Конечно, я немного преувеличиваю… Есть и смелые дирижеры, и смелые программы, где исполняют «Турангалилу», или музыку героев Дармштадта и Донауэшингена, или каких-нибудь малоизвестных африканцев или латиноамериканцев.
АВАНГАРД ПО-БЕРЛИНСКИ
Побывать в Берлине и не сходить на концерт «БЕРЛИНСКИХ ФИЛАРМОНИКОВ» — невозможно представить. Этот оркестр уже несколько лет назад признан лучшим оркестром мира, а дирижер Кирилл Петренко — лучшим дирижером со времен Караяна.
Конечно, все эти рейтинги и баллы обманчивы, составляют все эти списки живые люди, и у каждого свои предпочтения и свои фобии. И каждый любитель музыки имеет в душе свои собственные списки, и готов доказать что лучше всех был Клаудио Аббадо или Леонард Бернстайн.
(добавьте, что вам понравится)
Однако несколько раз побывав на концертах оркестра под управлением Кирилла Петренко (последний раз в прошлом сезоне в Карнеги холл) я убедился , что в этом дирижере есть что-то магическое, и оркестр под его руководством звучит как-то по особенному. В любой музыке — будь то Бетховен, Брамс, Малер или что-то из 20 века.
Концерт, о котором я хочу рассказать, привлек и довольно диковинной программой.
4 композитора, из них двое еще живы, а двое других умерли сравнительно недавно. Все они, скажем так, «модернисты», все они писали музыку 20 (и 21 века), все они пытались создать музыку будущего.
Все они происходят из известных слов Арнольда Шенберга: «Моя музыка почти всем не нравится… Однако тем кто ее понимает, она нравится».
Публика Берлина — очень образованная и привыкшая ко всему. К любому авангарду, атональности, додекафонии и алеаторике.Ее, эту публику ничем не удивишь. Все равно будут хлопать и кричать «браво», а тихие «бу-у» не в счет.
Однако программа исполненная 14, 15 и 16 сентября 2023 года состоящая из 4х произведений антитональной и антимелодичной музыки все же не является мэйнстримом.
От этой музыки — при всем доброжелательном отношении и к композиторам и к исполнителям — быстро устаешь. Ухо (да и голова!) не настроены на 2 часа тяжелых диссонирующих аккордов и громокипящих ударных.
Все-таки традиционные программы симфонических оркестров всего мира, тот самый стандарт, который сегодня используется на всех континентах сделан логично и правильно: сначала сравнительно небольшое произведение современного композитора, что-то авангардное и совсем новенькое, какая-нибудь мировая премьера, написанная молодым человеком, который может быть composer–in–residence этого оркестра.
Далее следует инструментальный концерт: Моцарт, Рахманинов, Чайковский, Прокофьев, еще несколько известных имен. Играет солист (или солистка), знаменитость, или начинающий вундеркинд, или лауреат какого-нибудь недавнего конкурса.
Второе отделение — крупное симфоническое произведение: Бетховен, Брамс, Малер, Шостакович, иногда Хиндемит или Барток, возможен Сибелиус. Это то, отчего меломаны получат удовольствие.
Ну и пару бисов — что-то из легкой симфонической музыки. Возможен Брамс (конечно «Венгерские Танцы») Дворжак («Славянские танцы») котируется Гершвин или Бернстайн… Здесь энтузиазм публики зашкаливает, народ встает и кричит «Браво». Все расходятся радостные и удовлетворенные.
Конечно, я немного преувеличиваю… Есть и смелые дирижеры, и смелые программы, где исполняют «Турангалилу», или музыку героев Дармштадта и Донауэшингена, или каких-нибудь малоизвестных африканцев или латиноамериканцев.
Но это происходит редко. Все-таки отбить желание у местной публики покупать билеты на программы местного симфонического оркестра — огромный риск. Немало городских оркестров в США закрылись из-за ретивости молодых дирижеров исполнять что-нибудь такое неслыханное и несусветное…
Поэтому Кирилл Петренко совершил смелый поступок, предъявив берлинцам такую программу.
Да, в Берлине его любят. И ему доверяют. Но ведь эти любовь и доверие зарабатываются с большим трудом, а потерять все это можно в одночасье.
Да, публика на концерте хлопала в ладоши. Раздавались крики «браво»… Но как-то без особого энтузиазма.
Конечно здесь публика искушенная. Но и такая публика может почувствовать себя обманутой. Ведь они пришли слушать музыку, а не бесконечное постукивание по разным предметам, и бесконечное глиссандо в разных регистрах…
***
Ну а теперь кратко о программе.
Первым был Яннис Ксенакис, великий архитектор, и выдающийся композитор.
Могу похвастать — я с ним был слегка знаком. Ну, скажем так, пожимал ему руку. Однажды в Нью-Йорке, в начале 90х он давал концерт в таком зале Cooper Union на 14 улице. После концерта я подошел к нему, пожал ему руку, и мы обменялись несколькими фразами. Он был простой и доступный, без всякой охраны… Потом я увидел что после концерта он пошел в метро, которое было рядом, в соседнем здании…
Музыка Ксенакиса удивительно единообразна. У него, насколько я понимаю, не была раннего, среднего и позднего периода, как скажем у Бетховена или Скрябина. Он сразу вошел в музыка со своей стохастической системой (не буду разъяснять что это такое, займет слишком много времени). Его музыка вся в одном стиле, хотя конечно, однообразной ее не назовешь…
Его музыка интересная и весьма своеобразная, я бы сказал, но любить ее невозможно. Трудно представить себе человека, который «в минуту трудную» для утешения, поставит себе музыку какой-нибудь «Питопракты» или «Метастазис»… Эта музыка скорее не для утешения, а для возбуждения каких-то темных или даже диких эмоций…
Примерно так же выглядела пьеса, которую музыканты исполнили в начале концерта. Называется она по-гречески «Jonchaies», в переводе что-то вроде тростника или камыша… Наверное, в этом сочинении заложена какая-то глубокая философия, а также какие-то сложные математические формулы, как всегда у этого автора.
