Что Вам сказать об этой женщине?
Великий Педагог и Учитель милостью Божьей. Многодетная мать — её ученики, все до единого, были её детьми. Икона стиля для коллег и школьников старших классов. Умница и просто красавица даже в свои преклонные годы. Мама!
Это — моя Мама.
Новая книга. Я принимаю твоё имя как свой псевдоним.
Это всё, что я сегодня могу сделать ради твоей памяти.
В одну воду…

Рассказы

Михаил Идес

В одну воду…

Строй офицеров вибрировал напряженностью. Министр подходил поочередно к каждому, поздравлял, вручал награды, жал руку.

Молодой чернявый милицейский лейтенант стоял в шеренге последним в соответствии с буквой фамилии и был вальяжно расслаблен. Ещё третьего дня на подведении итогов работы министерства по обеспечению правопорядка на Олимпиаде-80 его подвели к Министру, представили, и теперь приближения Министра и свиты он ждал просто с живым интересом, как малый ребенок, гадая, чем его наградят.

— А, знакомое лицо, — узнал лейтенанта Министр, — ну что ж, первая награда, заслужил — носи.

— Спасибо, Николай Анисимович… ух ты — часы… именные.

— Какой такой «Николай Анисимович»?! «Товарищ Генерал Армии» и вообще… — стал отчитывать лейтенанта кто-то из свиты.

— Да ладно, полковник, — улыбнулся Министр, — он у меня один на всё министерство такой, с консерваторией, пусть зовет по Имени Отчеству, если по-другому пока не привык.

И, наклонившись к лейтенанту, тихо спросил:

— Ты и впрямь служить будешь?

— Буду, Николай Анисимович.

И, встав «смирно», громко отчеканил:

— Так точно, буду, товарищ Генерал Армии.

* * *

В оперном театре Большого города готовится Большая премьера — «Борис Годунов» Мусоргского.

Постановщик, Дирижер, Солисты — все сплошь звезды, или уже, или почти. В окошко администратора стучат. Окошко чуть приоткрывается, захлопывается и тут же открывается дверь.

— Заходите, пожалуйста, присаживайтесь, хотите чая?

Пожилой, интеллигентного вида Главный Администратор театра с достоинством суетится.

— Чем обязаны, что мы натворили?

— Да нет, нет, что вы…какой «натворили», я совершенно за другим.

— Ну, слава Богу, — с явным облегчением произносит Администратор, глядя на чернявого милицейского капитана.

— Вы знаете, у вас через неделю премьера, билетов в кассе нет, а так хочется…

— Я знаю, знаю. И то, что у нас премьера, знаю, как ни странно, и то, что билетов нет… и не будет! — у меня здесь весь Обком, Горком, Исполком, не говоря о Санэпидемстанции, перебывали за билетами и контрамарками. Я думал, вы участковый, а вы за билетом…

Вот ответьте, вы думаете, часто такие премьеры бывают?

— А можно я вас тоже спрошу?

— Спрашивайте.

— А часто на премьерный оперный спектакль к вам милиционеры просятся?

Администратор застыл, снял очки, протер, снова надел и, как бы заново увидев собеседника, воззрился на капитана.

— Да-а, батенька, на моей памяти впервые…

— Вот видите!

— Хорошо. — Администратор вдруг оживился. — Хорошо-хорошо, не знаю как, но как-то я вас на спектакле усажу, но с условием, вы уж извините, баш на баш!

— Это с каким же условием? — лицо милиционера помрачнело.

— Всё очень просто. Я вам буду искать место на премьеру, а вы сейчас пойдете со мной на репетицию, будете их пугать!!!

— Кого пугать?

— Оркестр, хор, балет — ВСЕХ!!!!!!!!!!

* * *

— Вы, конечно, не понимаете, вам трудно понять, да и вообще людям, так сказать «чужим», в это поверить сложно. Ведь у нас не артисты с солистами, а детский сад с яслями проказников и хулиганов, седоголовых КВН-щиков и приколистов, это, мама дорогая, вечно длящийся капустник в исполнении театральных оболтусов. Я здесь не первый десяток лет, уже состарился, а они всё как дети, которых нельзя отшлёпать. К сожалению, Вам это сложно понять…

— Отчего же?

