Александр А. Локшин: Кислощеев и швабры

Loading

Так вот, в субботу, как раз накануне так называемого дня (нрзб), меня и некоторых других профессоров, а также всех поголовно доцентов и аспирантов вызвали в начальственный кабинет и велели отправиться в соседний корпус. Там нам должны были объяснить цель нашего прихода.

Кислощеев и швабры

(эпизод из жизни Института математической философии)

Александр А. Локшин

Продолжаю разгребать бумаги профессора… Наткнулся на несколько листов, где он вспоминает о делах давно минувших дней. К сожалению, год, к которому относятся описываемые им события, точно установить мне не удалось. Итак, вот, что пишет Кислощеев:

«…В тот год я еще работал в Институте математической философии, откуда мне пришлось позднее уволиться из-за моего дурного характера и неумения скрывать свои мысли. Кстати, удивительно, что эти люди терпели меня так долго.

Так вот, в субботу, как раз накануне так называемого дня (нрзб), меня и некоторых других профессоров, а также всех поголовно доцентов и аспирантов вызвали в начальственный кабинет и велели отправиться в соседний корпус. Там нам должны были объяснить цель нашего прихода.

Уже тогда я был возмущен бесцеремонным обращением с цветом научной мысли (каковой представляли все вызванные профессора, а также некоторые доценты и аспиранты), но сдержался, призвав на помощь все свое самообладание! В тот момент я и представить себе не мог, что нас ожидает.

А произошло следующее. Некий наглец, представившийся (нрзб), попытался заставить нас мыть туалеты, в которых были явственно различимы следы представителей конкурирующей с нами научной школы. Когда этот гнусный тип собрался вручать нам швабры и ершики, большинство профессоров и доцентов, к моему удивлению, выказали полную покорность судьбе… Именно это ошеломило меня больше всего, и я упал в обморок, не подавая признаков жизни (как мне потом сообщили).

Только это и спасло нашу тогдашнюю школу квантовой философии от тотального унижения с последующим обращением с нами как с опущенными философами. Все внимание присутствующих немедленно переключилось на меня, возможно, в связи с моей мировой известностью. Тряпки, швабры и прочие туалетные принадлежности были отброшены в сторону, и две наиболее привлекательные аспирантки стали делать мне искусственное дыхание. Но ничто не помогало. Упомянутый представитель (нрзб), собрав свои швабры, принялся по рации связываться со своим начальством:

— Кислощеев помер, — сообщил он бесцветным голосом, — его уже полчаса пытаются откачать, но безрезультатно…

— Немедленно прекратите откачивание, — хрипло ответила рация, — это в наших интересах, как вы понимаете. Срочно вызывайте рефрижиратор.

Надо сказать, что я к тому времени уже очнулся, но сознательно не подавал виду. Тогда мне было всего-навсего 72 года, и я, как мужчина, не только не “вышел в тираж”, но мог дать фору любому сорокалетнему. Расставаться с обществом прелестных аспиранток мне совершенно не хотелось. Однако, услышав про рефрижиратор, я призадумался.

В раздумье я слегка приоткрыл левый глаз, что, к сожалению, заметил представитель (нрзб).

— Кислощеев ожил, — сообщил он своему начальству по рации все тем же бесцветным голосом.

В ответ раздался все заглушающий электрический треск и, возможно, что-то нецензурное (что именно, не удалось разобрать).»

На этом запись профессора обрывается.

Конечно, хотелось бы узнать, приехал ли рефрижиратор, и как сложилась дальнейшая судьба двух прелестных аспиранток. Но ничего об этом в архиве профессора обнаружить не удалось.

6 мая 2023       

Print Friendly, PDF & Email