Виктор Вольский

Еврабия, или Схождение в преисподнюю

Продолжение темы, начатой в статье: «Дух Еврабии»

Исламизация Европы или европеизация ислама?

Несколько лет назад в политическом лексиконе появилось новое слово — “Еврабия”. Его пустила в обиход видная исследовательница истории ислама Бат-Йеор, которая утверждает, что мощные мусульманские анклавы возникли в странах Западной Европы не случайно, а в рамках продуманной стратегии исламизации, при активном содействии близоруких западноевропейских политических лидеров, которые ведут свою цивилизацию к гибели.

Поначалу предупреждения Бат-Йеор были гласом вопиющего в пустыне. Однако в последние годы появились десятки книг и статей, подтверждающих реальность угрозы превращения Европы в Еврабию, где новые господа будут силой насаждать ислам, где непокорные христиане и евреи будут физически истреблены, а покорившиеся — обращены в рабов, “зимми” по исламской терминологии.

Закат Европы стал модной темой политических дискуссий. Большинство специалистов сходятся в том, что этот процесс уже не остановить: слишком быстро идет исламизация выморочных наций, которые настолько ослабли духом, впали в такую апатию, что не в состоянии оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления завоевателям изнутри. Министр иностранных дел России Сергей Лавров вообще не без злорадства утверждает, что Европа уже покорена исламом, хотя еще не сознает этого.

Но существует и противоположная точка зрения. Ее глашатаем недавно выступил известный американский военно-политический аналитик и обозреватель подполковник в отставке Ральф Питерс, гневно обрушившийся на “лжепророков”, предсказывающих скорый конец Европы. По его мнению, европейцы лишь до поры до времени терпят мусульман, предоставляя им выполнять черную работу, которой коренное население гнушается. Но стоит только коренному населению почувствовать реальную угрозу со стороны исламской диаспоры, как оно вспомнит свое свирепое прошлое, и тогда мусульманам несдобровать.

Питерс приводит длинный перечень актов геноцида, которыми изобилует европейская история, — от повсеместных еврейских погромов и изгнания евреев и мавров из Испании до истребления французских гугенотов и этнических чисток минувшего столетия. Мусульманам и не снится, до каких пределов может доходить жестокость европейцев, пишет американский аналитик. Разве можно сравнить, например, неуклюжую резню армян в Турции с индустриальным, поставленным на поток Холокостом?

Мусульмане не только не смогут завоевать Европу демографическим оружием, но их дни на континенте сочтены, считает Питерс. Если американскому корпусу морской пехоты и придется высаживать десант в Бресте, Бари или Бременхавене для спасения населения от геноцида, то спасать придется отнюдь не французов, итальянцев или немцев, а несчастных арабов, курдов и турок, которые, разбудив зверя в коренных жителях, окажутся под угрозой поголовного истребления.

Все мрачные предсказания грядущей гибели Европы и ее неизбежного покорения силами ислама основаны на незнании европейской истории, на недооценке степени неистребимой жестокости, заложенной в европейской ДНК. Европейцев не надо учить науке ненависти: по этой части они дадут мусульманам сто очков вперед, утверждает Питерс.

Что ж, вполне возможно… если бы население Европы сохраняло средневековые повадки. Но меняются времена, меняются и нравы. И сейчас трудно понять, что дает Ральфу Питерсу основания верить, будто сегодняшние европейцы готовы с такой же беспощадной свирепостью сражаться за свою цивилизацию, с какой ее отстаивали их предки. Не желая посмотреть в глаза действительности и увидеть, насколько сильно разложили Западную Европу атеизм, социализм и утопический пацифизм последних шестидесяти лет, Питерс вынужден апеллировать к истории.

Некоторые из приводимых им примеров просто нелепы. Как можно усматривать доказательства воинственности населения средневековой Европы в периодических избиениях малочисленных еврейских общин, состоявших из сугубо мирных, запуганных людей, которым к тому же закон запрещал носить оружие? Готовясь к Первому крестовому походу, немецкое рыцарство — видимо, в порядке разминки — учинило серию еврейских погромов в нижнем течении Рейна, да так увлеклось, что начисто забыло о своем обещании освободить Гроб Господень от поганых сарацин. И это считать признаком воинской доблести и несокрушимой воли к победе?

Резня гугенотов? Действительно, во Франции, да и во всей Европе в свое время бушевали религиозные войны. Но здесь следует подчеркнуть слово “религиозные”. Участников тех войн вдохновляла фанатичная вера и, соответственно, лютая ненависть к еретикам и иноверцам. Сегодня же европейское христианство находится при последнем издыхании, в Европе живет и здравствует лишь ислам. Трудно себе представить, что скептики-атеисты, влачащие бессмысленное, бездуховное существование, пойдут сражаться и умирать за свои культурные ценности. Чтобы ставить свою жизнь на кон, нужно во что-то верить, а вера в Европе умерла.

