За последние несколько лет, когда Гигантская Паутина накрыла весь мир, он превратился в деревню, где любая информация может быть легко получена, а любой человек сравнительно быстро найден, если он, конечно, не сделал пластическую операцию, кардинально поменяв лицо.
ГОРБУША
Мужчина лет восьмидесяти раздраженно посмотрел на начавший назойливо пиликать электронный будильник и быстро нажал кнопку выключения звукового сигнала. Уже утро, хотя за окном ещё не начало светлеть. Почти всю ночь шёл снег, намело прилично. За окном, в желтоватом свете уличного фонаря, и сейчас видны несущиеся почти горизонтально, гонимые холодным ветром мелкие снежинки. Снежинки — не люди, им всё равно куда лететь, где приземляться и как умирать.
Мыслей, особенно ночью, когда терзает бессонница, всегда хватает, они похожи на маленьких декоративных рыбок в аквариуме. Такой аквариум был у него в далёком детстве. Один раз он забыл вовремя поменять в нём воду, и все рыбки просто всплыли брюхом вверх, кроме одной, которая никак не хотела умирать. Никак!
Внезапно вспомнилась первая любовь. Та девчонка, которая не дождалась его из армии. Не дотерпела, ушла к однокласснику, значит, можно сказать, пренебрегла им. Так он стал женоненавистником. Но ничего, он им всем, всем сукам отомстил, когда переметнулся на другую сторону. Скольких испортил, снасильничал — не сосчитать. Он же власть, представитель новой власти, ему всё можно. Хотя, конечно, удовольствия было мало. Девчонки сопротивлялись изо всех своих жалких силёнок, плакали, извивались. Некоторые умудрялись даже плюнуть ему в рожу или сильно оцарапать. А одна, вроде спокойная на вид, чуть не выколола ему глаз неизвестно откуда взявшейся шпилькой.
В другом сне на мутно-раскрашенном фоне обычного городского пейзажа слышна буйная женская истерика, на заднем плане тихо плачут и беспорядочно ищут место, где можно спрятаться, хоть какое-то укрытие увязавшиеся за родителями малые дети и только старики бредут на место странного сбора, обычно предшествующего массовому расстрелу, молча, не теряя достоинства. Они давно вброшены в этот суматошный глупый мир, много чего на своём веку повидали, в какой-то мере пресытились жизнью и им на самом деле совершенно нечего терять. Годом раньше, годом позже, нет особой разницы. С собой на тот свет всё равно, по большому счёту, ничего не возьмёшь. Можно взять только честь или только имя.
А он сам идёт сбоку от этой, похожей на анаконду разношёрстной колонны, наводя порядок то руками, то ногами, то угощая нарушителей порядка прикладом автомата. А что делать, как их по-другому можно заставить, если словам и приказам не хотят подчиняться?
А этой ночью как раз и всплыло в памяти то самое весеннее утро 42-го года, когда всё в его жизни резко перевернулось. После недавно прошедшего сильного дождя поле боя было похоже на сплошное грязное месиво, где никому не известный художник пытался отобразить страшный, наполненный одновременно мистикой и реальностью фронтовой пейзаж, а невидимое глазу сказочное чудовище, возомнив себя Богом войны, громко и страшно кричит, ухает, свистит, рыдает или надрывно воет. Грязь засасывала, противно чавкая под сапогами, портянки на ногах сбились, но не было никакой возможности где-то присесть и, сняв сапоги, просто их перемотать. Это грозило большими проблемами, обещало обернуться к концу дня кровавыми мозолями, но этим некогда было заниматься. Их взвод уже третий или четвёртый раз пытался перейти из обороны в контратаку при поддержке бойко ползущих по многострадальной, перепаханной разрывами снарядов земле и временами изрыгающих ослепительно белые снопы пламени танков. Некоторые из них, с подбитыми вражеским огнём мощными гусеницами, уже никуда не могли ползти, но всё ещё судорожно вращали башнями, пытаясь напоследок угостить врага своей яростно кипящей, безумно горячей ненавистью. Затем в нескольких метрах от него с противно воющим и одновременно свистящим звуком упала сброшенная с фашистского бомбардировщика бомба. Его самого чудом не зацепило осколками, но сильно контузило. Взрывная волна была такой сильной, что его, как копеечную тряпичную куклу, отбросило на несколько метров назад, на броню подбитого танка. При этом каска, по-видимому, слетела с головы, а одна из барабанных перепонок лопнула и из уха брызнула кровь. Товарищи по оружию, с которыми он только что шёл в атаку, истошно подбадривая себя криком «За Родину, За Сталина!», наверно, в пылу атаки посчитали его трупом или просто было не до него. Он же, вероятно, почти сразу потеряв сознание, остался лежать на поле боя, а потом, когда один из фашистских автоматчиков брезгливо и небрежно приложился сапогом по рёбрам, застонал, пошевелился или открыл глаза. Так, наверно, многие и попадают в плен.
