1,133 total views (from 2022/01/01), 2 views today
Ломая ветки, комкая листву,
Адам жевал, давясь от возбужденья.
По пальцам кровь струилась на траву —
Кровь дерева, кровь жизни, кровь сомненья.
На хрупком краю
Покуда выстрелы гремят, никто меня не слышит.
Галина Феликсон
ГРЕХОПАДЕНЬЕ
По мягкой травке босиком
Адам и Ева,
Не торопясь, брели вдвоём
В тени деревьев.
Блуждал окрест невинный взгляд,
Мир постигая.
Как алый парус, плыл закат
По небу Рая.
Для них двоих, лаская слух,
Звенели птицы.
И падал тополиный пух
Ей на ресницы.
Сощурил месяц узкий глаз,
Кружились тени.
Сердца застыли в первый раз
В немом смятенье.
Рванулись в бездну с высоты,
Свой Рай разрушив.
Но были мысли так чисты,
Наивны души.
Рассвета лёгкая ладонь
Их разбудила.
Вдруг показалось сладким сном,
Что ночью было.
Как будет дальше, что потом —
Осмыслить надо.
Плыл пряный аромат цветов
Над райским садом.
Жизнь полоскала белый флаг
В плену весеннем.
Какой немыслимый пустяк –
Грехопаденье.
Такой пустяк! Но где покой,
Весна и птицы?
А ветер снежною крупой
Сечёт по лицам…
ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД
Всевышний говорил: «Всему свой срок».
Адам не верил. Жадностью томимый,
Глотал познаний ранних едкий сок,
Добро и зло слепив в комок единый.
Ломая ветки, комкая листву,
Адам жевал, давясь от возбужденья.
По пальцам кровь струилась на траву —
Кровь дерева, кровь жизни, кровь сомненья.
Дикарь науку принял за игру:
Закон и веру попирая грубо,
Кривые ногти рвали кожуру,
В запретный плод вгрызались с хрустом зубы.
Мир корчился. Мир к жалости взывал.
Рождали недра монстров и уродов.
Но человек залез на пьедестал,
Вообразив себя царём Природы.
Рубя, сжигая, мучая, круша,
Он Землю покоряет жёсткой силой.
Его слепая грешная душа
Добро и зло в единый ком слепила.
Ему Всевышний попросту не даст
Испить прозренья горькое лекарство.
Он так умрёт, в руках сжимая власть —
Нелепый царь разрушенного царства.
ПРОМЕТЕЙ
Нет, в этом мире не было богов.
Сквозь колкий хруст раздавленных снежинок
Нёс людям Прометей огонь — любовь,
Тугой пружиной бьющуюся в жилах.
Как он старался от сырых ветров
Её укрыть сожжёнными руками!
И волею своею, не богов,
Швыряли люди в Прометея камни.
А я сама придумала тебя
Холодными бессонными ночами.
Деревья небо низкое качали,
Обрывки тени нервно теребя.
Осенней тьмы растянутая нить,
Прищелкнутая к времени, как лонжа,
Казалось, нас должна соединить
Не узами обыденного ложа,
А перезвоном радужных дождей,
Несказанных признаний робкой лаской.
Ведь я тебя придумала, как сказку.
Я так хотела у стандартных дней
Отнять, как робкий всплеск рассветов ранних,
Хмельное счастье твоего тепла.
Но пламенем несбывшихся желаний
Лишь собственные крылья подожгла,
Тебя не задевая и не грея,
Не принеся тебе сомнений боль…
И был напрасен подвиг Прометея.
И оказался голым мой король…
ДАМОКЛОВ МЕЧ
Промёрзший ком земли вдавился между плеч.
Вся плоть моя с прибрежными камнями
Срастись готова, утонуть в песке.
Мы в вечности вдвоём — я и Дамоклов меч.
И десять сантиметров, между нами.
И острие на тонком волоске.
Здесь каждый час растянут, словно год
В холодных волнах ужаса немого.
Сквозь толщу тишины ни слово,
Ни шум шагов не протечёт.
И людям в суете мирских забот
Мой крик не слышен. Только ты,
Занесший меч, мог сам его отринуть,
Прорвать плотину липкой пустоты,
Вернуть мне день. Но криком скал не сдвинуть.
А ты спокойней скал. Я в страхе и тоске
Готова слиться с мокрыми камнями.
Дамоклов меч висит на волоске
И десять сантиметров, между нами.
* * *
Покуда выстрелы гремят, никто меня не слышит.
Но, может быть, наступит день и пушки замолчат.
И зазвенят мои стихи дождём по гулким крышам,
Лучом последним упадут в сиреневый закат.
Мои стихи не для пальбы — для тихого рассвета.
В них запах сказочных цветов и птичьи голоса.
И, может быть, когда-нибудь услышит их Планета
Пусть только пушки замолчат всего на полчаса.
* * *
«Не дай мне Бог сойти с ума…»
А.С. Пушкин
Мир ошалел от поисков пути,
То злобою, то страхом изувечен.
Мне от поступков «мудрых» человечьих
С ума бы не сойти!
