1,491 total views (from 2022/01/01),  1 views today

По другой версии, когда герцог Ришелье решил основать Одессу, многие предупреждали его, что главное затруднение при построении города будет заключаться в недостатке пресной воды. На это — разговор шёл на французском языке — герцог воскликнул: «Assez d’eau!» («Довольно воды!»). Если написать это французское слово русскими буквами — асседо — и прочитать его справа налево, получится «Одесса»…

«ЕСТЬ ГОРОД, КОТОРЫЙ Я ВИЖУ ВО СНЕ…»

Нерадостное воспоминание о том, как в 1973-м Ленинградский обком КПСС объявил «антисоветчиной» мой очерк про Одессу, которой, кстати, 2 сентября, исполнилось 228 лет.

Лев Сидоровский

КОГДА ныне, дорогой читатель, на Украине происходят столь драматические события, когда там ежедневно проливается кровь, я, чтобы хоть чуть-чуть отвлечь себя и тебя от тяжких мыслей, вспомню, какая дикая история почти полвека назад, летом 1973-го, случилась со мной — после в эту самую «ихнюю» Одессу путешествия. Впрочем, тогда она была н а ш а. Тем более что сегодня, 2 сентября, Одессе исполнилось 228 лет.

Да, Указ об основании Одессы Екатерина Вторая подписала в 1794-м 22 августа (значит, по новому стилю — 2 сентября). Однако, согласно книге историка XIX столетия Василия Надлера, на самом деле у города более чем 600-летняя история: мол, в 1415-1418 годы уже существовало поселение Качибей, или Коцюбей, подчинявшееся Великому княжеству Литовскому, которое затем трансформировалось в турецкое Хаджибей, а уже только потом стало Одессой. Но одесситы твёрдо уверены: Хаджибей, на месте которого якобы родилась Одесса, и тот, «литовский» Качибей — «две большие разницы». Ибо точное место расположения того Качибея неизвестно… Ну а то, что Одесса — не реконструированный турецкий поселок, а отстроенный с нуля город, вообще несомненно.

Кстати, по поводу самого названия города существуют два «исторических» рассказа. Первый таков: на одном придворном балу кто-то из академиков сказал императрице, что новая гавань, сооружаемая на берегу Чёрного моря, со временем должна иметь такое же значение, как Петербург для Балтийского моря. Академик утверждал, что в глубокой древности на месте Хаджибея находилась греческая колония «Одессос», то есть «великий торговый путь», и было бы логично удержать за новым городом древнее название. Это мнение поддерживали граф Зубов и граф де Рибас (первый градоначальник Одессы). Императрица улыбнулась: «Пусть же Гаджибей носит древне-эллинское название, но в женском роде — «Одесса»… По другой версии, когда герцог Ришелье решил основать Одессу, многие предупреждали его, что главное затруднение при построении города будет заключаться в недостатке пресной воды. На это — разговор шёл на французском языке — герцог воскликнул: «Assez d’eau!» («Довольно воды!»). Если написать это французское слово русскими буквами — асседо — и прочитать его справа налево, получится «Одесса»…

 ***

ВПЕРВЫЕ я побывал там в 1956-м, когда студентом ЛГУ проходил в Севастополе газетную практику и вдруг получил задание поведать читателям из крымского Города-Героя о том, как жители другого Города-Героя, одесситы, готовятся к Международному молодёжному фестивалю в Москве, до которого оставался ещё целый год… Второй раз в 1968-м, в пилотской кабине воздушного лайнера ТУ-104, следующего по маршруту Ленинград — Одесса, прямо во время рейса, провёл с экипажем — тоже, выполняя редакционное задание — заседание «Весёлого клуба «Смены»» (которое мы достойно завершили, уже после благополучной посадки и дивного пляжа на Ланжероне, в пивном баре «Гамбринус»). Ну, а в июле 1973-го, в качестве «сопровождающего» Ленинградского Бюро путешествий, доставил в Одессу по небу с невского берега на три дня сто туристов. И все три дня там их нежно опекая, одновременно умудрился подготовить для родимой «Смены» очерк под «утёсовским» названием: «Есть город, который я вижу во сне…» Но редактор «Смены» Герман Балуев Утёсова не любил и придумал к моему творению иную «вывеску»: «У САМОГО СИНЕГО МОРЯ…» Так оно и появилось — под рубрикой «Отечество», с подзаголовком «Репортаж выходного дня», в трёх главках.

