Это был не просто борщ, а «Борщ-Його-Величність», «Всем-Борщам-Борщ»! Как можно было жить, не зная его вкуса? Мне часто приходилось слышать дифирамбы этому блюду, однако… По горькому моему опыту, готовить настоящий украинский борщ в Харькове не умел никто.
Чувство вкуса
Генрих Шмеркин
Впервые, что жизнь прожита зря, я понял в двадцать пять — когда встретил Фаину…
Сейчас — нет ни настроения, ни желания описывать красоту и яркость этой женщины, её шарм, голос, походку, пытливый взгляд, волшебный блеск её глаз, её непосредственность и острый ум, её локоны, ложбинку у ключицы… Ограничусь сухой, избитой фразой: она была само совершенство.
Каким же беспросветным, идиотским наваждением были все предыдущие годы и дни! Я жил, не зная её, не видя её, не внимая ей, не преломляя с нею хлеб, не деля с ней ложе и кров, я даже не подозревал о её существовании…
… Во второй раз ошеломительная мысль о зряшности всех прожитых дней посетила меня лет через 15 после свадьбы — когда я, по решению начальства, очутился в роковом совхозе «Пролетарий Харьковщины», на уборке картошки.
Это очередное прозрение пришло ко мне аккурат в обед, в совхозной столовой, в первый же день заезда. Такого очаровательного, обвораживающего борща я не пробовал никогда… Это был не просто борщ, а «Борщ Украинский», «Борщ-Його-Величність», «Всем-Борщам-Борщ»!
Как можно было жить все эти годы, не зная его вкуса?
Мне часто приходилось слышать (и читать!) дифирамбы этому блюду, однако… По горькому моему опыту, готовить настоящий украинский борщ в Харькове (а чуть ли ни наиглавнейшим харчем харьковчан был именно он) не умел никто. Ни мама, ни бабушка, ни мои родные тётки — Белла, Фира и Берта, ни двоюродные — Дора, Алла, Дина и Махля, ни матери моих добрых приятелей — Игоря Чеботарёва, Юрки Ковтуна, Кости Раевского… Хотя все составляющие (капуста-картошка-лук-морковка-свекла) покупались — по крайней в мере, нашей семьёй — исключительно на рынке. И качеством обладали отнюдь не нижайшим.
Да что там «в Харькове»! Я много, где побывал. Я давился борщами в Донецке, Луганске, Макеевке, Горловке, Артёмовске, Мариуполе, Воронеже, Белгороде, Бердянске, Полтаве, в колыбели революции Питере, в столице нашей родины Москве, в Саранске, Целинограде, Караганде, в Темир-Тау, Свердловске, Челябинске, Краматорске, Николаеве, Херсоне, в городе-герое Севастополе, Александрии (Кировоградск. обл.), Чирчике, Ташкенте, в Ялте, Феодосии, Алупке и Алуште, в Новороссийске, Геленджике, Туапсе и Сочи, в Лабинске, в Красноярске, Краснодаре, Краснокаменске, Краснодоне, Красногорске, Красноармейске, Краснокутске, Краснотурьинске, я ел их в детском саду и в ясельках, в школе и пионерлагерях, в техникуме и вузе, в Киевском Институте Автоматики и в харьковской закусочной «Автомат» им. В. Бахчаняна, в кафе, столовых, ресторанах, в гигантской солдатской кантине Черниговского Высшего Военного Училища лётчиков — где проходил срочную службу), в командировках и на отдыхе, в колхозах, в домах отдыха, больницах, санаториях, в скорых поездах — и все эти борщи были одинаково серы, и каждый из них был второсортен по-своему.
Скажу больше. Даже борщ, приготовленный любимой моей Фаиной, и тот не мог сравниться с этим высшим проявлением человеческого разума!
… Совхозным поваром оказалась бойкая юркая бабулька лет семидесяти, по имени Панасовна.
Посмеиваясь, она поделилась незатейливой своей сигнатурой.
Секрет приготовления оказался донельзя прост: в начале варки в кастрюлю забрасывается пара зубков обжаренного, крупно нарезанного чеснока, плюс лоскуток острого красного перца. Вот и вся недолга.
… Через десять дней я, с полной авоськой картошки и двумя (за субботу и воскресенье) отгулами в кармане, явился домой. И тут до меня дошло: борщ у Фаины — по сравнению с борщами Панасовны! — не имеет вообще никакого вкуса… И я, безо всякой задней мысли, изложил любимой секрет Панасовны.