Устав чужие горести нести,
Ломая стены лжи и недоверья,
Молю: в пустых успехах и потерях
С ума бы не сойти!
Но если вдруг нам Бог грехи простит,
Всех счастьем одарив взамен страданья,
Тогда от слёз и воплей ликованья
С ума бы не сойти!
* * *
Волшебных кораблей незримые пути
Пересекутся вдруг в немыслимом пространстве.
В изученных дорог стабильном постоянстве
Ни завтра, ни вчера туда нам не прийти.
К зашореным глазам ладони прислонив,
Застрянем, как всегда, в раздумье на пороге.
А за хребтами гор расходятся дороги,
И тянутся леса, и плещется прилив.
На карты не гляди — наш глобус устарел.
За облачной грядой лежат иные дали,
Где счастье без границ, нет смерти, нет печали,
И неизвестен зла жестокий беспредел.
Для сердца и ума растёт заветный плод.
Зверь, птица, человек живут, как братья, рядом.
За горизонтом — рай. Но мы — простое стадо.
Знакомою тропой нас гонит кнут забот.
Мы топчемся, как скот, не отрывая взгляд
От высушенных трав, не глядя друг на друга.
За перевалом — свет. Но мы бредём по кругу:
Столетие вперёд, столетие назад.
* * *
Спотыкаясь о камни под тяжестью вечности,
Жизнь усталой лошадкой бежит по арене.
Больно хлещет грядущее ветрами встречными,
За спиной оставляя минувшего тени.
Осыпаются годы дождями и листьями,
Льются огненной лавой, стекая по склону,
Мчатся с грохотом горными реками быстрыми,
Тают пригоршней снега на тёплой ладони.
Время стелется, вьётся кривыми пространствами,
Заплетает событий канаты тугие.
Меж стечений случайностей вечные странники
Потеряли давно намеренья благие
И остались стоять у Судьбы на обочине,
За ошибки и глупость пеняя друг другу.
Рассыпая надежды постройки песочные,
Жизнь усталой лошадкой плетётся по кругу.
Не скажите, дорогая Галина,
может в Израиле и не слышат, а за океаном, где гремит поменьше,
там слышат. и не в моём ком-ментике дело, Вашу короткую биографию
просмотрели больше 1400 любопытных.
«И остались стоять у Судьбы на обочине,
За ошибки и глупость пеняя друг другу.
Рассыпая надежды постройки песочные,
Жизнь усталой лошадкой плетётся по кругу…»
А мне ваши стихи давно понравились, и я не скрывал этого.
Да и что можно скрыть в сети? — любая маленькая золотая рыбка блеснёт,
и тут же её замечают. Желаю Вам удачи и вдохновения.
* * *
«Волшебных кораблей незримые пути
Пересекутся вдруг в немыслимом пространстве.
В изученных дорог стабильном постоянстве
Ни завтра, ни вчера туда нам не прийти.
К зашоренНым глазам ладони прислонив,
Застрянем, как всегда, в раздумье на пороге.
А за хребтами гор расходятся дороги,
И тянутся леса, и плещется прилив….»
— — А вот это Вы зря, извините. У поэтов глаза не должны быть зашоренными.
Как писал покойный секретарь Анны Андреевны А.
А.Г. Найман, поэт и соврёт, но в рифму
а прозаик правду свою прозаическую
выдаст без рифмы, и никто не запомнит.
А если кто и запомнит, быстро забудет.
Уважаемая Галина,
совершенно не представляя, будет ли вам это интересно,
посылаю ещё один комментарий-аннотацию к непрочитанной книге —
https://www.moscowbooks.ru/book/436918/
«Аннотация к книге «Поэзия и неправда» Найман А.Г.: …Германцева освободили в начале горбачевской «перестройки». Тогда это еще называлось «помилование», вскоре — «отмена приговора». Он приехал ко мне с вокзала в казенном бушлате, в тюремных ботинках…
через день прислал письмо, «как бы последнее лагерное»:
«…Все-таки мы прожили самый страшный, а возможно, и главный… Подумай, нам удалось «не прославить — ни хищи, ни поденщины, ни лжи». Не есть ли это счастье?»
…Цветаева после двух лет скитальческой, унизительной, безвыходной жизни, эвакуированная по случаю войны в глухой городишко, 31 августа 1941 года повесилась. Борис Пастернак естественным образом расстался со всем, что выглядело идеей, а оказалось иллюзией, и после мирового скандала с «Доктором Живаго» и Нобелевской премией очутился в том же положении травимого изгоя… Вдова Мандельштама в 60—70-е годы написала об эпохе, о муже и о себе несколько книг. Сведения, сообщаемые в них, часто недостоверны, оценки людей и событий предвзятые, прицел намеренно смещен.
Но в них звучит вопль и вой человека, прожившего с таким мужем такую эпоху…
Анна Ахматова умерла 5 марта 1966 года… Она была последней из всех и в отпущенные ей несколько «лишних» лет привела в относительный порядок не только свое собственное поэтическое хозяйство, но и всего поколения … Смерть поэта происходит вне места и вне времени, нигде и никогда. Смерть поэзии, как известно, не происходит.»