Прочитай, пожалуйста…

 ***

У САМОГО СИНЕГО МОРЯ…

1. «Я ВАМ НЕ СКАЖУ ЗА ВСЮ ОДЕССУ…»

ИМЕННО так признавался герой одной из попу­лярнейших наших песен. И я тоже, дорогой чита­тель, «за всю Одессу» тебе не расскажу. Пото­му что, во-первых, за три дня, которые дарит здесь ту­ристам бюро путешествий, всю Одессу, как ни старайся, все рав­но не увидишь. Потому что, во-вторых, столько об этом городе уже писано-переписано — от Ка­таева до Багрицкого, от Паустов­ского до Бабеля, что ныне мож­но отважиться лишь на отдель­ные, лёгкие штришки.

Я не впервые здесь. И, ступив на разноцветную брусчатку тенистых улиц, снова с ра­достью ощущаю: свой неповторимый колорит Одесса хранит стойко. Этот город не спутаешь ни с каким другим. Особый темп, особый ритм, особая фразеоло­гия…

В сквере, где вокруг памятника графу Воронцову постоянно со­бираются поговорить «за фут­бол», жаркий обмен мнениями:

— «Черноморец» вчера и «Чер­номорец» сегодня — это две большие разницы…

— Перестаньте сказать! «Чер­номорец» остался «Черномор­цем»…

— Вы что, специалист? По-моему, чтоб да, так нет.

— Чтоб я так жил — он, ка­жется, умнее, чем Коля Озеров. Он купил тетрадку и уже думает, что всё знает…

— Я бы вам популярно объяс­нил за «Черноморец», но, изви­ните, мне срочно некогда…

Покупаю «Вечернюю Одессу». Реплика киоскёра:

— Получите вашу газетку и пе­редайте привет вашей тёте.

Объявление на двери булочной: «Хлеба и не будет». В этом «и» — вся Одесса.

Здесь тоже, как в Ленинграде, приезжему с готовностью объяс­няют маршрут, рассказывают историю улиц, зданий, но делают это несколько по-своему:

— Рекомендую купаться только в Отраде. Знаете, почему назы­вается Отрада? Скажу по боль­шому секрету: ляжете там на пе­сочек, закроете глаза и сразу за­будете все проблемы.

Через некоторое время на этом самом пляже слушал я по радио такое официальное объявление:

— Граждане, не умеющие пла­вать! Давайте сразу договоримся, чтобы у нас с вами сегодня не было неприятностей. Заходите в воду, где мелко, а как только волна — срочно бегите на бе­рег…

В этом городе многое неповто­римо. Например, нет проблемы такси. Стоит только поднять ру­ку — и любая машина, если в ней меньше шести человек, мгно­венно останавливается. Как и со­рок, как и семьдесят лет назад, только здесь выпускаются папи­росы «Сальве» — каждый истинный одессит носит в кармане эту жёлтую коробку. Даже сводка погоды в Одессе имеет свой ко­лорит. Газеты сообщают: «По ориентировочным данным, ожи­дается дождь…» Мол, хотите — верьте, хотите — нет. Новые на­звания улиц одесситы упрямо не признают: только — Преображен­ская, только — Мясоедовская… Какая же без Мясоедовской Молдаванка?!.. По ней же гулял Беня Крик…

И поведёт тебя одессит по го­роду — словно по страницам лю­бимых с детства книг… Здесь прогуливался Пушкин, здесь жил Горький, здесь останавливался Гоголь… Моим добровольным ги­дом оказался весьма подвижный человек лет семидесяти. Оказы­вается, он не раз бывал в доме Бунина, учился в одном классе с Кирсановым (слушал на Француз­ском бульваре его первые сти­хи), хорошо знал Багрицкого. С нескрываемой гордостью мой со­беседник поведал, как по веле­нию одесситов одну из улиц не­давно назвали именами Ильфа и Петрова.

