Начало Второй мировой застало композитора и остальных участников польского эстрадного коллектива «Голубой джаз» в Белостоке, который, в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа, был передан СССР. Таким образом, оказавшись советским подданным, Петерсбурский в конце тридцать девятого возглавил «Голубой джаз», переименованный в «Белорусский республиканский джазовый оркестр», с которым много гастролировал и сочинял.
ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ
Лев Сидоровский
Продолжение. Начало
Глава № 6
«СТРОЧИТ ПУЛЕМЁТЧИК — ЗА СИНИЙ ПЛАТОЧЕК…»
ЭТО БЫЛО в феврале 1975-го… За окном бурлила Варшава, сверкала огнями Лазенковская трасса, а здесь, в квартирке, что уютно разместилась на аллее Армии Людовой, звучала песня. Исполнял песню тоненьким голоском, сам себе аккомпанируя на фортепиано, шестилетний малыш, а рядом сидел, любуясь сыном, восьмидесятилетний человек, живой, энергичный, в ярком клетчатом пиджаке и модном галстуке… Песня была мне очень знакома, потому что называлась она «Синий платочек», а написал её вот этот (я среди послевоенных отечественных журналистов разыскал его самым первым!) широко улыбающийся пан — старейший польский композитор Ежи Петерсбурский.
***
СОБИРАЯСЬ в Варшаву, не знал ни его телефона, ни адреса, но, к счастью, оказалось, что найти там человека, сочинившего знаменитейшие танго и вальсы, дело несложное. Выяснилось: он и сейчас, в столь солидном возрасте, много и успешно пишет. Что же касается его популярности, приведу только один факт…
Все без исключения варшавяне убеждены: самое сладкое мороженое, самые пышные пирожные (пончики с апельсиновой корочкой, корпатка, шарлотка) найдёшь на Новом Святе, в цукерне Бликле, основанной ещё в 1869 году. Недаром же на витрине знаменитой кондитерской среди прочих почётных посетителей восторженно расписались, отведав все эти сласти, Эрнст Хемингуэй, Шарль де Голль, Элизабет Тейлор… И сфотографировались с хозяином цукерни. Так вот там нашёл я фото, а также подпись Ежи Петерсбурского.
А теперь слушал темпераментный рассказ хозяина гостеприимной квартиры.
***
ОН РОДИЛСЯ в Варшаве. Уже в четыре года играл на рояле. Впрочем, музыка была в крови: мама Паулина происходила из известной варшавской семьи еврейских музыкантов, внёсших большой вклад в развитие польского джаза и клезмерной музыки. Именно от мамы получил первые уроки игры на фортепиано. Закончил Варшавскую и Венскую консерватории (там познакомился с Имре Кальманом, который предсказал ему блестящую карьеру!). Исполнительский дебют — в пятнадцать лет! Вскоре сам стал сочинять, возглавил оркестр. Выступали на Маршалковской, в театре «Чёрный кот». (А ещё — «Мираж», «Морское око», «Qui Pro Qui»). Выдавал шлягер за шлягером. Вот тогда-то и прозвучали впервые мелодии, которые до сих пор помнят наши бабушки и дедушки: ну хотя бы — пожалуй, самое популярное танго 30-х годов «Утомлённое солнце». (По-польски оно называется: «Та остатня неделя», то есть: «Это последнее воскресенье»). Композитор стал родоначальником совсем нового жанра — лирического танго. И вскоре, без всякого преувеличения, весь мир запел и «Танго Милонга» («О, Донна Клара!»), и «Уж никогда», и «Ты, моя гитара»… В 1936-м заслужил от правительства Золотой Крест «За заслуги» — как «первый польский композитор, чья музыка шагнула за пределы Польши». К тому же большой успех имели его оперетты «Любовница с экрана» и «Роберт и Бертран»…
Начало Второй мировой застало композитора и остальных участников польского эстрадного коллектива «Голубой джаз» в Белостоке, который, в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа, был передан СССР. Таким образом, оказавшись советским подданным, Петерсбурский в конце тридцать девятого возглавил «Голубой джаз», переименованный в «Белорусский республиканский джазовый оркестр», с которым много гастролировал и сочинял.
И вот однажды, весной 1940-го, в номере столичной гостиницы «Москва», всего за полчаса родился милый, скромный вальс. Назавтра поэт Яков Галицкий написал на него стихи, а вечером певец Станислав Ляндау впервые исполнил:
«Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
Порой ночной
Мы распростились с тобой.
Нет прежних ночек,
Где ты, платочек,
Милый, желанный, родной?..»
Слова, как и музыка, были весьма незатейливы, но столько в этой песенке таилось и грусти, и лиризма, что люди приняли её сразу. Кстати, сынишка композитора пел именно этот, первый вариант «Синего платочка»: других слов он просто не знал.
