — сказала она, но опять на миг замерла в его объятиях. Он сильнее сжал ее плечи.

— Ольга увидит, — прошептали губы Вики.

— И что? — он сильно сжал ее плечи.

Она высвободилась сразу, поднялась.

— Мне нужно выйти.

— Куда? — спросил он ее едва ли не по-хозяйски.

— Куда? Туда — она кивнула головой в сторону прохода.

Шнейдер поднял голову и посмотрел на девушку.

Вика вернулась нескоро, ни слова ни говоря, быстро подтянулась на своих руках. Ее спортивная фигура на миг оказалась перед глазами Романа, он протянул руки и скрестил замок на ее талии. Она на миг замерла. Роман уткнулся лицом в ее ворсистый свитер.

— Не надо, — в ее интонации было теперь уже было все, что моментально разрушило хрупкий мостик. Она легко скользнула вверх. Роман посмотрел в потолок, там горел дежурный свет. Иван так и оставался в сумасшедшем доме.

Сверху, куда забралась Вика, не было слышно ни звука, он вспомнил Веру, верино лицо наплывало на лицо Вики. Поезд летел с прежней скоростью, вероятно, опаздывал. Вагоны продолжали стучать, под их стук он забылся. Снова открыл глаза, Толик продолжал шебуршаться с Олей у окна. Славик продолжал сидеть тенью отца Гамлета. Ночью поезд невероятно гремел, подолгу стоял на пустых станциях, названия путались: «Валдай», что-то еще, выплывало лицо Радищева, такое благородное, было то очень холодно, то душно, сон исчезал, возвращался, пару раз Роман задремал, потом долго смотрел в потолок и, наконец, заснул.

XVII

— Пассажиры, встаем, встаем, — быстро произносила проводница, проходя по вагону, — скоро Ленинград, сдаем белье, белье несем ко мне в купе, встаем, пассажиры, поднимаемся, не спим, не спим.

Девушек в купе не было.

— Умываться пошли, сказал Толик, — он уже привел себя в порядок. Ну что у вас?

— У нас?

— Ну? с Викой, чего-нибудь получилось?

— Ты же видел.

— Ладно, может, в Питере встретимся. Я узнал, где они будут жить — на Московском.

— Да, у Вики там квартира.

— Квартира — это хорошо.

— А Славка где?

— Ушел где-то в три, а до этого все сидел. Впрочем, нам это не мешало.

Девушки вошли с полотенцами. Вид у них был такой, словно они были не знакомы со своими спутниками.

Не глядя на них, они быстро складывали белье, затем сами сняли свои сумки и чемоданы, открыли их и стали вытаскивать теплую одежду.

Роман все ловил хотя бы один быстрый взгляд Вики, но она, как нарочно, все время что-то искала, поправляла, убирала, а на него не обращала никакого внимания.

За темными окнами с отдернутыми занавесками появлялось все больше огней, проплыл освещенный мост, строения причудливой формы.

Оля и Вика взяли свои сумки и чемоданы и вышли из купе.

— Без пяти пять, подъезжаем.

За окнами поплыл освещенный фонарями перрон.

XVIII

— Подготовили, Алексей Петрович?

— Так точно, можно передавать в следственные органы. Начальник взял список и начал читать.

1. Парамонов Сергей Федорович, 1942 года рождения, дело передать в следственные органы. Основание. Выявлены неоднократные факты противоправной деятельности, хранение и распространение религиозной, антисоветской клеветнической литературы, связь с иностранной прессой, передача запрещенных законом сведений о лицах, содержащихся в заключении. Список контактов прилагается. Вульфович, Белов, Кац, Руницкий, Рачинский. Трое последних проходят по делу оперативной проверки.
2. Андрющенко Семен Николаевич, 1938 года рождения. Зафиксированы устойчивые контакты с иностранной прессой, в частности, с московским корреспондентом New York Times Элизабет Нейсе, сотрудницей Центрального Разведывательного управления. Отмечена неоднократная передача сведений, порочащих государственный строй СССР. В числе его близких связей — нигде не работающий Петр Коротких, дело находится на стадии оперативной разработки, Шойхет Михаил Лазаревич, участник демонстрации с целью привлечь внимание к запрету выезда в Израиль, участник семинаров по изучению иврита. Дело на стадии оперативной разработки.

Ну что ж, по Андрющенко и Парамонову все формальности соблюдены. Хорошо, передавайте, — начальник вернул список Алексею Петровичу.

