С разрешения старшей сестры (она же сестра-хозяйка) мы вышли во дворик и сели на деревянную лавку. А сама эта сестра тоже вышла покурить, но остановилась у крыльца, блестя на солнце накрашенными губами. Погода, кстати, была прекрасная.

Орфей

Александр А. Локшин

С разрешения старшей сестры (она же сестра-хозяйка) мы вышли во дворик и сели на деревянную лавку. А сама эта сестра тоже вышла покурить, но остановилась у крыльца, блестя на солнце накрашенными губами. Погода, кстати, была прекрасная.

— Ну как, Орфей Петрович, — спросил я, — не грустно ли вам тут?

— Нет, Саня, — ответил он с готовностью, — здесь мне самое место. Намного лучше, чем дома. Телевизор работает. Кормят кашей, творожок дают, пюре — в самый раз для таких, как я. (Он улыбнулся беззубым ртом.)

— А поговорить-то есть с кем? — спросил я.

— Не особо, — ответил он, — но зато я сам с собой сколько хочу разговариваю.

— Ну, с самим собой-то, наверно, неинтересно, — заметил я вопросительно.

— Очень даже интересно, — возразил он. — И, главное, безопасно. Никто не может подслушать и потом куда-нибудь (тут он понизил голос) сообщить.

Он отвернулся и стал увлеченно смотреть на местных упитанных голубей.

Мне показалось, что я могу оставить его одного, пусть поговорит сам с собой, раз это его вполне устраивает.

Поднявшись с лавочки, я подмигнул старшей сестре, которая все еще стояла у крыльца и блестела своими губами. Но тут он позвал меня:

— А помнишь, Саня, как мы с тобой к Ленину ходили?

— Что-то не припомню, — не сориентировался я.

— Конечно, ты мог забыть… Ведь еще ребенком был, пятилетним. Ленин, помню, словно вчера это было, убедительно тогда попросил: “Уберите этого ребенка отсюда. А то он все услышит, а потом разболтает государственную тайну, и его придется расстрелять.”

Тут я кивнул, мысленно поблагодарив Ленина за его чуткость, сохранившую мне жизнь.

— Кстати, — продолжал Орфей, — ты ведь сын Керенского?

— Да, — ответил я, — действительно так. Я сын Керенского, но внебрачный.

— Вот оно что, — обрадовался Орфей, — теперь понятно, почему у тебя другая фамилия.

(Я опять кивнул.)

— Кстати, — добавил он, — Керенский был гений, а ты вот не гений, Саня. Оно и понятно, на детях гениев природа отдыхает.

Тут он глубоко задумался, а я снова поднялся с лавки, собираясь тихонько уйти. Медсестры у крыльца уже не было; ей, скорее всего, наскучил наш разговор. Но Орфей снова позвал меня:

— А правда, Саня, сейчас стало лучше жить, чем раньше?

— Кто бы спорил, — сказал я.

— Это потому, что нас захватили инопланетяне, — объяснил он. — Теперь всюду порядок. Трамваи приходят вовремя, по расписанию, не то, что прежде. И нет такого вторжения в личную жизнь, как раньше.

— Да? — удивился я.

— Вот ты не знаешь, Саня, а под меня трижды пытались подложить одну и ту же ученую даму, со степенью. Чтоб потом меня шантажировать…

— Какое безобразие, — сказал я. — И вас жалко, и даму эту самую.

— Даму не жалко, — жестко отрезал Орфей, но не объяснил, почему. — А вот меня обдурить им не удалось. Грубо работали, без фантазии.

— Очень интересно, — сказал я. — Но в чем же, в чем была их ошибка? Ученая степень была ненастоящая?

— Какая разница, — ухмыльнулся Орфей беззубым ртом. — Мне было все равно, настоящая или ненастоящая. Я же принципиальный девственник. Поэтому мне было легко устоять. И потом я тоже устоял. И после этого. Ни разу, слышишь, не изменил себе!

— Я горжусь вами, — пробормотал я и увидел, как на его глазах показались слезы.

— Вы на него плохо влияете, — сказала внезапно подошедшая медсестра Крашеные Губы. — В следующий раз приходите не раньше, чем через месяц.

2 июля 2023