— Вы просто не из наших…

— А вы?

— Я?! — Администратор горделиво выпрямился. — Я, между прочим, в школе Столярского, как Додик Ойстрах, светлая ему память, начинал. Потом война, потом мы с мамой и Фирой остались без папы… нет, ничего героического: ранение, медсестра, новая семья… мама нас одна поднимала… в общем — не до скрипки.

— Понимаю. Азохен вэй.

— …да… Что?!!! Вы говорите на идиш?

— Вам… показалось.

— Действительно, почти как у Эфраима Севелы, «Милиционер, говорящий на идиш», как сказал бы любой православный: «Чур меня, чур»… А?!

— Показалось, показалось… И всё-таки, так ли уж шаловливы ваши «дети»?

— Значит, не верите, тогда… не знаю, с чего и начать… ну, вот балет. Кажется, чего смешного, но кошка, наша театральная любимица Муся…

— Причём здесь кошка Муся?

— А вы не перебивайте, молодой человек, таки дайте сказать. Так вот, Муся принесла котят, троих разобрали, а один остался. Ну, все с ним сюсюкают, играют. Муся — не против, Я — не против, Директор тоже был не против, но эти махновцы из балета…

В общем, представьте. Спектакль, Прима — в правой кулисе за секунду до сольного выхода — вся как струнка…У неё за спиной трое из кордебалета играют с Мусиным котенком. Нитка, на одном конце — фантик, на другом конце — липучка из жвачки!

— И что?

— Как что?! Нитку на липучке Приме на пачку, она в центр сцены крутить фуэте, котёнок за фантиком. Тридцать два оборота, клянусь, тридцать два, сам считал — они открутили вдвоем. Зал — лежал.

— Дааа…

* * *

— А в прошлом году эти разбойники, эти, я не знаю…

— Вы о ком?

— Хор с Мимансом. Меня до инфаркта, до инсульта чуть не довели! Значит, приглашаем мы нового дирижера со стороны — новый спектакль, современное прочтение и так далее. Над спектаклем он хозяин, он главный, как вам объяснить, ну, как у вас полковник.

— И?

— Он, конечно, прибалт холодный, но…

— Как это — «холодный»?

— Как треска мороженая. Я с вас удивляюсь. Вы что, прибалтов не знаете? А она молодая певичка из хора, только взяли, хохлушечка в лучшем виде и формах. В итоге — смешались, как у поэта, «лед и пламень». В общем, отдает он ей главную партию, правда, во втором составе. Вы ж понимаете, таких выскочек везде не любят, причем люто. У нас ведь в хоре одни непризнанные таланты, почти все обиженные судьбой, работают в серой массе годами, а тут — на тебе, «ты ж мэнэ пидманула». А эта дурочка уже отдельную гримерку просит, носик в гору и ходит, виляя своим тухесом, то есть по…

— Я знаю.

— Минуточку… вы знаете, что такое на идиш «тухес», что это жо…

— Нет, нет. Я просто догадался.

— Ну да, ну да…Так вот, в день премьеры с гипертоническим кризом слегла наша Примадонна, хохлушечку — срочным вводом в первый состав.

Вроде поёт, справляется.

Последний акт, ария героини. Мизансцена такая: она в центре, вокруг движение массовки — хор, миманс.

Вот тут запела она как-то странно. Стоит, вздрагивает, руками взмахивает и, ко всему, ещё несколько раз «ойкает». Ну, в общем, и арию как-то допела, и спектакль, а после занавеса — скандал.

— А в чем дело-то?

— В чем?! А в том, что вот эта сценическая толпа во время арии исподтишка, в движении, незаметно щипали её за этот самый тухес. Наутро — профсоюзное собрание. Ровно в десять — все в сборе: артисты, администрация, подсобные службы и моя Соня (она, между прочим, у нас здесь главный кассир).