Да, мелодия вальса пришлась всем по душе. Его исполняли и Лидия Русланова, и Изабелла Юрьева, и Вадим Козин… А я, например, хорошо помню, как в самом начале войны мы, мальчишки, на мотив «Синего платочка» выводили такие, неизвестно кем сложенные строки: «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…»
***
А НА ФРОНТЕ про синий платочек удивительно душевно пела Клавдия Шульженко. Но всё чаще мучило её чувство: не те слова! В начале апреля 1942-го, в последние дни существования «Дороги жизни» (машины уже шли по талой воде), певица со своими музыкантами (джаз-ансамблем Ленинградского Дома Красной Армии руководил её муж Владимир Коралли) прибыла из блокадного Ленинграда в Волхов. После концерта познакомилась с сотрудником газеты 54-й армии Волховского фронта «В решающий бой!» лейтенантом Михаилом Максимовым. Узнав, что её собеседник пишет стихи, попросила: «Может, сложите новые слова «Синего платочка» — про нашу битву с фашизмом?»
Я Максимова разыскал ещё до поездки в Варшаву. Сидел у него дома, в переулке Гривцова, перебирал старые газеты, фотографии, документы… Вот, например, строки из боевой характеристики о прохождении им службы в 1-й отдельной горно-стрелковой бригаде:
«С 10 августа по 15 сентября 1941 года лейтенант Максимов принимал участие в боях за Шимск, Новгород, Чудово, Любань, Тосно, Мгу, Синявино. Проявил себя смелым офицером, действуя как командир, а в отдельных случаях и как рядовой боец. 14 августа ранен под Новгородом. В боях под Синявином неоднократно ходил в разведку в расположение противника, проявил себя при отражении ночного налёта автоматчиков на КП бригады и прикрывал с комендантским взводом отход КП. В боях под Чёрной речкой в трудных условиях доставлял боеприпасы на передовую…»
Михаил Александрович вовсе не был профессиональным военным: перед самой войной возглавил районный трест столовых, но пробил грозный час — и он стал бойцом. Между боями писал стихи, которые печатала армейская газета. Поскольку профессиональных поэтов в редакции не было, командование направило туда лейтенанта Максимова, и в выборе своём не ошиблось: его стихи и статьи разили врага не хуже, чем пули и снаряды: «В боях не побеждает равнодушный. // Такой не сможет отомстить врагу. // И, если ненависть тебя не душит, // Ты пред собой и Родиной в долгу!..»
И вот — боевое задание: написать новые слова на старую мелодию. Стихи родились в ночь с 8 на 9 апреля, а 12-го Шульженко в железнодорожном депо станции Волхов впервые пела:
«Помню, как в памятный вечер
Падал платочек твой с плеч,
Как провожала
И обещала
Синий платочек сберечь.
И пусть со мной
Нет сегодня любимой, родной,
Знаю: с любовью
Ты к изголовью
Прячешь платок дорогой…»
Люди затаили дыхание: вальс такой знакомый, но слова-то совсем новые, прямо-таки хватающие за душу, про сегодняшний день… У многих глаза даже повлажнели…
«Письма твои получая,
Слышу я голос живой,
И между строчек
Синий платочек
Снова встаёт предо мной.
И часто в бой
Провожает меня образ твой.
Чувствую рядом:
Любящим взглядом
Ты постоянно со мной…»
Успех превзошел все ожидания: и певицу, и поэта наградили неслыханным по тем временам подарком — стаканом клюквы…
Вскоре текст песни напечатали многие фронтовые газеты. «Синий платочек» появился на почтовой открытке, зазвучал с граммофонной пластинки. А в ноябре сорок второго вышел фильм «Концерт — фронту», где Шульженко исполнила его, в максимовском варианте, на всю страну. Впрочем, ни одно её выступление без «Синего платочка» уже не обходилось…
Как-то после концерта в 4-м гвардейском истребительном полку ВВС Краснознамённого Балтийского флота лётчик, гвардии капитан Василий Голубев сказал певице: «Земной поклон за ваше искусство, за душевные песни… Ваш «Синий платочек», Клавдия Ивановна, теперь будет с нами во всех боях, и первый же сбитый нами «юнкерс» или «мессер» мы посвятим вам». Ждать артистке пришлось недолго: на следующий день Голубев поджёг фашистского стервятника. И снова немало повидавший автофургон с фронтовой концертной бригадой прибыл в расположение авиационной части, и снова звучал «Синий платочек», целых пять раз:
«Сколько заветных платочков
Носим в шинелях с собой…
Нежные речи,
Девичьи плечи
Помним в страде боевой.
За них, родных,
Желанных, любимых таких,
Строчит пулемётчик –
За синий платочек,
Что был на плечах дорогих!»