Другой пример, приводимый подполковником Питерсом: события 1492 года, когда Испания победоносно завершила войну против мусульманских оккупантов и изгнала из своих пределов мавров (а заодно с ними и евреев). Однако то были другие времена. Испанцы в течение восьмисот лет вели непрерывную войну против арабов, категорически отказываясь смириться с мусульманской оккупацией. Противостояние носило в первую очередь религиозный характер, причем христиане не только не уступали, но далеко превосходили врага по степени фанатизма и с готовностью шли на любые жертвы ради торжества своей веры.

В горниле непрерывной, длившейся десятками поколений войны выковалась особая порода людей. И когда крест одолел полумесяц, властители Испании оказались перед очень сложной проблемой: что делать с тысячами клокочущих энергией, жаждущих крови профессиональных воинов, которые умеют только убивать и ничем, кроме войны, заниматься не могут и не хотят. На протяжении истории прекращение войн везде и всегда сопровождалось резким всплеском преступности — оставшиеся не у дел солдаты за отсутствием альтернативы подавались в бандиты.

К счастью для Испании, проблема разрешилась сама собой. Колумб открыл Америку, и все это беспокойное воинство к великому облегчению соотечественников хлынуло за море в поисках богатства и славы (но, разумеется, также и спасать души язычников, силком обращая их в истинную веру). Читая историю покорения Нового Света, не устаешь дивиться просто мифической храбрости и силе воле конквистадоров, их невероятной выносливости, их готовности безропотно терпеть любые мытарства и лишения. То были поистине железные люди.

А что же их потомки? Еще семьдесят лет назад в Испании бушевала гражданская война, испанцы обильно проливали свою и чужую кровь за отечество. Но несколько десятков лет социализма и политкорректности вкупе с экзистенциальным отчаянием и неверием в будущее начисто оскопили нацию, веками считавшуюся образцом гордости и мужественности. И стоило террористам три года назад совершить серию скоординированных диверсий в мадридских электричках, как испанцы коллективно рухнули на колени и стали униженно просить пардону у “Аль-Кайды”. И то понятно: ради чего сражаться, если, словами поэта, “грядущее и пусто, и темно”?

В своей книге “Джихад в Испании: покорение Эль-Андалуса как идея-фикс исламистов” испанский политик Густаво де Арестеги в деталях описывает стратегию мусульман, мечтающих о “реконкисте” — повторном завоевании Испании. Радикальные исламисты действуют в рамках продуманной стратегии последовательного захвата городских районов, потом целых городов, потом провинций, потом регионов и наконец, всей страны. При этом особое внимание уделяется местам, исторически служивших символами мавританской Испании.

Типичный пример — Альбаисин, исторический квартал Гранады. Живущие в нем мусульмане убеждены, что, поскольку им удалось захватить Альбаисин, они смогут подчинить себе Гранаду, а со временем — и весь Эль-Андалус, жемчужину средневекового халифата. Вот как описывает тактику мусульман в Испании покойная итальянская журналистка Ориана Фаллачи, принадлежавшая к числу наиболее пламенных “лжепророков”, которые вызывают такое раздражение у подполковника Питерса:

«Братья во пророке Мохаммеде, приехавшие в Гранаду и поселившиеся в историческом квартале Альбаисин, знают, что делают. Они действуют по плану, отработанному в Бейруте и осуществляемому ныне во многих городах Франции, Великобритании, Германии, Голландии, Швеции, Дании и т. д. Альбаисин сегодня — это во всех смыслах государство в государстве, феодальный лен, иноверческая община, живущая по своим собственным законам. Со своими собственными общественными учреждениями, своей собственной больницей, своими собственными кладбищами. Со своей собственной бойней, своей собственной газетой La Hora del Islam, своими собственными издательствами, своими собственными библиотеками, своими собственными школами. Школами, где учение сводится к зубрежке Корана. И, разумеется, со своими собственными магазинами, своими собственными рынками, своими собственными банками. Даже со своими собственными деньгами, ибо в Альбаисине имеют широкое хождение золотые и серебряные монеты, отчеканенные по образцу дирхама, находившегося в обращении во времена Боабдила — последнего мавританского короля Гранады (отчеканенные, между прочим, государственным монетным двором Калле Сан-Грегорио при попустительстве испанского министерства финансов, которое делает вид, будто ничего не знает, привычно оправдываясь соображениями “поддержания общественного порядка”).»

Нынешние режимы в странах Западной Европы возникли по следам чудовищной бойни двух мировых войн. Неудивительно, что изнуренные небывалым кровопролитием европейцы не смогли устоять перед сладкими посулами сирен социализма, обещавших им легкое, бездумное существование на протяжении всей жизни — от колыбели до могилы. Так на свет появилось “государство всеобщего благоденствия”, в котором гражданам не нужно было думать ни о чем, ибо власти взяли на себя отеческую заботу обо всех аспектах из жизни — от здравоохранения и обеспечения жильем до ухода за детьми и заботы о престарелых.