И ещё узнал я такую историю… Лет сорок назад Вера Инбер написала шутливое стихотворение:

Как бы ни мечтать об этом чуде,
Как бы ни стараться и ни силиться,
Никогда, увы, тебя не будет,
Улица, моя однофамилица…»

Она провела детство на Ланжероне, в Студзовском переулке, названном в честь какого-то гре­ка-купца,..
«Имя коммерсанта из Пирея
Носит он, как носят эполеты.
Разве это звонче и бодрее
Имени советского поэта?!»

Одесситы вспомнили шутливое завещание поэтессы, и несколько месяцев назад переулочек над морем обрёл имя Веры Инбер.

За три дня я попытался нари­совать себе портрет типичного одессита. Конечно, его характер сложен и многолик, но непре­менно в этом характере присут­ствуют некоторые общие черты. Так, истинный одессит говорить спокойно о своём городе и море просто не в состоянии. День, когда китобойная флотилия воз­вращается в родной порт, он считает национальным праздни­ком. Свой оперный театр име­нует «мировым шедевром». Свида­ния назначает только «у Дюка». Независимо от возраста, с удо­вольствием вспоминает, какой вкусный в двадцатых годах был рахат-лукум с фабрики Дуварджогло. Негодует по поводу того, что пивной бар «Гамбринус» те­перь не на углу Дерибасовской и Преображенской, как раньше, а совсем в другом месте. И ещё истинный одессит не умеет уны­вать.

Город у моря подарил мне две встречи с людьми, которых есть все основания считать истинными одесситами.

2. ГЛАВНЫЙ ЧЕЛОВЕК БОЛЬШОГО ФОНТАНА

В ТО, ЧТО ему восемьдесят, поверить можно, лишь за­глянув в паспорт. Богатырская осанка, молодая улыбка… Родил­ся на Пересыпи. С малолетства пособлял отцу добывать в каме­ноломне известняк. Помогал взрослым распространять среди шахтеров «Искру». Когда нача­лась война с Японией, кормить­ся многодетной семье стало совсем трудно. Шахты закрыва­лись. Пришлось Никифору идти в порт, определяться в «Корови­ны дети». Был такой мастер, по кличке Корова, который нанимал ребятишек для чистки пароход­ных котлов — только они и мог­ли там пролезть. Однажды один маленький работник в котле заснул, и корабль вышел в море. Мальчишка погиб.

Таким было детство Никифора. Там же, в порту, переживал он восстание на «Потёмкине». Когда хоронили Вакулинчука, вместе со всеми шёл под красным знаме­нем.

Снова — каменоломни, распрост­ранение нелегальной литературы, аресты… Война и германский плен. В концлагере Зальцведель действовала группа РСДРП. Там в марте семнадцатого года Никифор Голубенко стал комму­нистом. Из лагеря бежал, про­брался в Петроград, где уже свершилась революция, вступил в Красную гвардию.

Но его ждала Одесса. Член подпольного ревкома, затем командир Красногвардейского партизанского отряда, он бился с немцами и гайдамаками, с Петлюрой и интервентами… Вместе с Григорием Ивановичем Котовским входил в освобожденный город…

А потом… Нужно было кормить красноармейцев, которые громили Врангеля, — и он изымал в Иль­инской волости хлеб у кулаков. Нужно было дать пресную воду Одессе — и он поднял народ в Приднестровье на заготовку ка­мыша, чтобы топить этим камы­шом водонапорную станцию в Беляевке. Нужно было кончать с бандой Орлова — и он выполнил этот приказ партии… Полвека на­зад там, где сейчас живёт Никифор Дмитриевич, на Большом Фонтане, он возглавлял райис­полком, И вот в голодном году организовал на Большом Фонтане для беспризорных детей пер­вый детдом — Дом спартаков­цев. Со всей Украины присылали сирот.

