ЗАВЕРШИВ работу над песней, отправились с нею на улицу Зодчего Росси, где располагался Ленинградское отделение Союза композиторов. Однако потерпели фиаско. Да, когда Василий Павлович впервые там «новорожденную» спел, её забраковали: слишком уж спокойной и «тихой», даже «упадочной» показалась она коллегам, не подходящей для грозной военной поры.
ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ
Лев Сидоровский
Продолжение. Начало
Глава 2-я
«ПРОЩАЙ, ЛЮБИМЫЙ ГОРОД…»
ПОЖАЛУЙ, самую первую песню Великой Отечественной написал наш земляк Василий Павлович Соловьёв-Седой. В его квартире, на Фонтанке, 131, бывал я не раз, и однажды, при очередной встрече, Василий Павлович поведал, как тогда, в сорок первом, уже утром 24 июня принёс на Ленинградское радио клавир, где поверху значилось: «Играй, мой баян». И в тот же вечер ленинградцы услышали голос Александра Борисова: «Играй, мой баян, и скажи всем врагам, что жарко им будет в бою, что больше жизни мы Родину любим свою…» А через полтора месяца на свет явился подлинный шедевр – «Вечер на рейде». Как же родилось это песенное чудо? Василий Павлович вспоминал:
– В августе 1941-го вместе с группой композиторов и музыкантов мне пришлось работать на погрузке в Ленинградском порту. Был чудесный вечер, какие бывают, мне кажется, только у нас на Балтике. Невдалеке на рейде стоял какой-то корабль, с него доносились к нам звуки баяна и тихая песня. Мы с моим давним другом Сашей – поэтом-песенником Александром Чуркиным как раз закончили нашу работу и долго слушали, как поют моряки. И мне подумалось: «Замечательный вечер. Стоит песни». Да, возникла мысль написать об этом тихом, чудесном вечере, неожиданно выпавшем на долю людей, которым завтра, может быть, предстояло идти в опасный поход, в бой. Возвратившись из порта, сел её сочинять…
Композитор сам придумал начало припева – «Прощай, любимый город!» – и, отталкиваясь от него, стал писать музыку. Через два дня пришёл к Чуркину, который восхитился нежной мелодией, и сказал: «Начать надо так: «Прощай, любимый город…» Чуркин «подкинул» вторую строку: «Уходим в море скоро». Композитор зачеркнул: «Нет, «Уходим завтра в море…» Поэт воскликнул: «Море – скоро – совсем не рифма!». Композитор его успокоил: «Рифма в данном случае не имеет существенного значения». Вместе сочинили продолжение: «И ранней порой мелькнёт за кормой знакомый платок голубой»…
***
ЗАВЕРШИВ работу над песней, отправились с нею на улицу Зодчего Росси, где располагалось Ленинградское отделение Союза композиторов. Однако потерпели фиаско. Да, когда Василий Павлович впервые там «новорожденную» спел, её забраковали: слишком уж спокойной и «тихой», даже «упадочной» показалась она коллегам, не подходящей для грозной военной поры. Мол, ни «героики», ни «патетики»… Мол, в такое трагическое время людям нужны марши, а тут сплошной минор… И композитор спрятал ноты подальше…
А зимой сорок первого выступал он на Калининском фронте. Как-то после концерта в солдатской землянке под Ржевом бойцы попросили исполнить что-нибудь «для души», потеплее, посердечнее, и композитор, вспомнив о забракованной песне, вновь развернул меха аккордеона. Уже со второго куплета бойцы начали ему тихо подпевать:
«Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море.
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой…»
И композитор почувствовал, что песня понравилась, что она дошла до сердец и имеет право на жизнь… Автора попросили продиктовать слова, а потом ещё раз спеть вместе со всеми. Такого в жизни композитора прежде никогда не было!
За несколько дней песня разлетелась по всем фронтам. Её слова передавали по полевым телефонам связисты: ночью по телефону пели её под баян. Да, фронтовикам песня сразу очень пришлась по душе и даже стала опережать артистов. Только начнут концерт, а зрители скандируют: «Ве-чер на рей-де»!.. Возвращаясь с фронта, Соловьёв-Седой заехал в Москву, чтобы в Центральном Доме композиторов показать свои новые произведения. «Вечер на рейде» приняли единодушно. Скоро, после исполнения по радио, её подхватили тысячи, миллионы людей:
«А вечер опять хороший такой,
Что песен не петь нам нельзя;
О дружбе большой, о службе морской
Подтянем дружнее, друзья!..»
