О святая Мария! Карта Тосканелли! Дорога в Индию! Власть, богатство, слава! И всё в руках этого проклятого маррана! Он должен отдать мне карту! А если не отдаст? Мы одни, у меня меч, а он безоружен… Изыди, Сатана! Моряк я, а не разбойник. Я пересилил себя и пробормотал: «Её надо сжечь… она достанется врагам…»
Ночь перед битвой
Александр Орфис
Тогда считать мы стали раны
Товарищей считать
(Михаил Лермонтов)
Год 1485 от Рождества Христова. Англия, Лестершир, Босвортское поле.[1] Походный шатёр адмирала Эдварда Брамптона,[2] эсквайра.[3] До чего дожили — маррана король в адмиралы и эсквайры произвёл, а я, добрый христианин, простолюдином и капитаном каравеллы остался. А впрочем, в наши дни нельзя быть уверенным, кто адмирал, а кто капитан, кто добрый христианин, а кто марран, кто законный король, а кто бастард, кого в Вестминстерском аббатстве короновать, а кого в Тауэре до смерти морить.[4] А еретики московитские верят, что через семь лет[5] конец света настанет. Может и правы. Моряк я, а не богослов.
А всё-таки подозрительный человек этот адмирал Брамптон.
И разговор со мной подозрительно начал:
— Джон Сэвидж и Рис ап Томас переметнулись к Генри Тюдору.[6] Потом Томас Стэнли и его брат Уильям. А теперь Генри Перси. Солнце Йорков[7] близится к закату.
Я насторожился («Неужели он тоже хочет бежать?») и твёрдо ответил:
— Я поклялся на кресте ранами Спасителя, что до последнего дыханья буду верен королю Ричарду!
— Я тоже — монотонно ответил Брамптон, и сухо добавил — Год назад его величество купил в Венеции десять боевых галер, но до сих пор их не получил. Приказываю немедленно отправиться в Италию и выяснить причины этой задержки!
«Тысячи погибнут! А я выживу!» — пронеслось у меня в голове, и я тут же покраснел от стыда.
— Милорд, позвольте мне уехать после битвы…
— Это приказ!
Я всё ещё не решался уйти. «Почему он спасает именно меня?»
И тут Брамптон снова заговорил, но уже совсем другим, мягким и добрым голосом:
— Помнишь, четыре года назад мы рассуждали, какой дорогой легче всего добраться до Индии. Я записал наши расчёты и отправил их Паоло Тосканелли.[8]
Я онемел от волнения:
— Он подтвердил их и отправил мне эту карту.
И Брамптон выложил на стол желтоватый кусок пергамента.
О святая Мария! Карта Тосканелли! Дорога в Индию! Власть, богатство, слава! И всё в руках этого проклятого маррана! Он должен отдать мне карту! А если не отдаст? Мы одни, у меня меч, а он безоружен… Изыди, Сатана! Моряк я, а не разбойник.
Я пересилил себя и пробормотал:
— Её надо сжечь. Если сражение окончится… неблагополучно, то она достанется врагам.
Брамптон усмехнулся:
— Разве ты мой враг?
И протянул мне карту.
О святая Мария! Я схватил карту и даже забыл поблагодарить его!
А вспомнив, неловко пробормотал:
— Милорд… что я могу сделать для Вас?
Брамптон медленно ответил:
— Если ты найдёшь дорогу в Индию, то помоги евреям туда бежать.
Я молчал, раздираемый противоречивыми чувствами.
— В Индии нет Инквизиции, нет аутодафе, нет костров… И законов о чистоте христианской крови[9] в Индии тоже нет!
Я все ещё колебался
— А если я пообещаю и солгу?
Брамптон ответил:
— Не солжёшь, потому-что у тебя есть совесть — и сегодня я в этом убедился.
«Так он испытывал меня!» — и я растерянно пробормотал:
— Обещаю… Клянусь на кресте ранами…
— Не надо — мягко перебил Брамптон — Я верю твоему слову.
Тогда я почему–то сказал:
— А всё-таки Генри Тюдор мерзавец.
— И Ричард Йорк ничем не лучше — ответил Брамптон не понижая голоса — Но всё-таки кто-то должен окончить эту войну. Из-за неё в Англии всё предано, продано и расхищено.[10]
— Неужели война хуже тирании?
Брамптон не ответил.
— До свиданья, Эдуард — произнёс я, покидая шатёр.
— Прощай, Кристофер — ответил Брамптон.