Европейцы предпочли бездумное гниение в тихой заводи иждивенчества и безответственности плаванию в бурных водах свободы с ее неопределенностью и необходимостью постоянно принимать трудные решения, рисковать. Наркотик социализма сделал свое дело. Европа впала в летаргию, ее мышцы атрофировались, ее воля к жизни фатально ослабла.

Немалую лепту в духовное оскудение Старого Света внесла и Америка, после окончания Второй мировой войны взявшая на себя ответственность за обеспечение безопасности своих союзников. Злейший враг не мог бы придумать более верного способа подорвать их дух. Избавленная от необходимости думать об обороне, Европа обратила все свои помыслы и ресурсы на легкую жизнь.

Но странно — погоня за удовольствиями и покоем не принесла европейцам ни счастья, ни успокоения, а лишь пресыщение, разочарование, смутное недовольство жизнью и собой. Видно, прав был Аристотель, указывавший, что истинно самоценная, наполненная смыслом жизнь выстраивается только на основе гражданских добродетелей — умеренности, мужества, жертвенности.

Демографический кризис, который не миновал ни одну европейскую страну, как раз и отражает эту душевную вялость и утрату веры в будущее. Чего же удивляться тому, что мусульмане так уверены в своей конечной победе? Им хорошо известна демографическая статистика, они знают, что коренное население Европы неудержимо вымирает, в то время как мусульманская диаспора быстро растет за счет высокой рождаемости и непрерывного притока иммигрантов.

Но дело не только в статистике: не менее важно и то, что за ней стоит. Известный канадский журналист Марк Стайн, убежденный в том, что Европа обречена, предлагает читателям оценить контраст между двумя женщинами — 57-летней палестинской шахидкой Фатимой ан-Наджар и американкой приблизительно такого же возраста, главой Епископальной церкви епископом Кэтрин Джеффертс Шори.

Палестинка родила своего первенца, когда ей было 12 лет, а всего у нее было девять детей и 41 внук. Со своей стороны, епископ Шори в интервью с корреспонденткой “Нью-Йорк таймс” поведала, что члены ее церкви в массе своей “высоко образованы” и вследствие этого “сознательно ограничивают размеры своих семей”. “Но ведь Бог повелел человечеству плодиться и размножаться, — пролепетала ошеломленная журналистка. — Значит ли это, что епископальная церковь считает библейский завет анахронизмом и не заинтересована в пополнении своих рядов путем поощрения рождаемости?”

“Скорее даже наоборот, — с гордостью ответила епископ Шори. — Мы поощряем наших прихожан сознавать свою ответственность перед нашей планетой и не расходовать природные ресурсы сверх того, что им совершенно необходимо”. “Что это, как не культ смерти? — спрашивает Марк Стайн. И далее: “У меня вопрос к достойному епископу: если у Фатимы ан-Наджар 41 внук, а у сознающей свою ответственность перед нашей планетой, высокообразованной епископалки — один, хорошо если два, кому скорее достанутся все эти ресурсы, о которых она так печется?”

Но тут следует упомянуть о другом, вероятно, еще более важном аспекте противостояния исламизма и западной культуры. Палестинская бабушка пожертвовала жизнью во имя своей веры (или ненависти — в данном случае не суть важно). А чем готова поступиться американская епископалка? Десертом ради сохранения фигуры? Внедорожником ради охраны чистоты воздуха? Кто усомнится в исходе поединка этих двух женщин, одну из которых воодушевляет фанатичная страсть, а другую — всего лишь вялая приверженность модному интеллектуальному поветрию?

Французские студенты готовы были пойти на баррикады, протестуя против отмены государственных гарантий занятости. Но когда в предместьях Парижа вспыхивают кровавые мусульманские бунты, никому из этой боевитой когорты в голову не приходит оказать сопротивление. Кто решится депортировать мусульман, если в главных городах Франции их пропорция среди молодежи уже приближается к 50%?

Чего опасаться английским исламистам, если правительство Великобритании позволяет мусульманским анклавам жить по законам шариата и не решается поднять над тюрьмами национальный флаг, дабы вид креста св. Георгия не оскорблял чувств заключенных-мусульман?

Чего бояться испанским мусульманам, если социалистическое правительство отменило план введения обязательного религиозного обучения в школах, зато с готовностью финансирует издание учебника ислама для первоклассников из мусульманских семей? Если школьники-мусульмане отказываются на уроках математики писать знак “+”, напоминающий им ненавистный крест, а учителя “с пониманием” относятся к чувствам своих правоверных учеников? У примаса католической церкви Испании кардинала Антонио Мария Роуко есть все основания с тревогой смотреть в будущее. “Нас пытаются отбросить назад, в 711 год [Год завоевания Испании мусульманами — В.В.], — с горечью замечает он. — Похоже, нам суждено вычеркнуть себя из истории”.