Почему же мирная и тихая песня, в которой, кстати, даже ни разу не вспоминается слово «война», так полюбилась в ту суровую пору? Наверное, потому, что говорила она о том, что пережили тогда миллионы, – о расставании с любимыми, родными местами. И ещё, наверное, потому, что есть в ней не только задушевность, но и задумчивость, не только светлая грусть, но и большая внутренняя сила. Привольная мелодия льётся естественно, свободно, и поющие словно обращаются друг к другу, ища сочувствия, поддержки, отклика:
«Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан…»
У рояля – словно всплески волн, и ты уже видишь морской простор с его бесконечными далями, ощущаешь величие и силу моря, испытываешь возвышенное настроение – именно это, наверное, и стремился композитор передать в музыке. Красивая, чистая, душевная песня…
И завидная же доля выпала ей! Например, знаменитый командир партизанского отряда Герой Советского Союза Дмитрий Медведев в своей книге «Это было под Ровно» вспоминал, как в тылу врага отмечали 25-ю Октябрьскую годовщину: «Праздник закончился концертом партизанской самодеятельности. Началось с хорового пения. «Прощай, любимый город!» – эту песню знали все. Запевали несколько голосов, весь наш ансамбль, да и весь отряд подхватывали…»
Да, не только моряки считали её «своей». «Уходим завтра в поле…» – утверждали пехотинцы. А так – бойцы ВДВ:
«Споёмте, друзья, ведь завтра в полёт,
Летим мы во вражеский тыл.
Споём веселей, пусть нам подпоёт,
Кто песен родных не забыл.
Прощай, земля Большая!
Десант наш улетает.
И в дальнем краю за землю свою
Десантник не дрогнет в бою».
Партизаны Ленинградской области имели свой вариант: «Споёмте, друзья, про битвы свои в отрядах лихих партизан. Про прошлую жизнь, про схватки, бои играй веселее, баян!..» А народные мстители Крыма переиначили песню на свой лад:
«Прощай, любимый город!
Уходим завтра в горы,
И ранней порой
Мелькнёт за спиной
Зелёный мешок вещевой…»
Даже к итальянским партизанам попала эта мелодия, и они положили на неё рассказ о юной черноокой героине освободительной борьбы…
Вот какой громкой оказалась судьба у этой «тихой» песни…
(продолжение следует)
В начале-середине 1970-х, если кто помнит, выходил многотомник руской поэзии «Лирика…19…-х годов». Вышло томов 6-7, начиная с 1920-х и, кончая 1960-ми.
Так, самые лучшие произведения были в 20-х, отчасти — в 30-х и 40-х гг. Сороковые (роковые) дали 2 или три тома!
Создавалось впечатление, что именно эти десятилетия пикового стихотворчества и были самыми счастливыми для советского народа: революция, гражданская война, НЭП, коллективизация, ГУЛАГ, ВОВ… Послевоенные годы гляделись скучными и постными, несмотря на творчество Евтушенко, Вознесенского…
Вспомнилось. Как много замечательных песен было написано в военные годы! Какая удивительно счастливая судьба у этих песен, если и сегодня, спустя десятки лет, их по прежнему поют! Да ведь и поют не только «в ящике», будь то телевизор, или радио. Поют их за столами в этот светлый Майский праздник. Да вот, совсем недавно увидел домашний ролик, где застолье сопровождалось песней времён войны «Давно мы дома не были…» А написана она была как раз к этому дню, в мае 1945 года композитором Соловьёвым-Седым и поэтом Алексеем Фатьяновым. И вот ведь что удивительно, песни эти мгновенно отпечатывались навечно в памяти. Их не надо было мучительно зазубривать.
Ах! Какая же счастливая судьба у этих песен, коли они пережили своих творцов и растворились в народе, став поистине народными. А и понятно.
https://proza.ru/2013/05/21/261
Это было в Томске в 1941-ом или в 1942-ом году. Я ходил в детский сад. Наша воспитательница Надежда Александровна усаживала всех нас на ковер, и мы мычали песню «Вечер на рейде». Почему мычали, а не пели, не знаю. Но у меня была открытка голубого цвета. И на ней были слова этой песни.
И меня семилетнего ребенка необычайно трогал текст этой песни! «Споемте, друзья, пусть нам подпоет седой боевой капитан».