— А Рачинский, это тот самый православный поэт, который был зафиксирован на пленке вместе с Гальпериным?

— Так точно.

— Гальперин нигде не фигурирует.

— Одиночные контакты, Виктор Сергеевич

— Алексей Петрович, вы, я думаю, понимаете, что после речи Картера от двадцатого января все контакты с иностранцами тех, кто в разработке, отслеживать особенно тщательно?

— Конечно, Виктор Сергеевич.

— Что там произошло в Горьком с этим Польнером?

-Вели наблюдение. Он уже дважды побывал на квартире объекта. Оба раза местная милиция проявила халатность.

Виктор Сергеевич быстро черкнул золотым пером в своей книжке.

— Вели его после последнего посещения, обратили внимание, что Польнер ходит туда с кейсом. Решили проверить этот кейс.

— Ну и?

— Польнер отправился в поликлинику, решили провести там проверку, пока он будет проходить обследование. Он оставил кейс в кабинете терапевта, а обследование должен был пройти в соседнем, там и решили провести операцию. Все шло хорошо, он по требованию врача перешел в помещение, смежное с тем, где оставил кейс. Врача не ввели в курс дела, воспользовались медсестрой — она наша сотрудница. Наши люди положили на место кейса Польнера точно такой же, а его обследовали, но, вероятно, наследили. После поликлиники Польнер срочно отправился в кассы Аэрофлота, взял билет на рейс в Москву.

— В кейсе что-нибудь нашли?

— Ничего существенного, Виктор Сергеевич.

— Где он сейчас?

— Здесь, у своих московских друзей, — Алексей Петрович достал из папки небольшой листок, — вот их адреса, телефоны домашние и рабочие, телефоны и адреса родных и знакомых, а это, — он вытащил из папки еще один лист, большой, весь исписанный, — более подробная его характеристика, — помощник протянул оба документа начальнику. Кстати, он пытался зашифровать телефоны знакомых. Известный прием — в настоящий номер в определенном месте добавляется лишняя цифра. Мы проверили — все сходится, если убирать в каждом последующем номере 2, 4, 6, 8, и 10 цифру. Математик, все по схеме. Мы считаем, Виктор Сергеевич, что Польнер служит передаточным звеном между объектом и людьми из посольства.

— Основания?

— Ведет себя нервозно, часто выезжает в Москву, здесь уже трижды звонил в посольство, один раз из дома, но почему-то испугался, говорить не стал, дважды из будки на улице, но не дозвонился.

— Он, ведь, отказник? Что по нему у восьмого отдела?

— Да, Виктор Сергеевич, отказник. Именно поэтому ведет себя так. С одной стороны, хочет получить возможность уехать, шантажируя местную власть постоянными скандалами. С другой, — опасается серьезных неприятностей. Восьмой отдел собрал материалы. Мы собираемся поставить его научное руководство в известность.

— Хорошо. Разрешения на выезд не давать. Если будет еще раз пытаться проникнуть в дом объекта, изолировать, научную работу приостановить, проверить все его связи, особенно их возможности пересечения с иностранцами: музеи, выставки, известные туристические маршруты. Да, и возьмите мне билет на самолет на завтра, на вечер, в Горький, нужно разобраться на месте.

— Слушаюсь, Виктор Сергеевич.

— В числе связей Парамонова — Рачинский, это тот самый православный поэт, который был зафиксирован на пленке вместе с Гальпериным?

— Так точно.

— Сам Гальперин нигде не фигурирует.

— Одиночные контакты, Виктор Сергеевич. Он сейчас в Ленинграде, у них студенческие каникулы.

— В Ленинграде? Там же полно иностранцев.

— Мы полагаем, что у него сейчас нет никаких материалов из Горького, ведь их родственник приезжает только через два дня.

— Что ж, разумно. Но мы могли где-то и упустить. С кем он там?

— С Анатолием Берберовым.

— После их приезда составьте мне отчет. После вашей психологической атаки, как он?

— Пока никаких особенных изменений. Познакомился с девушкой, это было еще до атаки.

— Кто такая?

— А вот тут снова интересная история, племянница одного художника, из группы со Страстного бульвара, бывает на их сборищах, читает К, и, вы не поверите, Виктор Сергеевич, с моей Катей работает в одном журнале.

— Поверю, я и не в такое поверю. Значит, под плотной опекой на рабочем месте?

— Точно, — помощник заулыбался. — Не надо подключать ни шестой отдел, ни «ключников».

Тут заулыбался и начальник.

Продолжение