Большинство, скажем так, искривлений в политике берут своё начало в годы романтической горбачёвской перестройки (слово это прежде писал с большой буквы, больше не хочется). Вся страна встала на борьбу с привилегиями партийной номенклатуры. Факты и фактики, коими оперировали громкоголосые витии, на сегодняшнем фоне смотрятся примерно так, как мечта советского человека — автомобиль «Жигули» — рядом с шестисотым Мерседесом

Ехали-приехали

Яков Махлин

ТИХОЙ САПОЙ

 НАЧНЁМ С НАЧАЛА

Большинство, скажем так, искривлений в политике берут своё начало в годы романтической горбачёвской перестройки (слово это прежде писал с большой буквы, больше не хочется). Вся страна встала на борьбу с привилегиями партийной номенклатуры. Факты и фактики, коими оперировали громкоголосые витии, на сегодняшнем фоне смотрятся примерно так, как мечта советского человека — автомобиль «Жигули» — рядом с шестисотым Мерседесом.

В Мурманске довелось присутствовать на встрече с избирателями кандидата в президенты Российской федерации Ельцина. Борис Николаевич говорил исключительно о борьбе с привилегиями, всю дорогу повторял:

— Вы даже не представляете размеры этих привилегий…

Выражались они большей частью в пайках с надписью: «Свободно от радиации». Ну ещё в дачах за деревянным забором змеиного цвета, прозванных в народе «гадючниками». Достаточно раскрыть дневники сына Хрущёва Сергея, чтобы представить себе эти хоромы с удобствами во дворе. Нынче даже заштатный райцентр Житомирщины — Коростышев — оброс белокаменными дворцами за трёхметровыми железными заборами. По количеству и стоимости превосходящими дачи ЦК КПУ и Совмина вокруг Киева.

Помнится, любое предприятие столицы Украины заботилось о базах отдыха для рабочих. Комбинат печати соорудил колонию из домиков на сваях в районе Чертороя. За мизерную плату, а то и за безденьги, семья любого полиграфиста или корректора могла провести месяц на чистом песчаном пляже. О стационарных базах отдыха и санаториях уже не говорю. За время работы в многотиражке завода «Арсенал» несколько раз побывал на заводской базе под Конче-Заспой и даже в заводском санаторном корпусе в Трускавце.

Что стало с теми базами отдыха не знаю, но догадываюсь. На примере внушительного корпуса, возведённого кондитерской фабрикой им. Карла Маркса в Конче-Заспе. Он славился отличным пищеблоком и даже санчастью. Всё в прошлом. Знаменитая на весь Союз фабрика (одни Киевские торты на чистом сливочном масле чего стоили!) потеряла имя и фамилию основоположника марксизма, зато приобрела один слог из паспорта нового владельца Порошенко, стала называться «Рошен». Хочется поинтересоваться: комфортно ли ему бороться за чаяния народа в отобранной у народа базе отдыха? Покой хозяина и его присных охраняет капитальный забор с соответствующей сигнализацией, и вооружённая до зубов охрана. Положенная ныне по статусу привилегированному слуге народа.

 ВСЕ ПО ДОМАМ!

 Президент Российской федерации Ельцин росчерком пера распустил «руководящую и направляющую» коммунистическую партию, а президент СССР и генератор перестройки Горбачёв ещё сидел в Кремле. Из независимой Украины дошли слухи, что новоизбранный глава республики Кравчук порекомендовал (к данному глаголу он прибегал многие годы, пока входил в руководящую тройку Киевского ЦК, ареопага компартии УССР), то есть, издал указ. Обязал граждан, прописанных на Украине, как можно скорей возвернуться в родные пенаты.

В городке на границе с Финляндией, в Ковдоре, выходцы из подчинённых Киеву областей волей-неволей стали кучковаться. В большинстве — инженеры и техники из Кривого Рога. Работа на Севере бронировала жилую площадь в южных областях и удваивала зарплату полярными надбавками. Терять такие преимущества не хотелось. Они, собственно, и подвигли на переезд в эти неласковые края. Но перспектива не вернуться в места, откуда родом, тоже не улыбалась.