Но зрителям на это вообще-то наплевать. Зритель (он же слушатель) хочет услышать музыку.
Музыка была.
Начали с глиссандо всей струнной группы, постепенно вступали ударные, у духовых были отголоски каких-то псевдо-фолк мелодий .
Музыка то вздымалась наверх, то опускалась вниз, 5 ударников во всю лупили по своим «батареям». Потом были слышны какие-то нечеловеческие стоны, было довольно длинное и уникальное соло тромбона… В конце опять поднялась высокая волна всего оркестра… И вдруг тихонько заиграла флейта пикколо… На этом все и закончилось…
Вторым номером в этом концерте была пьеса молодого венгерского композитора Мартона Иллеса, (он родился в 1975 году), которая по венгерски называется Leg–szin–ter, а переводится как «Воздушные сцены». Это трехчастное сочинение — медленно, быстро, медленно — пронизано огромным количеством разных оркестровых трюков… Каким-то образом оркестр изображал дуновения ветерка, затем ветра, затем шторма и урагана, а потом опять к ветерку. Уместно будет вспомнить повесть Бориса Пастернака « Воздушные пути» где главное — это не сюжет повести, а природные явления — тучи, молнии, гром, дождь, ветер.
У композитора Иллеса все эти явления выражены весьма авангардными приемами.
Хотя можно ли это все назвать авангардом? Когда я ездил в начале 70х годов в Польшу, на «Варшавскую осень», все это уже было — и поскрипывания, и повизгивания, и постукивания по разным частям инструментов… С тех пор прошло более 50 лет.
Правда 2я часть неожиданно была яркой и эмоциональной, и Кирилл Петренко проявил себя здесь во всей красе: он невозмутимо вел свой корабль «по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там». Кульминация во второй части была офигенная, примерно 5 форте…
Ну а третья часть была в основном алеаторическая (то есть произвольная), музыканты мрачно развлекались. И совершенно неожиданный конец — все ушло в тишину.
Во втором отделении прозвучала музыка немецкого классика
Карла Амадея Хартмана (1905-1963)… Одно время его музыка часто звучала в Советском Союзе, ее любили исполнять «Виртуозы Москвы» под руководством Спивакова.
Хартман — серьезный композитор. Он не дожил, слава богу, до бурного расцвета авангарда, когда композиторы перестали писать ноты, а стали писать загадочные волнистые линии, которые не означают ничего, но делают вид, что они означают все…
Хартман писал ноты, причем делал это очень хорошо.
То, что мы услышали, называлось «Вокальная Сцена», и основана она на пьесе французского поэта и драматурга Жана Жироду «Содом и Гоморра».
Это сложная пьеса. (как впрочем и весь Жироду).
Построенная на библейском сюжете, она очень непростая, а вырванная из контекста пьесы, и вовсе недоступна для понимания. Я спросил у знакомого немца, он сказа что тоже мало что понял.
Впрочем понимать в этом случае не обязательно. Это искусство, не требующее понимания, а требующее сопереживания, сочувствия, эмпатии. Все это было достигнуто благодаря музыке Хартмана и великолепному певцу Кристиану Герхахеру, мощному баритону и замечательному артисту. Потрясающая дикция, понятно каждое слово, огромный диапазон, и все регистры звучат одинаково хорошо…Особенно ярко прозвучали слова которые певец произнес в конце, уже без музыки… Последнюю фразу можно перевезти так: «Это наступил конец света. Самый грустный из всех возможных.»
Мне кажется что произведение Хартмана написано в лучших традициях музыки 20 века… здесь можно услышать и влияния Стравинского, и Бартока и Хиндемита. Однако это сочинение именно в русле прекрасных гуманистических традиций музыки, доступной и понятной опытному слушателей.
***
Чего я бы не сказал о сочинении Дьердя Куртага, которое называется STELE… Название это означает СТЕЛА (в русском языке есть такое слово) именно в смысле каменной или мраморной плиты в память чего-то. Понятно дело, произведение довольно мрачное, трагическое, огромный оркестр, в котором 2 арфы и две Тубы ( это бывает довольно редко). Сочинение посвящено ментору и учителя Куртага Андрашу Михали… Понятное дело, здесь есть отсылки к музыке Михали, и к музыке Брукнера, которого оба композитора любили. Да, это искреннее сочинение, да в нем есть подлинная грусть и скорбь — но это довольно долго и скучно… Я слышал некоторые произведение Куртага раньше, и это было симпатично… Но эта «Стела» оставила меня равнодушным…
Короче говоря, в целом, несмотря на потрясающее мастерство дирижера и его музыкантов, в этой программе был некоторый перебор с авангардной, очень немелодичной и совсем негармоничной музыкой.
Все-таки это ведь не Фестиваль Суперсовременной музыки, а вполне себе регулярный филармонический концерт.
И формула, которую придумали музыкальные менеджеры, о которой я говорил выше — при всей ее консервативности — она работает.
Придумать новую формулу успеха — трудно…
А «Берлинер Филармоники» — все равно, одни из самых лучших в мире!
Фото Bettina Stoss. С любезного разрешения автора.
Спасибо.