Что общего между нынешними тихими, слезливыми шведскими пацифистами и их предками — кровожадными викингами, наводившими панический ужас на средневековую Европу? Все эти харальды, олавы и рюрики промышляли разбоем, огнем и мечом добывая себе пропитание и верша такие немыслимые зверства, что память о них на долгие столетия запала в европейское сознание. В английских церквах даже читали специальную молитву о защите от дикой ярости скандинавских чудовищ.

А вот их потомки — люди совершенно другой породы. Они пугливо шарахаются на улицах своих собственных городов от мусульманской шпаны в тишортках с модным исламистским лозунгом “В 2030 году Швеция будет нашей” (по демографическим выкладкам, в указанном году мусульмане станут большинством в стране) и робко блеют в печати, что европейцы провинились перед Третьим миром и должны безропотно заглаживать свою вину перед его представителями, а если мусульмане насилуют шведских девушек, то, наверное, те сами провоцируют нападения, вызывающе одеваясь и тем самым не проявляя должного уважения к нормам мусульманской нравственности.

В своей книге “Америка в одиночестве” Марк Стайн предсказывает, что перед лицом мусульманской угрозы коренное население Европы разделится на три группы. Одни эмигрируют, как уже делают многие голландцы и французы; другие пожмут плечами и примирятся с исламизацией континента, о чем уже сейчас свидетельствует растущее число обращений в ислам; и лишь меньшинство стареющего населения не пожелает добровольно всовывать голову в исламистское ярмо.

“Борьба будет ожесточенной и кровавой, — пишет канадский журналист, — но ее конечный исход предрешен. Народ, отказывающийся размножаться, не может оказывать влияния на будущее. Более того, нежелание иметь детей ясно свидетельствует о равнодушии к будущему…Если вы демографически отказались от будущего, какой смысл за него воевать?”

Том Бетел в статье в журнале American Spectator пишет, что затухание веры неизбежно влечет за собой гибель цивилизации, ибо атеисты, не верящие в загробную жизнь, слишком высоко ценят единственную отпущенную им жизнь, чтобы подвергать ее опасности во имя чего-бы то ни было. Поставленные перед выбором: покориться или бороться, они предпочтут исламское ярмо (кстати, слово “ислам” и означает “покорность”).

Голландский писатель Оскар ван ден Боогаард, выступая на страницах брюссельской газеты De Standaard, сообщает, что он с огромной печалью наблюдает за процессом исламизации своей любимой Европы и “уже надел по ней траур”. Он сознает, что ничего поделать нельзя: “Я не воин. Я так и не научился бороться за свою свободу. Я умел только наслаждаться ею”.

Выдающийся историк ислама Бернард Льюис тоже не сомневается, что в самом скором будущем мусульмане неизбежно подчинят своему контролю Европу. “Европейцы утратили веру в свою цивилизацию и уверенность в себе. Они “разуверились в своей собственной культуре” и “капитулировали” перед исламом по всему фронту в духе “самоуничижения, политкорректности и мультикультурализма”, — говорит всемирно известный ученый. С его точки зрения вопрос лишь в том, какое будущее ждет колыбель западной цивилизации: “Будет ли Европа исламизирована или же ей удастся европеизировать ислам?”

Категорическое нежелание мусульманской диаспоры в Европе ассимилироваться, неуклонная радикализация ее молодежи и растущая популярность экстремистских и террористических движений в мире ислама — все указывает на то, что оптимистический сценарий развития событий маловероятен.

Перед лицом подавляющих доказательств гибельных тенденций, увлекающих в пропасть Европу, трудно понять истоки прекраснодушия в отношении будущего Европы, неожиданно нахлынувшего на Ральфа Питерса. Объяснить слепой оптимизм аналитика, всегда отличавшегося беспощадной трезвостью своих суждений, можно лишь единственным образом: его настолько ужасает перспектива гибели западной цивилизации в ее исторической колыбели, что он уговорил себя поддаться спасительным иллюзиям и принимает желаемое за действительное.

Можно привести множество примеров того, как пугающая действительность порождает подобную психологическую реакцию. Достаточно упомянуть хотя бы о самоубийственном израильско-палестинском соглашении, заключенном в Осло. Израильские лидеры и большинство их сограждан убедили себя в том, что Ясир Арафат тоже хочет мира, хотя ничто в его словах и делах не давало им оснований для такой уверенности. Но израильтянам не нужны были никакие аргументы — ими безраздельно овладела страстная, неподвластная голосу рассудка надежда на прекращение бесконечной войны, и ничто не смогло бы их переубедить.