На многих ответственных долж­ностях поработал Никифор Дмит­риевич, и возраст уже был впол­не солидный, но грянула война — и пришлось ему снова браться за оружие.

Когда враг вступил в его го­род — как и в гражданскую, возглавил партизанский отряд. В знакомые катакомбы вместе с ним ушли жена и двое сыновей. Тридцать месяцев вели они бит­ву, ни днем, ни ночью не давая оккупантам покоя. Фашистские листовки расписывали, что в ка­такомбах десять тысяч партизан, а их было ровно в десять раз меньше. Боевые награды во всю грудь напоминают сейчас Ники­фору Дмитриевичу о том вре­мени.

…И снова много у него долж­ностей, только должности те­перь — общественные. В его до­машнем музее — и алая повязка красногвардейца, и диплом вете­рана пионерского движения Одесщины, и свидетельство о том, что когда-то довелось Никифору Дмитриевичу организовывать в городе у моря комсомол…

Он и сына назвал в честь ком­сомола — Кимом. А старшего — в память о Владимире Ильиче… В комнате — большая карта обоих полушарий. Хозяин пере­ставляет на ней флажки, следит за сыновьями. Первый помощ­ник капитана танкера «Ленинград­ский комсомолец» Владимир Голубенко сейчас на подходе к Ку­бе, а капитан дальнего плавания Герой Социалистического Труда Ким Голубенко на своём сухо­грузе «Ялта» держит путь в Бра­зилию. И есть на столе фото­графия: крепко обнимает Кима весёлый Юрий Гагарин…

Никифор Дмитриевич показы­вает стопку конвертов с берегов Невы: в 357-й школе — его по­стоянные корреспонденты. О Ле­нинграде говорит с нежностью, считает, что его смело можно назвать лучшим местом на зем­ле, если бы. Если бы не было Одессы…

Потом заводит старую пластин­ку, и чуть хрипловатый голос Утёсова заполняет собой всю квартиру:

«Есть город, который мне снится во сне.
О, если б вы знали, как дорог
У Чёрного моря явившийся мне
В цветущих акациях город…»

Прикрыв глаза, хозяин блажен­но подпевает… Я ухожу, а песня всё плывёт вслед. Плывет над притихшим в этот поздний час Большим Фонтаном, где когда-то Никифор Дмитриевич организо­вывал Дом спартаковцев… За такие вот добрые дела неофи­циально считают его на Большом Фонтане «главным человеком».

3. КАПИТАН, УЛЫБНИТЕСЬ!

Болельщики КВН, конечно, помнят блестящий взлет на телевизионном экране весёлых и находчивых из Одессы. Поэтому, оказавшись здесь, я никак не мог отказать себе в удовольствии встретиться с бывшим легендар­ным капитаном одесской сборной Валерием Хаитом, дабы провести с ним нечто вроде блиц-турнира КВН. Мы сделали только один круг по скверу на площади Мар­тыновского — и блиц-турнир был завершён.

— Я почти не сомневаюсь, Ва­лерий, в том, что твой любимый город — Одесса. Если я прав, то, пожалуйста, объясни, почему ты такого мнения?

— Не первый век самым луч­шим городом считается Ленин­град. То, что я на сегодняшний день считаю самым лучшим го­родом Одессу, свидетельствует лишь о том, что я ещё не был в Ленинграде.

— Какую самую яркую встре­чу, самое доброе воспоминание Одесса тебе подарила?

— Я бы мог сказать, что са­мой яркой встречей была встре­ча на одесском вокзале нашей команды после победы над командой Московского медицин­ского института, если бы память об этой встрече за шесть лет не потускнела. А самое доброе воспоминание связано опять-таки с нашим возвращением после финала кубка чемпионов, когда мы проиграли Баку. Честно гово­ря, мы рассчитывали тогда в Одессе на более холодный приём.

— Как ты относишься к одес­скому фольклору? Правда ли, что он беднеет?