Хохлушечка — в ярости и слезах, в ярости и слезах. Кричит: «Я петь не могла, мне всю попу отщипали!!!» И тут я, старый дуралей, чтобы смягчить, так сказать, обстановку, чтобы перевести всё в шутку, говорю: «Ну, так уж и всю?»

Тогда она подлетает ко мне: «Не верите?!» — поворачивается ко мне спиной и в два движения: юбочку — вверх, трусишки — вниз…

— Там действительно были синяки?

— Молодой человек, при чем здесь «синяки», ТАМ БЫЛ ТУХЕС, там была такая попа, какую я не видел уже лет тридцать!!! Я — застыл, зал — застыл, тухес перед носом — тоже застыл, и только моя Соня в полной тишине твердым голосом сказала: «Исаак, сегодня домой можешь не приходить»…

— Что же дальше?

— Что дальше? Мне, молодой человек, уже слишком много лет для такого зрелища. Организм дал сбой — давление, кабинет, Скорая и Соня, которая мне всё простила.

— Не понял, что простила, что вы такого сделали?!

— Теперь я точно вижу — вы не наш, не понимаете… я с моей Соней вот уже почти пятьдесят лет. «Что сделал?» Ничего — просто она видела мои глаза…

* * *

— Да, но уж оркестр?

— Что «оркестр»?

— Ну, как? Солидные люди, все — вот, все на глазах вашего Главного.

— Главного кого??

— Ну, этого, как у нас полковник… Ну, который у вас руками машет и, наверное, думает, как и наш полковник, что он самый умный, самый главный и без него не обойтись…

— Ну, во-первых, Самый главный Дирижер — Маэстро — не все спектакли играет сам, и на репетициях черновую работу за него делают менее или пока совсем не знаменитые. А во-вторых, вам никакой знаменитости, званий и титулов не хватит, чтобы углядеть, что и когда сотворят эти враги, эти бандиты, эти бандеровцы — всё втихаря, именно те, на кого и не подумаешь, причем с каменными лицами и без видимых эмоций.

— Ну, например.

— «Например»?!!! А шарик от пинг-понга — в тромбон, а спичечный коробок — под педаль арфы, а нотные партии подменить, чтобы флейтистка, перелистнув страницу, застыла, увидев басовый ключ в партии для контрабасов…

У нас есть конкретный такой человек, конкретный такой Иван Иванович Иванов, мы с ним в театре ветераны, он у нас Парторг, играет на Тубе. Вы знаете, молодой человек, что такое Туба? Вижу, киваете. Таки тут нет, откуда вам знать, что это опора, основа, можно сказать, фундамент в басах всего оркестра. Да и сам Иванов — как соляной столб, в отличие от наших мягкотелых Коганов и Рабиновичей, чтоб они были здоровы.

Вот вы мне скажите, кто мог на прошлой неделе после утренней репетиции загнать в раструб Тубы французскую булочку за семь копеек, предварительно размочив её в воде? На вечернем спектакле, в кульминации увертюры, мощный звук всего оркестра…

— Называется «Тутти»…

— …это вы?..

— Догадался, где-то слышал.

— Ааа… ну да, ну да… Да! Так вот! Иванов, до этого не игравший, берет инструмент в руки, берет воздух в грудь и кааак…

…Вы смеётесь, вам смешно, а Иванов потом вопрос ставил об идеологической диверсии против Партии в его лице, слава Богу, на дворе другие времена…

— И вы не разобрались, кто это сделал?

— Кто, Я?!!! Пробовал, спрашивал, в глаза глядел. Все молчат, у каждого вид, как у Христа на Голгофе.

— М-да…

— Но вот вчера эти байстрюки превзошли сами себя.

Вы знаете, любой музыкальный инструмент — это деньги, хороший инструмент — это большие деньги, и его ещё надо достать или привезти… оттуда. Он для музыканта как любимое дитя. Взять чужой инструмент без спроса в руки — преступление. И вот наш Второй Кларнет, тишайший, незаметный, скромнейший человек, накопил денег и где-то достал себе легендарный французский «Буффе» — кларнет-сказка, а так как мундштук «Вандорен» у него уже был, то счастье лучилось от него, как свет от солнца.