Ральф Питерс в своем воображении видит, как корабли военно-морского флота США становятся на якорь в гаванях Бреста, Бари или Бременхавена, а подразделения американской морской пехоты сходят на берег, чтобы эвакуировать оказавшихся под угрозой мусульман. Что ж, такой сценарий вполне возможен, с одной только поправкой: угроза геноцида будет исходить не от потомков крестоносцев. Если мусульман и придется спасать, то разве что от их радикальных единоверцев-потомков сарацин.

Исламизация Туманного Альбиона

Великобритания сползает в пропасть. Таков главный тезис сокрушительной книги, где описывается, как Лондон, некогда непоколебимая твердыня западной цивилизации, шаг за шагом превращается в рассадник терроризма, во всеевропейский центр пропаганды, подготовки кадров и финансирования исламофашизма. “Лондонистан” — так презрительно-насмешливо именуют британскую столицу сотрудники спецслужб многих европейских стран. Именно такое название и дала своей книге видная британская журналистка Мелани Филлипс.

Несколько слов об авторе. Она появилась на журналистском горизонте во второй половине 70-х годов и быстро выдвинулась в ряды ведущих публицистов Великобритании. Ее статьи имели огромный резонанс, ее осыпали наградами и премиями, ей прочили блестящее будущее, на нее примеряли порфиру властительницы дум и мэтра британской журналистики.

Но роман “прогрессивной общественности” с новой любимицей быстро сошел на нет, когда Мелани Филлипс, вступившая на стезю журналистики, как водится, на крайне левом фланге политического спектра, начала постепенно сдвигаться вправо. Ее стали осыпать насмешками и руганью, ей припомнили еврейское происхождение, ей прилепили ярлыки “сионистской пропагандистки”, “израильского агента”, “американской наймитки”. Отечественные исламисты объявили ее “врагом номер один” и в знак своей ненависти присудили ей звание “Ведущего исламофоба британских СМИ”.

В своей книге Мелани Филлипс подробно описывает, как радикальные имамы ведут пропаганду среди мусульманской молодежи, разжигая в ней ненависть к западному обществу и подталкивая свою паству к насилию. Юным мусульманам настойчиво внушают, что ислам — гонимая религия, невинная жертва травли со стороны Запада, что американцы истребляют правоверных в Ираке, а евреи — в Палестине.

Имамы провозглашают, что израильский «Моссад» и американское ЦРУ организовали теракты 11 сентября 2001 года с тем, чтобы свалить вину на ни в чем не повинную “Аль-Каиду”. И в то же самое время они восхваляют “героя джихада” — Осаму бин Ладена, “нанесшего мощный удар врагу в его логове”, ничуть не смущаясь этим, казалось бы, очевидным логическим противоречием. Не смущает оно и потребителей антизападной пропаганды.

Мелани Филлипс возводит начало очередного этапа многовековой священной войны мусульман против христианского мира к 1979 году, когда лидер исламистской революции в Иране аятолла Хомейни провозгласил свое намерение покорить Запад. Напуганные ростом иранского влияния в регионе и перспективой дестабилизации своего королевства, правители Саудовской Аравии решили, что их единственное спасение в том, чтобы перещеголять в религиозном рвении тегеранских шиитов.

Эр-Рияд начал насаждать свой собственный, суннитский вариант антизападного исламского радикализма — ваххабизм. Из Саудовской Аравии во все страны мира с крупным мусульманским населением, особенно в Европе и на Индийском субконтиненте, бурными потоками потекли деньги на ваххабитскую пропаганду и содержание радикальных мусульманских общин и школ-медресе. На этой финансовой основе в Великобритании начался быстрый процесс радикализации мечетей и имамов, закладывая основу для вербовки и идеологической обработки потенциальных воинов джихада и особенно шахидов.

О масштабах угрозы наглядно свидетельствуют цифры, приведенные несколько лет назад в публичном выступлении тогдашней главы британской контрразведки — MI5. Дэйм (Dame –так в Великобритании именуют женщин, посвященных в рыцарское звание или удостоенных высших орденов империи) Элиза Маннингем-Буллер сообщила, что ее ведомство ведет наблюдение за двумя сотнями исламистских организаций, насчитывающими в общей сложности свыше 1600 членов (это только те, кого удалось выявить и опознать), которые активно занимаются террористической деятельностью в Великобритании и за рубежом.

Из этих организаций три десятка были причислены к категории особо опасных, т.е. тех, что заняты непосредственной подготовкой к терактам. После того, как 7 июля 2005 года четверо шахидов совершили массовую диверсию в лондонской системе общественного транспорта, в результате которой 53 человека погибли и свыше 700 получили ранения, британская контрразведка раскрыла и обезвредила еще пять террористических акций аналогичного или даже более крупного масштаба.