На меня ещё давили семейные обстоятельства. Отцу за восемьдесят лет, он остался один в квартире. Без ухода, мама умерла. Опять же сыну поступать в институт. Не хотелось, чтобы он жил вдали от семьи. Да и здоровье начало пошаливать. Полярные надбавки — ни что иное, как компенсация за девятимесячную зиму и дефицит кислорода в атмосфере. Спустя год отреагировал на призыв (указ, приказ — ненужное зачеркнуть) бывшего товарища, а теперь господина Кравчука и вернулся восвояси.

Некоторую недальновидность сего поступка ощутил на себе лет через десять. Во время обмена паспортов советского образца на документы с трезубцем на обложке и сине-жёлтым флагом на титуле.

Несколькими месяцами ранее ко мне в редакцию пришла преподавательница киевского университета и сказала: спасайте ребёнка, его третируют, как еврея! Оторопел и выпалил:

— Он же наполовину!

— А им всё равно, хоть на одну шестнадцатую…

Так получилось, что у меня — единственного из четырёх членов нашей семьи — в метрике место рождения: г. Киев. Родители отца — киевляне, но родился он в Екатеринославе, куда его отец, мой дед, водил баржи со свеклой на сахарозаводы Терещенко. Жена моя — уроженка севера, сын родился в Ковдоре. Ему и мне в выдаче нового паспорта отказали. О себе не переживал. Нам, пенсионерам, плевать на угрозы да неудобства. Пенсии всё равно не хватало сходить один раз в продуктовый магазин. Но у сына только-только улеглись неприятности в университете, ему пришлось перевестись в Харьков. Отсутствие гражданства вполне могло послужить основанием для исключения.

Знающие люди советовали встретить в коридоре милиции полковницу и решить вопрос при помощи пухлого конверта. А я трепыхался, махал удостоверением ответственного секретаря автомобильного журнала, который выходил под эгидой милиции. И, знаете, помогло. Или полковница в тот день ушла на больничный и я попал к её заместителю.

 ПРЕДЛОЖЕНИЕ И СПРОС

 Знал, где буду работать, до возвращения в Киев. Мне держал место наставник по предыдущей киевской жизни и газете Евгений Михайлович Северинов. После отвсекства в «Комсомольском знамени» он поработал помощником капитана дальнего плавания, зав. отделом в журнале ЦК КПУ и зав. отделом в украинском отделении ТАСС (РАТАУ, Радиотелеграфное агентство УССР). Михалыч убедил: хватит, повкалывали на агитацию с пропагандой, пора заняться делом в виде журнала для автомобилистов «Сигнал». Крыша, правда, милицейская, но редактор свой парень, журналист по образованию и навыкам. Не жизнь — лафа, без всяких закидонов в политику. Автомобиль ни в какой партии не состоит, у него свои благородные задачи.

Журнал — подобие московского «За рулём». С эксклюзивным правом рассказывать о перспективах завода, выпускавшего самый дешёвый и проходимый «Запорожец». О его преобразованиях в переднеприводную «Таврию».

Прежде в Киеве выходило всего-то пять русскоязычных газет — две республиканские партийные, одна комсомольская, одна детская и газета Киевского военного округа. Плюс две многотиражки — железнодорожников и авиазавода Антонова. Расчёт окончен. Вернулся и попал в море русскоязычных изданий на негосударственном языке. Выходили они на русском отнюдь не в пику бывшему идеологу ЦК КПУ, а ныне президенту независимой Украины Кравчуку. Сугубо по причине спроса. Это я вам говорю, как ответственный секретарь «Сигнала». Название с перспективой — оно одинаково писалось и звучало на украинском и русском. Украинский вариант выпускали себе в убыток. Тираж не покрывал стоимости бумаги и краски, не говоря уже гонорарах переводчикам.

Вариантом на гос. языке автомобильный журнал коренным образом отличался от целой стаи русскоязычных изданий. Каждая партия, не говоря уже об олигархах, обзавелась печатным органом. Прямо-таки по картине художника Саврасова «Грачи прилетели». И все крикливые. Наивные мы люди, я по крайней мере. Всё не верили на слово генерал-лейтенанту и поэту-партизану Денису Давыдову. Он ещё в середине девятнадцатого века предупреждал (предостерегал): «Каждый обирала… корчит либерала».