А уже там, в плену, на следующий день всё случилось очень быстро, невыносимо педантично, как это принято у немцев, и как-то буднично. Сначала их всех построили, поделив пленных на две, обращённые лицом друг к другу шеренги. Затем предложили ему, как и наугад отобранным некоторым другим, сделать выбор: либо застрелишь хотя бы одного из попавших в плен комиссаров, коммунистов или евреев, либо тебе самому прямо сейчас оформим пропуск на тот свет. Так прямо и протараторил за пару минут их переводчик, который подозрительно хорошо, без всякого акцента, шпарил по-русски.
Мог ли он тогда, когда ему было всего девятнадцать лет, поступить иначе? Может и мог? Но что теперь об этом думать? Внутренний голос ведь никогда не слушает приказов, работает как-то сам по себе. Можно поменять город или даже страну, но от мыслей никуда не сбежишь, никуда не денешься. У него тогда вроде не было выбора и казалось глупым умирать, не прожив и двадцати лет. Откуда-то взялась наивная мысль, что ещё не всё потеряно, что всё можно будет как-нибудь исправить. Исправить, но позже…
А сейчас надо вставать и идти. Он, Вальтер Майер, владелец небольшого хозяйственного магазина, главная шестерёнка в отлично смазанном и исправно работающем механизме, где несколько сотен мелких, аккуратно разложенных по своим местам товаров чувствуют себя не особо уютно под долго разглядывающими и пристально оценивающих их взглядами потенциальных покупателей. Как же он этих мелочных обывателей ненавидит и презирает! А за что их любить? Большинство из них долго ходят внутри, разглядывают, присматриваются, а потом тихо уходят, так ничего и не купив. Другим же не нравятся цены на ценниках, и они сначала пытаются выбить у него, Майера, скидку при оплате наличными или при покупке нескольких единиц товара, а потом уже что-нибудь купить. Но если он будет каждому направо и налево раздавать скидки, то на что он сам будет жить!? И на кой чёрт ему тогда нужен этот магазин? Он может просто жить на пенсию, забыв о работе и бизнесе. Но тогда будет ужасно скучно, будет тоскливо жить. Утром встанешь, а тебе некуда идти, некуда ехать, некуда торопиться, а от воспоминаний либо сойдёшь с ума, либо застрелишься.