Глава MI5 предупредила, что не следует рассчитывать на скорую победу в войне с терроризмом, которая продлится не один десяток лет, и отметила, что угроза с каждым годом будет только нарастать. Если сегодня террористы вооружены самопальными взрывными устройствами, продолжала Дэйм Маннингем-Буллер, то “завтра в их распоряжении вполне может оказаться химическое, биологическое, радиоактивное и даже ядерное оружие”.

Откуда взялась эту угроза, о которой еще несколько десятков лет назад никто не подозревал? Как раз в то время, когда на идеологическом горизонте замаячил призрак мусульманского радикализма, на Западную Европу обрушилась мощная волна иммиграции из стран ислама. Не миновала она и Великобританию. Мусульмане, число которых уже превышает два миллионов человек, составляют 3% населения страны.

Казалось бы, не так много. Но мусульмане пользуются несоразмерно большим влиянием, потому что они расселены неравномерно, и в результате во всех крупных городах возникли крупные исламские анклавы. Особенно он велик в Лондоне, где проживает 700 тысяч мусульман — 9% населения столицы. Мусульмане ныне составляют крупнейшее религиозное меньшинство в стране, а если учесть выморочность христианских деноминаций (по официальной статистике лишь 1% англикан хотя бы раз в неделю посещает церковь), не будет преувеличением сказать, что на сегодняшний день ислам — единственная жизнеспособная и растущая религия в Великобритании.

Феномен эмиграции жителей бывших британских колоний в метрополию далеко не нов. Однако нынешний иммиграционный поток отличается от прошлых не только количественно, но, что не менее важно, качественно. Если в предыдущие десятилетия иммигранты прибывали с единственной мыслью — как можно скорее ассимилироваться и раствориться в британском обществе, то у нынешних мусульман нет ни малейшего намерения интегрироваться. Наоборот, их главный импульс — колонизировать страну, столь любезно оказывающую им гостеприимство.

Мучимая виной перед своими бывшими колониальными подданными, Великобритания широко распахнула перед ними двери. Нормы политкорректности, которая к этому времени всецело завладела умами европейской элиты, диктовали нерушимую веру в изначальную добродетельность человеческой натуры. Прогрессивное мировоззрение учило, что стоит только взяться за руки и начать водить хороводы, скандируя лозунги мира и дружбы, как все устроится само по себе и на земле установится всеобщее счастье и благоденствие. Ликуй, Исайя!

Нельзя сказать, чтобы слепота полностью поразила британское общество. Нашлись люди, которые ясно видели угрозу, сопряженную с необузданной иммиграцией. В их числе выделялся блистательный Енох Пауэлл. Родившийся в семье учителей, он на полной стипендии закончил Кембриджский университет и в 25 лет уже занимал профессорскую должность на кафедре древнегреческого в своем родном университете. С началом Второй мировой войны он поступил добровольцем в армию и прошел за войну путь от рядового до бригадного генерала.

Ярый поборник экономической и политической свободы, великолепный оратор и выдающийся мыслитель, Пауэлл был тэтчеристом задолго до Маргарет Тэтчер. В 1968 году он выступил с имевшей большой резонанс речью, предупреждая, что необузданная иммиграция из бывших колоний грозит подорвать национальное единство и дух британской нации.

Приток темной массы иммигрантов, провидчески предостерегал Пауэлл, поведет к росту преступности, распространению нищеты и расколу британского общества. Будущее рисуется ему в мрачном свете, подвел он грустный итог: “Подобно древнему римлянину, я вижу, как воды Тибра вспениваются кровью”.

Эта речь, получившая название “Реки крови”, поставила точку в политической карьере Еноха Пауэлла. За свое неуместное прозрение он был объявлен ретроградом и расистом, лидер Консервативной партии Эдвард Хит вывел его из состава теневого кабинета, руководство партии предало его анафеме. Пауэлл еще много лет заседал в Парламенте, но политический кислород был ему наглухо перекрыт. Его по сей день помнят как “самого талантливого несостоявшегося премьер-министра”.

Спустя четверть века, в 1993 году, с аналогичным предупреждением выступил депутат парламента Уинстон Черчилль, внук главы британского правительства во время Второй мировой войны. К этому времени правительство окончательно утратило контроль над границами, приток иммигрантов из бывших колоний принял лавинообразный характер. В стране стало нарастать ощущение тревоги, население заволновалось.

Пытаясь успокоить страхи общественности, лидер Консервативной партии Джон Мэйджор объявил, что бояться нечего: “устоям старой доброй Англии” ничто не угрожает, “пройдет 50 лет, а английские старые девы будут все так же по воскресеньям ездить на велосипедах к причастию в церковь”. Комментируя выступление премьер-министра, Уинстон Черчилль-младший заметил, что куда более вероятен другой сценарий: “Муэдзин будет созывать правоверных на молитву в мечеть на Мэйн-стрит”. За это он подвергся немилосердной критике со стороны лидеров своей партии.