Фаина решительно отвергла и острый перец, и чеснок — её мама сроду не использовала эти ингредиенты! И с упорством, достойным лучшего применения, продолжала варить свои борщи по постылым тёщиным лекалам. Я терпел. И покорно, полными ложками, глотал эту баланду. А Фаина становилась всё ярче, всё ослепительней…
Вскоре из её уст я услыхал, что я к ней, оказывается, заметно охладел. И ей не хватает любви, и нам необходимо разъехаться.
Уговоры не помогли. Через месяц мы расстались.
К моему статусу по отношению к Фаине добавилась крохотная, но исчерпывающая приставка экс-…
Супруга исчезла, настала новая эра, и я, как король, стал готовить себе борщи сам. Исключительно по пресловутому (за уши не оторвёшь!) рецепту.
Жизнь обрела новый вкус. Однако…
Годы уже не шли — они бежали наперегонки. Кануло государство, канул проектный отдел, канули друзья и многочисленные коллеги. А я только и делал, что варил свои любимые борщи, смотрел свои страшные сны, строчил сбивчивые воспоминания и рассылал их по редакциям, беспрестанно думая о ней…
Происходящее вокруг — меня совершенно не интересовало.
И вот однажды, я, по обыкновению, вышел в родной супермаркет за капустой и морковью.
На входе, внутри супера, меня тормознул амбал в медицинской маске, со специальным, «бесконтактным» термометром. Он подозрительно посмотрел на меня, попросил окропить руки санитайзером и предложил купить у него точно такую же маску. Затем, в момент, приставил мне ко лбу термометр и спросил: «Кашель, першение в горле имеются?»
Ни кашля, ни першения у меня не было. Была только несказанная усталость — от этих борщей, от тягучей вязкой писанины, от ненужности, от осознания напрасности своего существования. Плюс дикая головная боль.
— И сколько там натикало? — поинтересовался я, отнюдь не без иронии.
— Где? — переспросил амбал.
— На градуснике.
— Двадцать два и два, — снова взглянул на градусник амбал.
— Чего-чего?! — удивился я.
— Градуса по Цельсию, — улыбнулся тот, как ни в чём не бывало.
— У живого человека?.. Не может такого быть… — робко возразил я.
— Ничего страшного. Главное — не повышена, — равнодушно заявил амбал. — Запахи, вкус еды — ощущаете?
… Что было дальше, не помню. В памяти застряло только то, что я вдруг очутился дома. С кочаном капусты и морковкой в кошёлке; причём ни гроша на них, судя по не разменянной десятке в моём кошельке, не потратил.
Дабы прийти в чувства, срочно разогрел себе миску борща…
Однако волшебный украинский борщ на сей раз оказался совершенно безвкусным. В нём не было ни фирменной остроты, ни чесночного аромата. Он был ещё скверней, чем у моей покойной тётушки Фиры, папиной сестрицы, которая, как правило, варила его «без отрыва от телевизора».
Борщ я отставил.
Полез в холодильник. Достал начатую плитку шоколада. Отломил, попробовал — что-то наподобие битого стекла… Отрезал кусок колбасы — жёваная вата.
Сверху орал соседский телевизор, планшет бубнил о риске подхватить какую-то модную, свежеиспеченную болячку… И я решил ещё раз померять температуру.
… Через мгновение цифровой градусник пискнул: «Готово!», я вынул его из-под мышки, на крохотном электронном экранчике значилось: «22,2°».
«Интересное кино, — подумал я. — То же самое, что говорил амбал…»
Особых надежд на то, что мой термометр стал вдруг неисправен — причём, неисправен точно так же, как и у амбала — конечно, не было. И всё же… Я вышел из дому и направился в аптеку — за новым (контрольным!) термометром. Стоял солнечный мартовский день, было не жарко не холодно.
Новый термометр обошёлся мне не так уж и дорого. Примерно, как два кочана капусты. Я вышел из аптеки, дошёл до автобусной остановки и стал ждать автобус. А пока суть да дело — засунул градусник себе под мышку.
Электронное табло, висящее на столбе поблизости, попеременно высвечивало то время, то температуру…
Новый градусник пискнул, я достал его, посмотрел. С ума сойти! Температура моей подмышки стала ещё ниже. Она составляла уже… 10 градусов!
Я поднял глаза. Число «14:24» на электронном табло превратилось в «10°».
Подъехал автобус, я вернулся домой. Снова померял, снова — 22,2°!
Взглянул на комнатный термометр — 22 град. Взглянул на заоконный — 10 град.
Прилёг, с дороги.
И тут меня обожгло немудрёным, только что выведенным законом: «Температура моего тела равна температуре окружающей среды…»
А я — так ничего и не успел.
Повеяло холодом. Лязгнул замок, дверь отворилась…
Февраль 2021, Кобленц