***
Человек лет тридцати пяти, развалившись в большом удобном кресле, читал книгу, время от времени восхищенно цокая языком и бормоча что-то вроде «великолепно написано, лучше не скажешь!» Особенно впечатлил его этот фрагмент:
«Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню. Тысячи смертей, тысячи могил. В мягком песке своем хоронила его пустыня и свистом ветра своего плакала и смеялась над ним; тяжкие громады гор ложились на его грудь и в вековом молчании хранили тайну великого возмездия — и само солнце, дающее жизнь всему, с беспечным смехом выжигало его мозг и ласково согревало мух в провалах несчастных глаз его. Давно это было, и молод, как юноша, был великий закон, за смерть платящий смертью, и редко в забытии смежал он свои холодные орлиные очи».[1]
Чтение, однако, пришлось прервать, когда на электронную почту пришло сообщение. Он администратор сайта, направленного противодействовать как нацизму, так и неонацизму во всех формах, должен как-то реагировать на все входящие письма. За эту работу он получает деньги, но дело вовсе не в них. В большей мере это смысл его жизни, смысл жизни всей команды сайта, который существует благодаря добровольным пожертвованиям чудом выживших узников концлагерей или их ближайших родственников. Это и есть их миссия, миссия стихийно сложившегося коллектива единомышленников — восстановить историческую справедливость путём борьбы с любыми проявлениями национал-социализма и шовинизма. У каждого из них есть свой счёт к нацистам. Счёт, который требует обязательной оплаты. В этот раз сообщение было весьма детальным, хотя и довольно длинным:
«Я практически уверен, что случайно встретил одного нацистского прихвостня, украинца по национальности. На нём кровь сотен или даже, может быть, тысяч ни в чём не повинных людей. Сам лично не могу этим делом заняться, и хотел бы оставаться инкогнито, поскольку недавно окончил духовную академию и получил сан. Небольшой хозяйственный магазин, куда я зашёл по пустяковому делу, где и произошла встреча, открыт ежедневно, кроме праздников и выходных. Никакого разговора между нами не было. Он примерно на пять-шесть лет старше меня и мы никогда не были друзьями. Я быстро ушёл, ничего не купив. Скорее всего, он меня не узнал, поскольку прошло уже много лет, а моя внешность сильно изменилась с тех пор. Магазин легко найти, он расположен рядом с главным входом на кладбище Святой Варвары (St. Barbara Friedhof). Само кладбище находится в австрийском городе Линц. Да, в том самом Линце, где когда-то родился Гитлер. Так вот, хозяин этого магазина очень похож на моего соседа по многоквартирному дому, который впоследствии стал полицаем и участвовал как в расстрелах мирных жителей, так и в других акциях. Например, принимал участие в подготовке и отправке людей, скота, зерна и прочих грузов на запад, в Германию.
Я говорю о доме №4 по улице Розы Люксембург, которая расположена в Ленинском районе города Киев. Сейчас она, правда, может по-другому называться. Номер квартиры, где жил этот субъект либо 25, либо 26. Зовут его Михаил, Миша, учился вроде в железнодорожном техникуме, а фамилия у него какая-то рыбная. Но какая именно — не могу вспомнить. Но это ни Карпенко, ни Лещенко, ни Сомов. Его фамилия, кажется, начинается на букву Г или Д. Характерные приметы: левый глаз немного косит, а над верхней губой выделяется тёмно-коричневая родинка. Это, наверно, поможет его опознать».
Человек, сидящий за компьютером, какое-то время размышлял, затем усмехнулся и пробормотал:
«Проблема, похоже, решаема. Любая, даже самая сложная проблема будет решена тогда, когда есть кто-то, кто, не жалея времени и сил, стремится её решить. Хотя, честно говоря, на пути к любой цели могут возникнуть совершенно непредвиденные осложнения…».
За последние несколько лет, когда Гигантская Паутина накрыла весь мир, он превратился в деревню, где любая информация может быть легко получена, а любой человек сравнительно быстро найден, если он, конечно, не сделал пластическую операцию, кардинально поменяв лицо. Схватив сотовый телефон, он незамедлительно сделал два звонка. Первый из них был штатному аналитику сайта, второй — компьютерщику, специалисту по взлому баз данных.
Вспомнив известный рассказ «Лошадиная фамилия», он непроизвольно улыбнулся. Рыбная фамилия или лошадиная — разберёмся. Данных для поиска и без фамилии пока предостаточно. Следующее сообщение на сайт носило чисто информационный характер:
«Мемориальный центр «Бабий Яр» сообщил, что установил имена более чем трети убитых в этом урочище в годы нацистской оккупации Киева. Проект, работа над которым продолжалась полтора года, — самый полный на сегодняшний день список жертв Бабьего Яра.