Но все-таки почему страна, еще не так давно считавшаяся величайшей державой на свете, так покорно подставляет шею под исламистский топор? Почему великая культура, подарившая миру Шекспира и Диккенса, Ньютона и Уатта, Дизраэли и Черчилля, так вяло сопротивляется идеологии, для носителей которой темное средневековье — светлое будущее? Почему британские власти не ведут борьбу с вредоносными идеями, из которых произрастает исламский террор?

Разгадку следует искать в событиях минувшего века. Потеряв цвет нации в двух мировых войнах, пережив развал своей империи и перейдя в разряд держав второго ранга, Великобритания пала духом и утратила веру в себя. Процесс ее духовного и морального оскудения особенно ускорился в последние 20-30 лет. Экзистенциальное отчаяние, ощущение безысходности и бессмысленности бытия выхолостило британскую национальную идентичность и подорвало систему ценностей, породив культурный и моральный вакуум, который ныне быстро заполняется радикальным исламизмом.

Мелани Филлипс указывает:

“Великобритания фактически утратила веру в себя как нация, и хуже того — разуверилась в самой национальной идее. Национальное государство ныне рассматривается как источник всех зол в мире — от расизма и дискриминации до войны. Легитимность перенесена с национальных на наднациональные институты, разуверившееся в традиционных ценностях общество уверовало в наднациональные ценности и законы.

Институты, подобные Организции Объединенных Наций, Европейскому Союзу и Международному Уголовному Суду, ценности, подобные доктрине международных прав человека и прав меньшинств, ныне рассматриваются как более легитимные, потому что в их основе лежит отрицание партикуляризма (акцента на частное в противовес всеобщему — В.В.), который коренится в мажоритарной культуре и по определению носит дискриминационный характер. Из этого делается вывод, что национальная культура неизбежно порождает расизм”.

И далее:

“Иммигранты сталкиваются с культурой, которая не стремится более их интегрировать, потому что для интеграции меньшинств культура должна быть уверена в себе. Однако в глазах британского общества национальная культура утратила легитимность. В отсутствие доминирующей культуры страна автоматически стала мультикультурной. Великобритания уже не способна к интеграции. Вместо этого она претерпевает дезинтеграцию во всех смыслах этого слова”.

В британском обществе возобладал культ политкорректности, один из постулатов которой гласит, что Третий мир всегда прав, а Запад всегда виноват. Такое самоуничижительное мировоззрение запрещает замечать проявления экстремизма со стороны мусульман, не говоря уже о том, чтобы как-то реагировать на них. В результате любая критика ислама автоматически квалифицируется как “исламофобия”.

Каждый теракт вызывает среди мусульман взрыв возмущения по поводу… нет, не преступления их единоверцев, а возможных (!) актов возмездия, и хор зловещих предупреждений, что они не потерпят провокационных вылазок со стороны “расистов” и “исламофобов”. И общество испуганно трепещет под гром пропаганды о том, что ислам — религия мира, а террористы — ничтожная кучка изгоев, никоим образом не выражающих чаяний основной массы мусульманского населения.

Ржа политкорректности настолько разъела моральные устои общества, что даже в терактах оно уже винит не террористов, а самое себя. Среди прогрессистов особенно широко муссируется мысль о том, что террористы в обиде на Великобританию за ее участие в иракской войне и, стало быть, их не в чем винить, за ними признается право на месть.

По словам Мелани Филлипс, ее соотечественники отказываются понять, что им объявил войну враг, поставивший себе целью огнем и мечом навязать их стране исламский образ правления, разрушить демократические институты, ликвидировать традиционные права и свободы, низвести их до положения крепостных. А те, кто откажется всунуть голову в рабский хомут, будут поголовно истреблены.

Исламисты провозглашают, что Великобритания “не принадлежит ни ее народу, ни королеве, ни правительству, а только лишь Аллаху, который послал нас в мир с наказом поставить его под власть законов шариата”. Как пишет Мелани Филлипс: “Оседлав тигра, не удивляйся, если он тебя сожрет. Тигр пожирает Великобританию”.

В 2012 году Лондон принимал летние Олимпийские игры. Рядом с олимпийской деревней в районе Истэнд был построен крупнейший в Европе молитвенный дом — мечеть “Марказ” на 70 000 верующих. Огромный комплекс стоимостью 100 миллионов фунтов стерлингов строился на пожертвования из Саудовской Аравии под руководством мусульманской миссионерской организации “Таглиби джамаат”, которая по данным ФБР занимается в основном вербовкой воинов джихада для “Аль-Каиды”.