Теперь, большой перерыв в репетиции. Все расходятся, кто в буфет, кто в фойе, кто покурить. Инструменты все оставляют в оркестровой яме на своих местах, зная, что к святому никто не прикоснется…

Ну, дальше возвращаются после перерыва, садятся, настраиваются, проигрывают сложные места. Все как все, и всё как всегда. Только он один не играет. Глаза выпучены, сказать ничего не может, кларнет — на вытянутых руках…

— У него что, был шок?

— Не то слово — «шок», смерть заживо! Представляете, берет человек свое счастье в руки, берет из-под бархоточки, которой он укрыл свое дитя, а там…

— Да, что же там, чёрт возьми?!!

— А там, товарищ милиционер (будем считать, что я уже даю показания), там между мундштуком «Вандорен» и раструбом «Буффе» два колена, две составные части от отечественного эбонитового кларнета времен первых революционных оркестров.

— Да, такое не пережить.

— Вот. Даже вы это понимаете. Но тут кто-то обращает внимание на обувную коробку, перевязанную бантиком, непосредственно под стулом Второго Кларнета.

— И что в ней?

— А в ней записка: «От преданных поклонников Вашего несравненного таланта» и два родных колена от Буффе, аккуратно завернутых в газету.

— Да, проказники.

— Проказники, говорите. Человека с трудом привели в себя.

ВСЁ, ИДЁМ К НИМ!!!

* * *

— Ну как же… мы будем им мешать.

— Ничего, до начала репетиции ещё пять минут, они только рассаживаются…

Капитан, плохо понимая, что будет дальше, мелкой рысью поспевал за Администратором, который, проведя его какими-то служебными тропами, неожиданно вывел в оркестровую яму.

Оркестр полным составом уже был на месте, хор и солисты на сцене, место за дирижерским пультом занял молодой стажер, аспирант сидящего в партере Маэстро. Неожиданное появление Администратора в сопровождении Милиционера отозвалось полной тишиной, настороженностью и генетическим чувством вины непонятно за что, испытываемое практически любым советским человеком при общении с Органами.

— Что это у нас тут? — художественным жестом откинув богемную прядь, спросил стажер. — У Меня, между прочим, сегодня прогон Пролога…

— У ВАС?!!!

— Ну, в смысле — да, МАЭСТРО МНЕ ДОВЕРИЛ…

— Бедный Маэстро…

— Что вы сказали?

— Я сказал: «Вот и милицию дождались!», я сказал, что хватит безобразий и хулиганства, я правильно говорю, товарищ милиционер?

— Да, — с глупым видом подтвердил капитан, плохо вписываясь в происходящее.

— И правильно, и правильно, — вдруг засвиристела флейтистка, — вот лично у меня три дня назад из сумочки пропала упаковка, понимаете, гигиеническая упаковка… такая… для женщин, я на прошлых гастролях на последние… сыну жвачки не купила… а потом смотрю — пачка на первом пюпитре у скрипок, и наш уважаемый Первая Скрипка содержимым протирает свои очки…

— Ну я же не знал, деточка, мне кто-то подсунул, и я не знал…

— А нечего выпендриваться, — вдруг вскинулась пожилая виолончелистка, выпростав инструмент из между ног.

— Это ж надо, жвачку она ребенку не купила, это чтоб себе…

— Не надо, — жалобно попросил Фагот.

— Что «не надо»? Надо! Вы, милочка, будьте попроще. Вот как меня мама учила? Берешь ва…

ПфааааааааааааааВа — Тромбон с треском, на полной мощи звука, прервал монолог.

— Умоляю, давайте без подробностей… в вашем возрасте… прошу от лица всех тромбонов.

— Так, тихо, — возвысил голос Администратор. — К гигиене, КАК И КО ВСЕМУ ОСТАЛЬНОМУ, вернемся позже, я правильно говорю, товарищ милиционер?

