Давид готовится к отбытию в лучший мир, прощается с любимым сыном Шеломо и даёт ему духовное завещание. Начинается это завещание очень торжественно, возвышенно, благочестиво…
Афтара Ваихи
(IМелахим 2:1-12)
Михаил Ривкин
Известно, что Л.Н. Толстой относился к Ветхому Завету весьма критично, отказывался признавать, что эти книги дарованы свыше, Святым Духом, ему казалось, что их содержание — «человеческое, слишком человеческое». Свою позицию он обосновывал ссылками на некоторые отрывки из ТАНАХа, и чаще всего упоминал именно тот, который мы читаем как Афтару на этой неделе.
Давид готовится к отбытию в лучший мир, прощается с любимым сыном Шеломо и даёт ему духовное завещание. Начинается это завещание очень торжественно, возвышенно, благочестиво:
Я ухожу в (последний) путь всех (живущих) на земле, но ты крепись и будь мужем. И береги завет Г-спода, Б-га твоего, ходя путями Его, соблюдая уставы Его, заповеди Его, и законы Его, и постановления Его, как написано в Торе Моше (IМелахим 2:2-3)
Это торжественное вступление следует, безусловно, признать позднейшей редакторской глоссой. Вероятно, даже всё повидавший и обо всём честно написавший в своём пространном историческом труде девтерономист чувствовал потребность перевести дыхание и собраться с силами перед тем, как представить своей аудитории последние слова того, кого он последовательно и аргументированно изображал как величайшего из всех царей Израиля и Иудеи
«В девтерономической истории очень важен царь Давид. Половина книги 1 Царств, вся книга 2 Царств, и первые главы книги 3 Царств посвящены его жизни. Большинство царей, которые пришли после него, сравниваются с ним. Историк прямо говорит несколько раз, что благодаря заслугам Давида даже плохой царь Иудеи не может потерять трон для всего рода. Особенно посреди разговора о последних нескольких царях вплоть до времени Иосии историк напоминает нам о Давиде. Он сравнивает Иосию с Давидом, говоря: он «ходил во всем путем Давида». Он сравнивает пра-прадеда Иосии Ахаза, прадеда Езекию и деда Манассию с Давидом. Имя Давида произносится в Девтерономической истории около пятисот раз».[i]
И вот этот великий царь, чувствуя, что силы уже покидают его, деловито и обстоятельно завещает сыну непременно убить двух человек, которых Давид ненавидел всеми силами души и чьей смерти страстно желал, но сам не смог их убить, по разным причинам. Второй человек в этом «расстрельном списке», действительно нанес Давиду страшные обиды и был его явным врагом:
И вот у тебя Шими сын Гэйры Бинйаминянина из Бахурим, он злословил меня тяжким злословием в день, когда я шел в Маханаим, но сошел навстречу мне к Ярдэйну, и я поклялся ему Господом, сказав: «Я не умерщвлю тебя мечом» А ныне ты (не считай) его невиновным, так как ты человек умный и знаешь, как тебе поступить с ним, и сведи седину его в крови в преисподнюю. (там 2:8-9)
Та история, о которой вспоминает на смертном ложе Давид, была ране изложена достаточно подробно. (IIШемуэл 16:5-13). Шими, сын Гэйры происходил из семейства Шаула. И жил в Бахурим, к юго-востоку от Иерусалима. Когда Давид проходил близ этого города, спасаясь бегством от Авшалома, Шими бросал в него камнями и пылью, выкрикивая: «убирайся, убирайся вон, убийца и мерзавец! Обратил Г-сподь против тебя васю кровь дома Шаула». Поведение Шими вполне понятно. Он не мог простить Давиду гибели Шаула. Очевидно, Шими знал об истинных обстоятельствах этой гибели намного больше, чем захотел нам потом поведать девтерономист. Шими считал, что Авшалом уже окончательно победил Давида, и потому так уверенно поносил его, хотя Давид отступал в сопровождении большого вооружённого отряда. И люди из этого отряда предложили Давиду тут же, на месте, расправиться с Шими. Но Давид проявил на сей раз далеко не свойственное ему милосердие, или, возможно, апатию, безразличие и фатализм.