Каждая газета или журнал утверждали, что именно она (он) глаголит истину. Благо, за типографией дело не стояло. Бывшие партийные — областная и республиканская в «Доме печати» — с удовольствием пожирали заказы. Два раза почти по году подписывал частные газеты и стоял в живой очереди таких же главных редакторов. До провозглашения независимости печатные органы возглавляли просто редакторы. Теперь бери выше, появились шеф-редакторы и гл. редакторы.

Еженедельников — вообще пруд-пруди. В одних довелось поработать обозревателем (с обязанностями литсотрудника), в других на гонораре. На жизнь более-менее хватало. Поскольку пенсия, выслуженная на севере, не превышала купюру в 50 гривен. А в некоторых изданиях, например, в клоне американской газеты «Новое русское слово» — в «Зеркале недели» — одно время долларами платили. За материал в полосу формата «Правды» (уж простите за привычную для журналиста моего возраста единицу измерения газетной площади) выдавали на руки те же 50, но с портретом американского президента. Для интересующихся сообщаю: на купюру в 20 долларов можно было накормить и напоить в ресторане 20 гостей.

Всё бы хорошо, да стабильности никакой. Газеты и журналы периодически закрывались, им на смену тут же появлялись другие. Как правило, с теми же главными или шеф. редакторами во главе. Что означало: контора коренным образом разошлась во взглядах со спонсором и тут же нашла другого богатенького папика.

 И В ЛОБ, И ПО ЛБУ

  У обоих моих нанимателей элементарно закончились деньги. Или они нашли им другое применение — в виде покупки заводов и пароходов. А я — работник старой закалки — успевал обрасти авторами. Теми, что вывозили на своих плечах самую читаемую 16-ю страницу московской «Литературной газеты». Феликсом Кривиным (киевлянином, осевшим в Ужгороде и прославившем его), Владимиром Орловым из Симферополя. И прочими мастерами пера. Мои газеты раскупались в киосках без остатка.

Издание приказало долго жить, а в запасе столько блестящих юморесок знаменитых авторов. Жизнь щедро подбрасывала хворост в огонь их творчества. Неловко перед корифеями, всё-таки убедил их посылать мне первые экземпляры. По глупости душевной решил поделиться богатством с набиравшей силу (и страниц) газетой, кажется, она называлась «Всеукраинские ведомости». Напросился на приём к главреду, выкормышу «Вечернего Киева». Пока тот листал мою папочку, я рассматривал фотографии на стенах кабинета. На каждой — хозяин апартамента, рядом кого только нет. То и дело ловил себя на мысли, что при столь почитаемом лице хочется привстать. Минут пять спустя аудиенция подошла к концу. Главный захлопнул папочку и выдал резюме:

— Владимира Орлова печатать не будем, стихи — протухшее чтиво. А вот Феликс Кривин мог бы пригодиться. Если бы не хихоньками да хаханьками занимался, а прислал репортаж из тайного публичного дома в Ужгороде.

Попадались и не столь беспардонные ценители. В «Зеркале недели» заведующий отделом юмора отложил в сторону несколько новелл Феликса Кривина и по секрету сообщил:

— Обязательно опубликуем, но позднее. Как только определюсь с подборкой своих карикатур. Хотелось бы поместить их в привлекательном окружении. Феликс Кривин — как раз то, что надо!

В иных изданиях гонорары выплачивали два раза в месяц (звучала фамилия Березовского — «кошелька» президента Р.Ф. Ельцина, произносилась почему-то с придыханием). И оба раза сей праздник иначе, чем «День благодарного автора», не назывался. Чуть ли не в каждой редакции натыкался на тернии да ухабы, низводящие журналистику до уровня плинтуса и ниже. О качестве материалов никто не говорил. На первый план выходили отношения с главным редактором, с его спонсором, на худой конец — с заведующим отделом.

 МЕДИЦИНСКАЯ ГАВАНЬ

 В журналистской тусовке на судебном процессе над сектантами из «Белого братства» случайно разговорился с доктором, принявшим в своё время на работу математика Кривоногова — идеолога и создателя секты — в серьёзное медицинское заведение. Молодой учёный-медик в своё время был приглашён из Архангельска в Киев. Кстати, великий Амосов тоже архангелогородец. И организатор авиастроения на Украине Антонов родом не из Шепетовки. Развал Союза лишил разработки, которыми занимался доктор, финансирования. Руководство научного заведения поспешило избавиться от непрофильной номенклатуры.

