Высокий, статный, горделивый — он уже в конце тридцатых был слишком непохожим. И хорошо, что шахматные достижения уберегли его от трагической судьбы. Впрочем, и так она была достаточно драматичной. Но прошло шестьдесят лет с его смерти — а ведь помним. Помним, уважаем и ценим.

Шахматные этюды Эмиля Сутовского

Григорий Левенфиш

Эмиль Сутовский

День рождения Григория Яковлевича Левенфиша (1889-1961) — отличный повод вспомнить этого большого шахматиста и настоящую Личность. Сегодня его имя не на слуху, а ведь Левенфиш был не только выдающимся шахматистом, но и замечательным аналитиком, и автором лучших книг того времени.

Его карьера в больших шахматах растянулась на пять десятилетий, и пиком её стала не победа, а ничья. Ничья в матче 1937 года с самим Ботвинником. Сорокавосьмилетнему Левенфишу, выигравшему два чемпионата Союза подряд, бросил вызов признанный лидер советских шахмат, победитель Ноттингема, двадцатишестилетний Ботвинник. И Левенфиш выстоял. Матч шёл до 6 побед, при счёте 5:5 признавался ничейным. И Левенфиш сумел выиграть эти 5 партий у Ботвинника. 5 партий из 13. Матч закончился вничью — и Левенфиш отстоял своё звание, став моральным победителем соревнования.

Было многое до того. Яркий талант, первое и единственное выступление за рубежом — правда Карлсбад-1911 оказался не по зубам юному мастеру. Серьёзная учеба (химик-технолог) и работа по специальности, уход на много лет из шахмат… Были сложные и еще более сложные годы. Только после сорока Левенфиш становится профессиональным игроком. Не от хорошей жизни — началась борьба с вредителями на производстве, и однажды Григорий Яковлевич чуть сам не угодил под этот молох — и ушёл от греха подальше в шахматы. Он был человеком сложным. Умным. Независимым. Иногда едким. Но честным и интеллигентным. Яков Исаевич Нейштадт мне рассказал, что они много общались с Левенфишем в пятидесятые, когда маэстро переехал в Москву из любимого Петро/Ленинграда. Переехал, ради своей (четвертой или пятой по счету) жены — которая была намного младше. Стабильности в этом вопросе у него никогда не было — женат был несколько раз, но никогда не производил впечатление счастливого человека. Да и любили его не многие. Но вот уважали — почти все. Несмотря на старания Ботвинника, который видел в Левенфише как личного, так и классового неприятеля. Действительно, и манеры у Григория Яковлевича были дореволюционные, и разговаривал он на пяти языках, да и на русском, как вспоминает Нейштадт, не как все, и постоянно переходил Ботвиннику дорогу. Как в 1937, так и потом, помогая Смыслову. Вместе с Василием Васильевичем они не только готовились к турнирам и матчам, но и написали классическую книгу, посвященную ладейным эндшпилям. Причем, как вспоминал Смыслов, основную работу проделал именно Левенфиш. А еще он стал автором замечательного самоучителя — настольной книги тысяч советских детей. А еще он сам тренировал — да и просто помогал юным шахматистам. Так, именно благодаря Левенфишу, юный Боря Спасский получил стипендию, на которую жила вся его семья в голодные годы. Бывал Левенфиш и другим. Сложный у него был характер, как вспоминает Нейштадт. Конечно сложный — в такое время выжить, да ещё когда тебя лучший шахматист мира преследует по всем фронтам. Даже в воспоминаниях Ботвинника, неприязнь к Левенфишу проходит такой красной нитью, что в детстве я думал, что именно этот недобрый Левенфиш стоял за доносом на талантливого этюдиста Каминера, ставшего жертвой сталинских чисток.

Григорий Яковлевич выжил. С достоинством. Хоть было ему трудно, и жил он небогато. Выжило и его наследие — замечательные партии, тонкие анализы эндшпилей, интересные статьи. Насколько он был силён на пике? Предположу, что в 1938 году он бы достойно сыграл в Авро-Турнире. В том самом, где имел право играть, отстояв звание чемпиона СССР в поединке с Ботвинником. Не выпустили. Как бы выглядел турнир, если к восьми участникам добавили Ласкера и Левенфиша? Нам остается только гадать. Предположу, что Григорию Яковлевичу пришлось бы трудно, но сыграл бы достойно, набрав небольшой минус. Видимо в тот момент он был по силе в конце первой мировой десятки.

Высокий, статный, горделивый — он уже в конце тридцатых был слишком непохожим. И хорошо, что шахматные достижения уберегли его от трагической судьбы. Впрочем, и так она была достаточно драматичной. Но прошло шестьдесят лет с его смерти — а ведь помним. Помним, и если не сказать, что любим, то уважаем и ценим. А значит было все не зря.

Первый вариант статьи опубликован на личной странице автора в социальной сети «фейсбук».