Эпилог
С помощью карты Тосканелли Христофор Колумб семь лет спустя открыл Америку. Среди его матросов были евреи. В последующие годы, несмотря на все старания властей, многие европейские евреи тайно бежали в Америку.
___
[1] В битве при Босворте Генри (х) Тюдор наголову разгромил войско короля Англии Ричарда Третьего из династии Йорков, который погиб на поле боя. Этим сражением завершилась тридцатилетняя Война Алой и Белой розы.
[2] Исторический персонаж (Sir Edward Brampton).
[3] Почётный титул английских вельмож и дворян.
[4] Намёк на Эдуарда Пятого, который после смерти своего отца (Эдуарда Четвертого) в 1483 году был сперва провозглашён королём, но уже через несколько недель обьявлен незаконнорожденным, заточён в Тауэр и погиб там вместе со своим младшим братом Ричардом при весьма подозрительных обстоятельствах.
Его дядя Ричард (Третий) стал новым королём.
[5] То есть в 1492 году, а по тогдашнему российскому календарю «6000 от Сотворения Мира».
[6] Здесь и далее упомянуты исторические персонажи.
[7] Стилистическая отсылка к началу трагедии Шекспира «Король Ричард Третий»: «Итак, преобразило солнце Йорка/В благое лето зиму наших смут» (перевод Михаила Донского).
[8] Великий итальянский математик и географ (1397—1482).
[9] Эти законы, известные как «limpieza de sangre» существовали начиная с конца XVI. века во многих европейских государствах и запрещали (даже крещённым) евреям жениться на неевреях, занимать государственные должности, вступать в некоторые монашеские ордена и т.д.
[10] Стилистическая отсылка к написанному в 1921 году стихотворению Анны Ахматовой «Всё расхищено, предано, продано…»
Извиняюсь за несколько тщеславное возвращение к напечатанному.
Несколько дней назад «Семь искусств» издали сборник моих исторических рассказов и очерков под заголовком «Процессия».
https://www.lulu.com/en/en/shop/alexandr-orfis/procession/paperback/product-27vd4g.html?page=1&pageSize=4
https://7i.7iskusstv.com/kiosk/kiosk_avt/
Это заглавие обыгрывает слова из «Шествия» Иосифа Александровича Бродского:
«Любите тех, кто прожил жизнь впотьмах
И не оставил по себе бумаг
И памяти, какой уж ни на есть,
Не помышлял о перемене мест,
Кто прожил жизнь, однако же не став
Ни жертвой, ни участником забав,
В процессию по случаю попав.»
Возможно Вам могут быть интересны эти скромные пробы пера.
«Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день…»
– — — —
Пришёл день, это был день рождения И.А. Бунина,
и вспомнилось:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет — господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я все — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленям припав.
p.s.
А в-третьих, при глубочайшем уважении к Михаилу Юрьевичу Лермонтову, его известные строчки отражают только патриотизм; считать же чужие и свои раны и ПЕРЕД битвой, а особенно ПОСЛЕ неё, историкам всё время что-то мешает.
И выходят они на дорогу, где кремнисты пути лишь блестят, в старомодных ветхих шу-шу-
нах.
Во-первых, большое спасибо за Высокую оценку моего рассказа.
Во-вторых, причина (наверное) не в жанре моих произведений, а в том, что они (часто) описывают малоизвестные (по крайней мере в русскоязычной среде) исторические эпизоды.
А в-третьих, я (при глубочайшем уважении к Михаилу Юрьевичу Лермонтову) использовал его известные строчки несколько иронически — адмирал Эдвард Брамптон «считает раны» (чужие и свои) и «считает товарищей» ПЕРЕД битвой, а не ПОСЛЕ неё.
Во-первых, я не первый русскоязычный автор, уделивший внимание адмиралу Эдварду Брамптону
В (апологетической) серии драм о Ричарде Третьем, написанной Верой Эльберт, он является втопостепенным персонажем.
А во-вторых, есть конспирологическая версия, что адмирал Брамптон сперва (по приказу короля) отвёз принца Ричарда (брата Эдуарда Пятого) в Кале (тогда принадлежавшем Англии) и держал его там в заточении.
А затем (после битвы при Босворте) освободил парня из тюрьмы и стал его соратником.
Так-что Перкин Уорбек не был самозванцем.
Во-первых, уважаемый А.О., п о л а г а ю, что у других авторов и стиль пожиже, и нет лермонтовских эпиграфов.
Жаль только, что история интересует читателей меньше, чем политика. Грязь притягивает ли, или что-то другое — неизвестно. Будьте здоровы и вЕселы.
Не смотрите с тоской на дорогу,
В стороне от весёлых подруг…