— Да, однозначно «Да»! — принимая отведенную ему партию, воскликнул капитан.

— Сейчас будем разбираться со вчерашним, это для тех, кто уже забыл, по поводу бандитской подмены неизвестными варварами частей кларнета.

— Но всё нашлось, ещё вчера…

Милиционер получил чувствительный тычок локтем.

— Ваш выход, — тихо сказал Администратор.

— Эк у вас все просто получается, граждане, по-вашему — «нашлось», а по-нашему — «подбросили, заметая следы преступления».

— Да, — поддакивает Администратор.

— Это, граждане, понимаете ли, тайное хищение — то есть кража, чистой воды уголовщина!

— Да!

— И, возможно, «совершенная группой лиц»!

— Да!

— И, возможно, «по предварительному сговору».

— Да!

— И это, граждане, уже «сидеть, не пересидеть».

— Да! …Э-э-э (уже шепотом), вы серьезно?

— Да, однозначно «Да»!!! Это вам «не на музыке играть», это расследование уголовного дела, понимаете ли, в рамках которого сейчас будем изымать отпечатки пальцев…

Администратор шепотом прямо в ухо:

— Товарищ милиционер, вы переигрываете.

Капитан, так же тихо:

— Вы находите? А то я так вдохновился, хотел даже воскликнуть «Быть или не быть»!!!

— Это лишнее, это из другой оперы, давайте закругляться…

* * *

Но тут непуганое жизнью Молодое Дарование за дирижерским пультом, решило вспомнить, кто в доме хозяин.

— Я, конечно, понимаю, что у нашей доблестной милиции важнее дел нет, но мы здесь тоже не просто так, мы, можно сказать, Творим Искусство, ЕСЛИ ТОВАРИЩ ИЗ МИЛИЦИИ ЭТО В СОСТОЯНИИ ПОНЯТЬ!!!

— «Товарищ из милиции» пока ещё не может понять, вы-то кто в этом процессе, — тихо ответил капитан, чувствуя, что курок ему уже взвели.

— Я?!! — пафосно воскликнул стажер. — Я — дирижер…

— Да что вы, надо же, это вот сейчас вы будете водить руками… и всего-то?

— Для того, чтобы, как вы невежественно выразились, «водить руками», надо много учиться и ИМЕТЬ ТАЛАНТ, это не всякому дано, и уж во всяком случае…

— Что «во всяком случае», договаривайте! — На этой фразе голос капитана стал звучать с оттенком металла.

— Нет, вы напрасно обижаетесь, почувствовав неосознанную угрозу, стал сбавлять обороты стажер. — Вы, наверное, очень хороший… э-э… милиционер, но просто то, чем занимаетесь вы — достаточно банально, а вот стоять здесь, на подставке, не дано даже лучшему милиционеру.

— Ты уверен, сынок?

— А вы в этом сомневаетесь? Может, хотите попробовать?! Может, встанете на моё место?!!!

* * *

«Хуже нет, когда падает шторка — теряешь ориентацию», — так говорят бойцы спецподразделений, имея в виду или запредельную боль, или сильнейшую эмоцию, которая на доли, драгоценные доли секунд отключает сознание.

Выстрел прозвучал, шторка упала, поэтому капитан вернулся в реальность уже стоя на подставке.

Общая картина поражала сюрреализмом. Стажер стоял, зажатый между основанием дирижерской подставки, барьером и первыми пультами скрипок, оркестр застыл в ступоре, хор и солисты выстроились у рампы, разглядывая сумасшедшего милиционера.

Повесив снятый китель на барьер, перелистывая партитуру, капитан тихо спросил у стажёра:

— В какой редакции играете оперу?

— А!!! Что!!! Что вы сказали?!! — вскинув от неожиданности руки к лицу, истерично спросил Стажёр.

— Я спросил, в какой редакции готовится оперная постановка, — приподняв голову, чуть громче спросил капитан.

«Он спросил, в какой редакции… дакции… дакции», — пронеслось эхом по оркестру, хору и закулисью.

— Во второй, — наконец ответил кто-то.