И сказал царь: что вам до меня, сыны Церуи? Пусть он ругает, верно, Г-сподь повелел ему: «Ругай Давида!» Кто же может сказать: «Зачем ты так делаешь»? И сказал Давид Авишаю и всем слугам своим: вот, если сын мой, который вышел из недр моих, искать души моей, то тем более теперь — Бинйаминянин. Оставьте его, пусть ругает, верно, повелел ему Г-сподь. Может быть, увидит Г-сподь унижение мое и воздаст мне Г-сподь добром за нынешнее его злословие (IIШемуэл 16:10-12)
В этом коротком монологе много интересных деталей. Давид чувствует неизбежность поражения, уже не надеется на военную силу, и стремится умилостивить Всевышнего показным смирением. Это, своего рода, «мистическое жертвоприношение»: я дозволяю ругать и поносить себя, не желаю мстить, «прощаю врагам своим», и все эти добродетели наглядно преподношу, как некое жертвоприношение, к Престолу Г-сподню, в надежде заслужить Его милость. Давид полностью предаёт свою судьбу в ведение Г-спода, ибо на человеческие силы надежды уже нет.
Интересно, что после этого эпизода Давид и его гвардия отправляются на ночлег не куда-нибудь, а именно в в Бахурим, т.е. в городок в наделе Биньямина, чьи обитатели были преданы Шаулу. В этом, вероятно, тоже проявляется смирение Давида и готовность отдаться во власть Всевышнего.
Но вот, проходит время, Давид совершает невозможное — побеждает Авшалома, и вновь встречается с Шими, на сей раз — как всесильный триумфатор, вольный казнить и миловать. Шими, вместе с остальными обитателями Бахурим, спешит навстречу Давиду, изъявляет ему полную покорность и просит простить за прежние грехи и оскорбления. Воины Давида вновь требуют смерти Шими, и Давид вновь их удивляет своим милосердием. Но это уже милосердие всесильного монарха, вернувшего себе престол, которому не к лицу сводить мелкие счёты с одним из подданных. Авишая, сын Церуи и племянник Давида, вновь вызывается умертвить Шими, но Давид торжественно клянётся Шими, что тот не умрёт (там 19:17-24)
Насколько искренней была эта клятва Давида? Пожалел ли он спустя какое-то время о том, что дважды отклонил предложение Авишая и не позволил тому убить Шими? Хранил ли он ненависть к этому, в общем, мелкому и ничтожному персонажу всю жизнь, или же эта ненависть всплыла в его сердце только в самый последний миг, как иногда происходит с умирающими? Едва ли есть точные и однозначные ответы на все эти вопросы. Так или иначе, ненависть Давида к Шими имеет серьёзные причины, и его желание отомстить посмертно выглядит вполне убедительно.
Но что касается другого человека, которому Давид выносит беспощадный приговор на смертном ложе, то тут такой внятной последовательности событий и психологической убедительности нет!
Еще: ты знаешь, что натворил мне Йоав, сын Цэруйи, как поступил он с двумя военачальниками Исраэйльскими: с Авнэйром, сыном Нэйра, и с Амасой, сыном Йэтэра, как он убил их и пролил кровь бранную во время мира, и обагрил кровью бранною пояс на чреслах своих и обувь на ногах своих Так поступи же по разумению твоему и не отпусти седины его в преисподнюю с миром (IМелахим 2:5-6)
Многочисленные деяния Йоава, сына Церуи, сестры Давида, описаны в ТАНАХе подробнее, нежели деяния любого другого полководца и приближённого Давида. Именно Йоаву Давид не раз был обязан и царским венцом, и самой жизнью. Яркими, живыми красками нарисован портрет дерзкого, отчаянно смелого, при этом хладнокровного, жестокого, мстительного и, при всём при том, по собачьи преданного своему монарху полководца.