— Если даже и беднеет, то, как известно, бедность — не по­рок. А вообще-то, кто сказал, что одесский фольклор беднеет? Бук­вально вчера сам наблюдал та­кое… Выходит из Филармонии какой-то приезжий, останавливает так­си: «В гостиницу «Красную»!» Шофёр посмотрел на него стран­но: «Садитесь». Проехав двадцать метров, остановился: «Прошу!» Пассажир возмутился: «Что, уже?! Почему же вы раньше не ска­зали, что это совсем рядом?!.» На что таксист пожал плечами: «Я думал, вы хотите с шиком…»… Наша команда КВН тоже не отказывалась от родного фольк­лора. Вспомните хотя бы такие куплеты:

«В Москве уже давно ещё не вечер,
в Одессе, как известно, тоже ночь…»

— Если бы не было Одессы, в каком городе ты предпочёл бы жить?

— Если бы не было Одессы, мне бы уже было всё равно…

— Самое любимое одесское выражение?

— Не только любимое, но и вечное. В будущем оно будет звучать примерно так: «Граждане пассажиры, отпустите заднюю дверь! Мужчины, продвиньтесь вперёд на одну женщину! Раке­та отходит через пять секунд!»

— Чего же, на твой взгляд, не хватает Одессе, чтобы стать абсо­лютно идеальным городом? Что для этого ей надо добавить из других городов?

— Для того, чтобы Одессе стать идеальным городом, надо не добавить, а отнять: не­множко отнять «других горо­дов». А именно — приезжих. Слишком много их тут летом. Как сказал Ньютон, летом на Ланжероне яблоку негде упасть…

— Кого из бывших знаменитых одесситов ты бы прописал сюда обратно?

— Того, кто рискнул бы выпи­саться из Москвы.

 ***

БЫЛ вечер. Куранты тихо перезванивали мелодию из «Белой акации». Порт перемиги­вался огоньками. Вдоль Примор­ского бульвара браво прогулива­лись бронзоволицые парни в бескозырках. С явным одобре­нием и вместе с тем с лёгкой иронией наблюдали за ними со своих скамеечек старички в па­русиновых фуражках, какие были модны, наверное, лет сорок на­зад… У памятника Дюку кто-то встречался, кто-то прощался…

Я тоже прощался. Прощался с городом, который подарил мне три хороших дня. Некоторые из впечатлений этих дней теперь пы­таюсь передать. Только некоторые. Я же честно предупреждал, что не в силах рассказать о всей… прости, дорогой читатель, «за всю Одессу»…

 ***

В ОБЩЕМ, появился этот материал в «Смене». А назавтра — моя же беседа с замечательным кинорежиссёром Отаром Иоселиани, который журналистов вообще-то не жаловал, интервью не давал. Мне повезло. Коллегам и читателям и то, и другое, вроде, понравилось. Однако ещё через день — грозный вызов в Смольный, где заведующий отделом пропаганды Царёв и инструктор Осипов, чуть ли не размахивая кулаками, «дуэтом», «на ты», передали «мнение» первого секретаря обкома Романова:

— Безобразие! Одна за другой — две политические ошибки! Две явных антисоветчины! Великий Ленин называл кино «важнейшим из искусств», а твой Иосилиани сравнивает профессию кинорежиссёра с занятием официанта, которому надо как-то умудриться пронести поднос с тарелками и бутылками сквозь танцующую толпу… И ответь: зачем ты попёрся именно в местечковую Одессу?! Зачем этот еврейский город стал ещё воспевать?! Что у нас мало городов русских?! А Голубенко у тебя явно для маскировки! Учти, допрыгаешься!..

В итоге редакционное начальство влепило мне «строгача» и даже, по сути, на год лишило рабочего места.

Обитавший тогда в Ленинграде Миша Жванецкий, с которым я уже был знаком, попросил «на Одессу не обижаться». А я и не думал на неё обижаться: наоборот — полюбил ещё больше!

Вот почему сейчас за неё страшно стократ…