Установлены имена 28017 погибших. 24913 из них были евреями, 1003 — украинцами, 407 — русскими, 27 — белорусами, 22 — поляками, 9 — армянами, 7 — немцами, 6 — татарами, 4 — ромами[2], 9 были представителями других этносов. Национальность 1610 человек не была указана в документах.
Установлено, что 894 расстрелянных были подпольщиками, 902 — коммунистами, и 127 — комсомольцами. Их национальность не приводится. 90 были украинскими националистами или их сторонниками, членами их семей. 35 — пациентами и врачами Павловской психиатрической больницы.»
Администратор вставил этот текст в раздел «Новости » и снова перечитал странное письмо.
— Австрия, — взволнованно пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь, — одна из тех немногих стран, которая не выдаёт нацистских преступников. Не выдаёт никогда и никому, что не делает ей чести. Даже в самой Германии, если разобраться и внимательно посмотреть статистику, суды выносят разнокалиберным нацистам удивительно мягкие наказания. А ведь по преступлениям такого рода и их совершившим не предусмотрено ограничений по сроку давности. Как так выходит, что наказание и преступление различаются по масштабу или размеру? Это не похоже на случайность, это смахивает на умысел.
Спустя две недели Альберт, так звали администратора, уже вчитывался в краткое, снабжённое старой фотографией досье с краткими комментариями составителя. На снимке самое обычное лицо: круглая физиономия, настороженно-холодные светло-голубые глаза, тёмно-коричневая родинка над верхней губой и рыжая шевелюра. Под фотографией лаконичный текст — Горбатенко Михаил Петрович, полицай, кличка Горбуша (приклеилась к нему ещё со школьной скамьи), 1923-го года рождения. Был объявлен в розыск в 1945-м году на территории СССР, но обнаружить не удалось. В списках погибших не значится. Предположительно, попал в плен и стал полицаем, затем бежал вместе с отступающими немцами на запад. Отец Горбуши был репрессирован в 38-м году. Получил девять лет лагеря без права переписки за то, что слушал политический анекдот или сам его рассказывал. В те далёкие годы интервал времени между наказанием и преступлением был сокращен до минимума. Короткий текст доноса, десятиминутное заседание тройки и приговор готов. Никаких адвокатов не предусмотрено, есть только обвинители и шаблонные, как под копирку, тексты обвинения и приговора. Нет сведений о том, что Горбатенко после войны поддерживал связь с остальными близкими родственниками на территории Советского Союза или они, чего-то опасаясь, это скрывают. Одни считают Горбушу убитым, другие — пропавшим без вести.
***
Всё, последняя дверь магазина наконец-то заперта на замок, охранная сигнализация включена. Проверив это, Майер устало вздохнул. День был так себе, торговля шла вяло. Ему самому уже больше восьмидесяти и жизнь, по сути, уже почти прожита. Вдруг появилось какое-то странное ощущение, предчувствие, что сегодня что-то произойдёт. Или он в кого-то въедет, то есть стукнет, или в него въедут. Надо будет ехать осторожно, избегать улиц с оживлённым трафиком.
Уже темнота ночи плавно опускалась на маленький город, когда человек с заметной бородавкой над верхней губой возвращался домой. Ещё остался где-то один километр или около того, всего несколько светофоров. Он приедет домой, примет душ, не спеша покушает что-нибудь вкусное и будет смотреть футбол. Хотя за ним вроде увязался какой-то пикап, а на шоссе больше никакого транспорта не видно.
— Ерунда, — пробормотал хозяин магазина, машинально поглаживая рукоятку рычага переключения коробки передач и изредка поглядывая в зеркала заднего вида. — Мне это просто показалось. Столько лет прошло. Кому я нужен?
Человека за рулём пикапа прострелило воспоминание из мрачного полуголодного детства. Ему было всего восемь лет, когда из плена вернулся отец с культёй до локтя вместо правой руки. Он так и не смог оклематься от всего пережитого в плену, ночами во сне часто и шумно ворочался, смачно ругаясь многоэтажным матом или выкрикивая что-то нечленораздельно-гортанное по-немецки.