Доктор ощутил себя всадником, сброшенным на полном скаку с лошади. Наработанные методики, избавляющие человека от боли, вот-вот обещали реальные плоды. Но ничего другого, как организовать частную клинику не оставалось. В эти недели наши дороги пересеклись. Совсем не трудно, даже приятно, в занимательной форме изложить на бумаге советы да рекомендации. Как не помочь человеку, занимающемуся благим делом?

Параллельно с научно-популярными книгами помог доктору освободиться от морального груза, от довлеющей над ним несправедливости, связанной с ликвидацией его непрофильного отдела в научном институте. Получилось что-то вроде автобиографической повести «Сохраняю самообладание». Не успел оглянуться, как вокруг моего доктора сплотились коммерсанты.

Всё сомневался, получилась у меня повесть или нет? По давней литстудийной привычке отнёс рукопись Мирону Петровскому. Обычно морочил ему голову своими эпиграммами да фельетонами. Мирон прочёл и сказал, что повесть заслуживает быть опубликованной. Вдохновился и отнёс в единственный в Киеве «толстый» журнал под названием «Радуга», переименованный в горбачёвскую перестройку из «Советской Украины». Повесть вышла в нескольких номерах журнала и была отмечена премией.

Единственное, что себе позволил — с оглядкой на читателей журнала — снял в последний момент приписку про литературную запись. Повесть — от первого лица и «лит. запись» явно дисгармонировала с текстом. Думал, вставлю справку о своём участии в отдельное издание книги. Но меня опередили. Высокопоставленный пациент доктора, член Союза писателей (классик современной украинской литературы Михаил Слабошпицкий — утверждает помянутый в конце моих раздумий политический деятель и приверженец гопака) быстро-быстро перевёл книгу, издал на украинском, принял моего доктора в Союз писателей. Хотя отлично знал историю рождения рукописи.

Покоробили вмешательства проворного книгоиздателя. В моём изложении доктор позволял себе лингвистические отступления типа: «Мне кажется, что старинное русское «лекарь» более отвечает смыслу нашей профессии, чем бесцветное врач». В переводе автор, русский до костей, утверждал, что украинское «лікарь» точнее русского «врач».

Надо было бы призадуматься. К тому времени тогдашний президент страны Кучма издал свою исповедь «Украина — не Россия». При помощи литературной записи профессиональных литераторов. Вышла она в свет на русском языке…

 А ТУЧИ СГУЩАЛИСЬ

 Киев пустел, жители потянулись на юг. Первым из моих друзей уехал в Израиль Евгений Михайлович Северинов. Украинец по паспорту, русский по культуре, отлично усвоивший рідну мову. Падчерица поступила и окончила киевский пединститут — Евгений Михайлович её удочерил и дал свою фамилию. В середине девяностых, когда убедилась, что с работой в Киеве не выходит, уехала в Израиль. Вслед за ней собрались мать и отчим.

С Борисом, всю жизнь проработавшим выпускающим в «Комсомольском знамени», мы столкнулись на квартире жены Михалыча, помогали раздавать книги знакомым. Я тогда унёс домой толстенный словарь на идише-русском, фактически ни разу им не воспользовался. Засела фраза, брошенная вскользь напарником:

— А знаешь, когда придёт наш черёд уезжать — нам некому будет раздавать книги.

Как в воду смотрел. Сужу по библиотекам знакомых, что уходят из жизни. Наследники, не глядя, сваливают богатство в мешки и везут в макулатуру.

Новые технологии отодвинули в сторону издания на бумаге. Одна за другой поисчезали газеты на русском, а там и на украинском. В киосках календари да листки с кроссвордами и детективами. Перестали выходить «толстые журналы» украинских литераторов. Почти сразу же. Громкоголосая Спілка пісьменикив даже пальцем не шевельнула. А вот «Радуга» продолжала жить. Уж как её ни душили, требовали дублировать на украинском стихи и прозу. Просто запрещали. Журнал вновь и вновь появлялся, хотя бы в виде альманаха.