Лётчики-истребители на фюзеляжах своих самолётов писали: «За синий платочек!» И танкисты тоже помещали этот призыв на броне своих машин, и артиллеристы — на орудийных стволах… В общем, как сказал Михаил Светлов в стихотворении, обращённом к русской женщине: «Не напрасно сложили песню мы про синий платочек твой!» Поразительный факт: в репертуаре Шульженко «Синий платочек» оставался до конца! Всякий раз, выходя на сцену с синеньким платочком в руке, Клавдия Ивановна несла его как знамя, как ни на миг не гаснущее воспоминание о последней войне…
Кстати, после войны эта песня стала знаменита по всему миру: во Франции она исполнялась под названием «Le chale bleu», в Англии — как «Blue shawl», а в Аргентине — как «El panuelo azul».
***
А КАК дальше сложилась судьба композитора «Синего платочка»?
В апреле 1942-го военный оркестр, в котором играл Ежи Петерсбурский, был прикомандирован к сформированной на территории СССР польской армии генерала Андерса. Вместе с ней летом, будучи сержантом 1-го авиаполка, оказался в Египте. В Каире вёл цикл радиопередач «Польские часы». В 1947-м эмигрировал в Южную Америку, поселившись в Рио-де-Жанейро, потом перебрался в Аргентину, в Буэнос-Айрес. Там прожил почти двадцать лет, много выступал и писал, работал капельмейстером в «Teatro El National». Его песня «Все дороги ведут в Буэнос-Айрес» так полюбилась жителям аргентинской столицы, что одна из ведущих радиостанций города сделала первые такты этой композиции своими позывными.
После того, как вторая жена, Мария Минковская, в 1967-м, во время землетрясения погибла, композитор, посвятивший её памяти песню «Плачущее пианино», переехал в Венесуэлу. Однако в том же году вернулся в Польшу. И уже на закате своей бурной жизни вновь обрёл семейное счастье — женился на известной оперной певице Сильвии Клейдыш…
***
ОБО всём этом, об удивительной на моей родине судьбе скромного вальса, сочинённого весной сорокового года, я рассказал тогда и самому пану Ежи Петерсбурскому, и его супруге — певице пане Сильвии, и их шестилетнему сынишке, которого, кстати, зовут тоже Ежи. (Узнав, что 74-летний композитор стал отцом, «старый друг Лёня Утёсов» прислал ему телеграмму, которую хозяин квартиры мне с улыбкой продемонстрировал: «Поздравляю, Юрочка! Я этого, увы, уже не могу». Ежи — по-русски: Юрий). Оказалось, что тот, первоначальный вариант «Синего платочка» в Польше тоже очень популярен: песенка «Небеска хустечка» — в репертуаре и Сильвии Петерсбурской, и Ежи Поломского, и других известных исполнителей, в чём я немедленно убедился, прослушав по крайней мере пять разных её записей. Шестой вариант прозвучал уже в интерпретации маленького Ежи, который спел под собственный на рояле аккомпанемент.
А потом Петерсбурский-старший показал письмо от Утёсова, где в частности, были такие слова: «Надеюсь, дорогой Юрочка, что сын пойдёт в своего папу и тоже будет даровитым музыкантом».
***
ЧТО Ж, предсказание Леонида Осиповича подтвердилось: сын, действительно стал отличным пианистом, заодно — популярным телеведущим.
А его гениальный отец скончался в 1979-м, 7 октября.
Частенько ставлю я на проигрыватель презентованную им грампластинку с его шедеврами (среди них, конечно, и «Niebieska chusteczka»), которые предваряют такие, написанные на конверте по-русски слова:: «Симпатичному пану Льву Сидоровскому на память. Юрий Петерсбурский. Варшава. 13.II.75.»
(Продолжение следует)
***
P.S. Вчера, рассказывая историю создания песни «Огонёк», я в частности сообщил, что первоначально на фронте появились десятки музыкальных её решений. Например, на Балтике был особенно распространен напев, подобранный на баяне краснофлотцем Валентином Никитенко: его мелодия оказалась ближе других к той, которую сочинил Матвей Блантер. Никитенко служил в Кронштадте — матросом 59-го гвардейского отдельного артиллерийско-зенитного дивизиона. В 1975-м Валентин Павлович приезжал сюда с Харьковщины, чтобы свидеться с однополчанами и встретил, в частности, Галину Бубликову (в сорок третьем она в их духовом оркестре играла на трубе). Вместе вспомнили первую исполнительницу «Огонька» — эта девушка из войск ПВО (ее имя, увы, затерялось) до Победы не дожила…
Так вот вчера, после появления сего текста в Фейсбуке, вдруг выяснилось, что на самом деле первой исполнительницей на Балтике «Огонька» стала служившая в том дивизионе девушка из Кронштадта Галина Иванова, которую позже весь мир узнал как замечательную оперную примадонну Галину Вишневскую. Может, этот факт тогда, в 1975-м, официальной пропагандой скрывался потому, что годом раньше и Галина Павловна, и её муж Ростислав Ростропович, отправившись на Запад в творческую командировку, вскоре были лишены советского гражданства.