Две смерти Давид вменяет в вину Йоаву — смерть Авнэра, сына Нера, и смерть Амасы. Авнер, один из полководцев Шауля, после долгих сражений с Армией Давилда, заключил с ним мир и перешёл на его сторону со всем войском. Но перед этим Авнэр убил в бою младшего брата Йоава. Тот не смог этого простить, и, вопреки всем гарантиям Давида, предательски убил Авнера. Давид всячески демонстрирует народу свою скорбь об Авнере, но не может (не хочет?) ничего сделать с его убийцей, мотивируя это тем что «эти люди, сыны Церуи, сильнее меня». Действительно, партия сынов Церуи, т.е. три племянника Давида, обладала огромной силой. Давид прекрасно понимал, что только с её помощью у него есть шансы удержать престол (IIШемуэл 2:18-3:39)
Вторая жертва, за которую следует, по словам Давида, отомстить Йоаву, это полководец Амаса, который, на какое-то время занял пост верховного главнокомандующего в армии Давида, но был предательски убит Йоавом, стремившимся вернуть себе этот пост. (IIШемуэл 20:5-12)
Но кроме этих двух жертв Йоава есть ещё и третья, которую Давид прямо не называет в своём кровавом завещании, но которая, скорее всего, и стала истинной причиной такой необъяснимой, иррациональной предсмертной жестокости по отношению к тому, ближе кого у Давида при жизни не было ни слуги, ни воина. И эта третья жертва — возлюбленный сын Давида Авшалом. Официальная версия девтерономиста возлагает ответственность за смерть Авшлалома целиком и полностью на Йоава, который убил его вопреки ясным и недвусмысленным запретам Давида. Позволим себе в этой версии усомниться. Как и в случае с Авнером, Йоав сделал ровно то, чего его господин, в глубине души, очень хотел, но смел произнести вслух! А может даже и произнёс — не явно, намёком… При жизни за такие поступки щедро вознаграждают, что и произошло с Йоавом. На пороге смерти, стремясь оправдать себя перед Судьей Праведным, стремятся переложить ответственность на непосредственного исполнителя и примерно его наказать. Похоже ли это на то, что мы знаем о характере и поведении царя Давида? Не очень, честно говоря…
До сих пор мы пытались понять смысл слов Царя Давида, как если бы мы сами находились у его ложа рядом со Шеломо и слышали каждое слово. Но ведь на самом деле, судя по всему, кроме Шеломо там никого не было. безвестный современник-хронист, и, века спустя, девтерономист смогли узнать и записать последние слова Давида только потому, что так эти слова пересказал Шеломо, единственный кто их слышал. Более того, согласно буквальному смыслу рассказа, Давид умер, едва закончив говорить. После Шеломо к ложу Давида никто не подходил, и никто с ним не говорил… А если Шеломо позволил себе некоторые, скажем так, вольности в передаче слов отца?
Повеление Давида расправиться с Шими выглядит вполне убедительно, и это ровно то, что Давид, скорее всего и сказал. Что же касается повеления отомстить Йоаву, то тут, как мы уже отметили, есть нестыковки. У нас нет ни малейшего намёка, что при жизни Давид угрожал Йоаву, или же как-то выражал свой гнев и недоверие. Даже самые жестокие и страшные деяния этого древнеизраильского Малюты Скуратова всегда служили к вящей пользе Давида, и тот, пусть и не сразу, но хорошо это понимал. А вот у самого Шеломо к моменту его интронизации уже имелись очень серьёзные причины не любить, подозревать и опасаться Йоава. В то время, когда у смертного ложа Давида решался вопрос, кто же будет ему наследовать, Йоав уверенно поддержал Адонийа. Более того, в момент, когда Давид прощался со Шеломо Адонийа был ещё жив. И если бы ему удалось заручиться поддержкой Йоава, он мог бы реально угрожать престолу младшего сына Давида. Возможно, что все эти соображения мелькнули в голове Шеломо, когда он отошёл от смертного ложа отца и объявил его последнюю волю, объявил сразу же — что он, по логике событий, и должен был, как наследник, сделать.
Далее следует достаточно подробное описание смерти Шими и Йоава. Последний пытался спастись, используя древний обычай, дававший полную неприкосновенность тому, кто войдёт в Шатёр Г-спода (Мишкан) и ухватится за выступы на углах жертвенника (роги). Но даже этот, доселе нерушимый и непререкаемый обряд «сакрального убежища» не спасает Йоава. В первый и в последний раз ТАНАХ повествует о том, как человек, ухватившийся за роги жертвенника, был убит тут же, в Шатре Г-споднем. (IМелахим 2:28-35)
Похоже, что Шеломо был очень сильно заинтересован в том, чтобы не оставлять в живых Йоава…
___
[i] 105 ריצ’רד אליוט פרידמן מי כתב את התנ»ך דביר ת»א 1995 עמ