Фактов и фактиков постепенного удушения русскоговорящего Киева — пруд пруди. В девяностых Киевский мединститут (отросток медицинского факультета университета Св. Владимира, его закончил великий Михаил Булгаков) озаботился переводом на государственный язык предметов преподавания. На гранты, оплачиваемые миллиардером Соросом из-за океана. К началу нового века выпускники вузов писали по-русски с грамматическими ошибками. И говорили соответственно. Зато владели английским. Что и явилось пропуском в США и прочие западные страны, организовавшие охоту за будущими специалистами с первых курсов. В результате отпрыски большинства новоявленных патриотов умотали в хлебные места. Вот и ещё одна причина, почему в подавляющем большинстве дети высокопоставленных родителей избежали в военное время призыва в армию. По веской причине. Они давно граждане цивилизованных, как сами утверждают, стран.

Сменивший Кучму на посту президента Украины Ющенко умудрился внести свои пять копеек во все крепнущее разделение страны на две говорящие и думающие на разных языках группы. На святое 9 Мая он ещё не покушался, но выразил на бигбордах своё отношение осколком бандеровского лозунга: «Героям — слава!». Обвесил ими дороги в городах и между городами.

На арену выскочила партия, запачкавшая великое слово «Свобода». Не знаю, следствие ли она игры между боровшимися за власть кланами, или сама по себе вызрела, но стало совсем не до смеха. Начнём с того, что организатор и главный идеолог — проктолог по диплому. Согласитесь, для партии, претендующей на интеллектуальные высоты — довольно символическая профессия.

Время не шло — летело. Представители Меджлиса крымских татар забыли о претензиях к украинским властям Крыма и все как один перешли на украинский язык. Возмущениям их имперскими замашками «соседней державы» можно было бы посочувствовать, если бы Крымское ханство столетиями не промышляло разбоем на литовских и русских землях. Запорожская сечь возникла на путях набегов крымцев на Польшу. Батый сжёг Киев в тринадцатом веке один раз, а сколько раз крымские ханы громили и грабили город? Интересно, кто-нибудь из деятелей Меджлиса подсчитывал?

Куда щука с окунем, туда и рак с клешнёй. Порой принимая вид вполне симпатичной молодой женщины. Говорю о молодом депутате (простите, депутатке) Верховного Совета от очередной партии власти. Вряд ли в свои двадцать с хвостиком она успела обзавестись солидным капиталом. Но приобрела жильё в престижном районе Киева — на Печерских холмах. Молодую даму не устраивает домашний адрес, ей не по душе, что живёт и прописана на ул. Московской. Самой древней улицы Киева после средневековья. Все остальные магистрали, в том числе Крещатик, проложены на столетия позднее.

Дореволюционный русскоязычный Киев Булгакова с его домами, возведёнными по индивидуальным проектам, отступал в прошлое ещё в шестидесятых-семидесятых годах. Правобережье и Левобережье оккупировали стандартные многоэтажки. Не сразу и разберёшь, куда тебя занесли метро, автобус или такси. Всё равно, спасибо новостройкам, в благоустроенные квартиры переселялись из коммуналок коренные киевляне. Для многих расставание с улицей Толстого или Мариинским парком стало трагедией.

В основном новостройки заселяла привлечённая из областей, чаще из западных, рабочая сила. Этим людям безразлична историческая топонимика города, им не уразуметь, что, например, улица Прорезная прорезала защитный вал времён Ярослава Мудрого. Или, что Большая и Малая Подвальные обязаны своим названием не подвалам (подполам) для хранения провизии, а, опять же, защитному Валу Ярослава. Вдоль которого они располагались. Увеличившим население города вдвое, потом втрое, ближе по духу не легенды и мифы Киева, а воспоминания детства, связанные с совсем другими ландшафтами и обычаями.

Все эти цветочки породили зловещие плоды, особенно после февраля 2022 года. О них достаточно известно, не буду касаться кровоточащих ран. Ограничусь минимумом личных впечатлений, полученных вдали от Киева. Четвёртый год из-за ковида живу вдали от города, на самом настоящем хуторе. Информацию получаю исключительно из телевидения, а она, мягко говоря, весьма тенденциозна. Поневоле сравниваю с впечатлениями детства и юности, потом зрелости. Волосы дыбом становятся.

(Окончание следует)