В Лондоне уже работает свыше тысячи мечетей, британская столица и без того считается неофициальной столицей мусульманской Европы. Но мечеть “Марказ”, купол которой возвышается над собором св. Павла и Вестминстерским аббатством, словно знамя победоносной армии, реющее над захваченным бастионом противника, предназначена служить зримым символом торжества ислама над христианством в самом его сердце.

Оптимисты уповают на то, что радикалы составляют лишь небольшое меньшинство в своей общине и что огромное большинство британских мусульман принадлежит к числу “умеренных”, т.е. это тихие и мирные люди, далекие от политики, озабоченные лишь благополучием своих семей.

Даже если согласиться с подобным весьма сомнительным допущением, это никак не меняет ситуации. Народные массы никогда и нигде не играли решающей роли в революционных движениях, их единственное предназначение — покорно следовать за решительным и беспощадным меньшинством, делать, что прикажут, повторять лозунги, выбрасываемые революционными вождями, служить в их руках тараном для сокрушения существующего порядка. Один из самых известных символов революционной романтики — скульптура Шадра “Булыжник — оружие пролетариата”. Но куда уместнее было бы назвать ее «Пролетариат с булыжником в руках — оружие революционной интеллигенции”.

Впрочем, представление о том, что большинство британских мусульман принадлежит к “инертной середине”, в любом случае не соответствует действительности. По данным многочисленных опросов мусульман Великобритании до 60% из них мечтают о том, чтобы поставить свою страну под власть законов шариата. Это не мешает правительству в утешение себе провозглашать их “умеренными”, поскольку таковыми, по официальному определению, следует считать любых лиц, “не ратующих за насильственные акты в отношении британцев”.

По этому критерию радикальный имам Юсуф Карадави, объявляющий шахидизм на Ближнем Востоке священным долгом всех мусульман, должен классифицироваться как “умеренный” — ведь его призывы к насилию направлены против иностранцев, а не англичан. “Мы в Великобритании не понимаем, что идет религиозная война, — в отчаянии пишет Мелани Филлипс. — Вместо этого мы пытаемся уступками умилостивить врага”.

Наступление ведется совершенно открыто, мусульманские активисты не делают тайны из своих намерений. Острым чутьем хищника улавливая страх жертвы, исламисты с каждым днем ставят все более жесткие требования. Особенно громко они кричат: если Лондон не пересмотрит свою политику, каждый британский мусульманин будет готов надеть пояс шахида.

Процесс нравственного разложения захватил все слои британского общества. В стране быстро растет антисемитизм, в особенности среди интеллигенции и даже аристократии, которая еще не так давно чуралась открытой юдофобии, справедливо полагая, что она свидетельствует о комплексе неполноценности в отношении евреев. Но страх перед мусульманской угрозой выхолостил даже легендарную гордыню Джона Булля.

В 1938 году Великобритания и Франция пошли на трусливый сговор с гитлеровской Германией. В отчаянной попытке умилостивить Гитлера они бросили ему на съедение Чехословакию, надеясь, что он удовлетворится этой искупительной жертвой. Сегодня, когда на Запад надвигается исламофашистская угроза, роль Чехословакии уготована Израилю и вообще всем евреям.

Ирония ситуации в том, что Великобритания по собственному почину вскармливает своих губителей. Как духовные вожди британской мусульманской общины, так и немалая часть их верных последователей паразитируют на обществе, которое они так страстно ненавидят и мечтают взорвать изнутри. Они живут в бесплатных квартирах, получают немалые пособия, пользуются всеми благами общественного призрения. Избавленные от заботы о хлебе насущном, исламисты могут всецело посвятить себя подрывной деятельности.

Поступающие из Саудовской Аравии дотации на разжигание религиозного фанатизма и антизападных настроений, безусловно, играют существенную роль. Но в основном исламисты живут на иждивении британских налогоплательщиков — словно оккупационная армия, которой покоренная страна отдана на поток и разграбление. Сознание того, что будущая жертва, скованная политкорректностью и страхом, добровольно посадила себе на шею тех, кто готовится ее уничтожить, должно быть для исламистов источником особого удовлетворения.

Впрочем, это их вряд ли удивляет: в их глазах пособия — это «джизья», налог, который покоренное население платит мусульманским господам за право жить. Взяв исламистов на содержание, британское общество лишь укрепляет в них сознание своего превосходства и неотвратимости грядущего полного торжества их религиозно-политического проекта.

В последний момент: правительство Великобритании запретило въезд в страну американцам Памеле Геллер и Роберту Спенсеру — сооснователям организации Stop Islamization of America («Остановить исламизацию Америки») на том основании, что их присутствие «идет вразрез с общественным благом». Американские гости собирались выступить 29 июня в Вулвиче на траурном митинге в память Ли Рагби — британского военнослужащего, зверски убитого на лондонской улице двумя мусульманами, вооруженными ножом и кухонным резаком. Отрубив голову своей жертве, убийцы похвалялись своим «подвигом» перед прохожими.