Пристрастился к выпивке, пытаясь этим снять стресс, хотя раньше за ним этой склонности не замечалось. Однажды, это было зимой 44-го года, всё кончилось внезапно и трагично. Изрядно выпившего отца задавил насмерть на скользкой дороге куда-то спешивший грузовик.
— Всё, хватит, — взволнованно скомандовал сам себе водитель пикапа, — Нет смысла затягивать представление. Всё равно никаких зрителей, кроме меня и этого безрадостного мутно-серого неба, нет и не будет. И как только таких тварей земля носит! Прощай, Горбуша!
Нажав кнопку дистанционного взрывателя, он увидел, как впереди идущий автомобиль легко подняло мощным взрывом вверх и он, один раз картинно перевернувшись в воздухе, приземлился на крышу. Точнее на то, что от неё осталось…
От автора
Сюжет этого рассказа основан на реальных событиях. Во время ВОВ некоторые полицаи были набраны из местного населения и военнопленных. Кого-то убили, кто-то из них бежал вместе с отступающими фашистами, кто-то после окончания спецшколы стал шпионом. Многим нацистам и предателям, к сожалению, удалось избежать справедливого наказания. Им удалось избежать справедливого наказания по причинам, который далеко не каждый способен понять. Многим, но не всем…
Примечания
[1] Отрывок из рассказа Леонида Андреева «Губернатор».
[2] Цыгане.
Интересно да какой то сценарий. Разберёмся. Проверка у нас только не точно переводим. Тоесть каждый по разному. Отрывки сценария точно. Итак а у нас сегодня газ не перегревать но надо что то есть. Надо смотреть. Итак а у нас на проверке идьот проверка 2500 ящиков и 12 тысяч ящиков от группы тоесть нельзя ничего не делать не прожить нигде ни как так не бывает. Итак а у нас перечитка что это? Какой то сценарий . А что интересного на проверке эшо. Вот места которые даже в грязном чисто вот где кто. Итак заканчивающий работу эхолот вчера . Проблема в том что если бы по периметру поставили мины группы а в дольше столов просто криво как нибудь обстреляли эшелон как попали половины скелетонов бы ни было. Вы сильно на психи не обращайте внимания
Дело в том что эшелон врезался почти целый. Это проблема 201 по 201 в пять рядов. Это такая проблема. Половины скелетонов бы ни было эшелон бы сам остановился в переди напомню куклы задуха в такие игры не должны играть. Иначе вы сорвьоте наблюдения на ровном месте. Группу в том числе расстреляли здесь. Да? Протащились бы в перьод опа и стали. Половины погрома бы ни было. Скелетоны по немного на такой случай привезли бы кукол и почти и закончились. Нк совсем конешно но осталось бы мало. Потом раэн вовсе не пустой приехали бы книжки Рэмбо это ешо около десятка а нк маяки торохтелки. Вы должны это понимать Паравоз или сам бы стал или подскользнувшись остановился дальше. Такое разложение дало бы население один к трьом с зади. Вы должны понимать им никто не помог поэтому на такой случай целая группа старинных кукол вот ящики вот покрытие и приблизительно разобрать пятна . Не подробно но мы вас знаем. Как то так. На коричневом просто чушь дикая какая то. Эшелон дымные куклы? А разве это не старинного куклы собрать отсортировать дым? Дымная кукла гадит старинная её ждьот ноль и в ящик по месту. Всьо. Разве это не понятно что эшелон в случае подскользнулся это одна треть нападения? А так требования обычные Паравоз влупил. Тогда а что кто что не знает что делать? Подцепились перецепились вам зачем оставили жизнь в прошлом? Вот на всякое. Группа тогда психована. Фото только показывают и нк четвьортый случай тоесть синий эшелон. Дальше? Вот сдымила и в ящик. Итак по месту фото группа лепит один к трьом на сжигание. Судя по фото группа в низ группу не пускает. А ведь выясняется группа одна из были в низу всьо же. Но это самая так сказать закопанная группа. В этой штуке. Группа не пускает потому что ставит на три нету хода в низ. Как вам такое на фото? Эхолот это не озвучивают.