— Замечательно, это редакция самого автора, на мой взгляд, лучшая. — Капитан окончательно взял себя в руки, распрямился и поднял голову.

— Кто поёт Пристава?

— Я.

— Ваша первая реплика, если не ошибаюсь: «Что ж вы идолами встали?»

— Верно.

— Уважаемые товарищи, будет глупо и смешно, если не Пристав, а я обращусь к вам с этой фразой. Давайте начнем работать. Мизансцен я не знаю, полагаюсь полностью на вас. Надеюсь на ваше понимание и помощь.

Пойдем с начала, С ПЕРВОЙ ЦИФРЫ…

* * *

После нескольких проведений начальных тем, капитан опустил руки. Оркестр, как и положено на репетициях, тут же оборвал звучание, ожидая поправок или замечания.

Повисла пауза.

— Вы знаете, у меня нет права на полноценную дирижерскую работу, поэтому останавливать я больше не буду. У вас был запланирован прогон Пролога… так и сделаем, всё «начисто», от начала до конца…

И всё-таки, просьба… первые звуки, первое проведение в соло у английского рожка, давайте попробуем сыграть сухо, отстранённо и на нюанс тише, и я надеюсь, вступление струнных на пиццикато в этот раз будет точным — сыграйте, пожалуйста, «по руке». 

* * *

Пролог великой оперы отзвучал. Дирижер опустил руки, положил палочку на пюпитр и молча, в тишине, надел китель.

— Простите за вопрос. Вы действительно из милиции?

— Да, Маэстро. Вот моё служебное удостоверение.

— Господи, что за глупость я спросил! Это ведь не важно!!! Что вы заканчивали, у кого и… и это тоже не важно. А вы бы не хотели…

— Нет, Маэстро.

— Но почему??

— Почему?.. Наверное потому, что в одну воду, к сожалению, дважды не войдешь…

* * *

На Премьере капитан сидел во втором ряду директорской ложи.

* * *

Первое проведение темы в начале Пролога английский рожок сыграл сухо, отстраненно и на нюанс тише. 

* * *

Пролог из оперы М.П. Мусоргского «Борис Годунов» был частью Дипломной работы Капитана, тогда… в прошлой жизни.

Моей жене

Обувная философия жизни. Притча 

У меня есть черные летние туфли-мокасины, ты знаешь.

В них, в правом ботинке, гвоздь.

Он как бы есть, но досаждает не постоянно, а изредка. Надо как-то по-особому встать на пятку. Тогда.

По-хорошему, гвоздь надо извлечь у сапожника, но тогда, заодно, надо поставить новые набойки.

Но туфли уж очень старые и, по-хорошему, им место на помойке, надо покупать новые.

НО…

Новые мокасины в фасоне не меняются вот уже сколько лет, и выглядеть новые после непродолжительной носки будут так же, как старые.

Поэтому покупать Новые бессмысленно. Будем носить старые.

Но старые не носятся, потому что в них — гвоздик… вытаскивать… набойки… помойка… новые… носить старые… ГВОЗДИК.

Ты видишь, это бесконечное движение по кругу, это реrреtuum mobile!!!

Как же такое возможно, если это не возможно в принципе?

Ответ очень прост.

Просто у меня есть на лето ещё несколько пар другой обуви.

Вот если бы у меня их не было, круг разомкнулся бы сразу, тут же.

Либо гвоздик вытащил, либо Новые купил.

А так… проблема есть и нет одновременно, жалко, место в шкафу занимают, надо бы гвоздик вытащить, но…

Так и в жизни, солнышко, надо определиться:

стоит ли привычное «Старое» — уже разношенное по ноге, уютное, теплое, надежное — менять, в лучшем случае, на такое же «Новое» или сделать всё-таки ход, шаг, действие…

или оставить как есть?

Во всяком случае, если ты оставляешь ВСЁ КАК ЕСТЬ, не надо пинать старые мокасины всякий раз, когда они попадают тебе под руку.

Они не виноваты,

они ещё послужат…

если вытащить гвоздик.