Тамара Ветрова: Рыба с красным оперением

Красивое и сложное слово слегка подняло упавшее было настроение. Кирилл Наумов даже почувствовал себя в китайском магазине кем-то вроде русского писателя Гончарова на фрегате «Паллада»; как он, было дело, описывал экзотические страны? С жалостью и сочувствием вроде бы — но при этом с огромной и даже неподобающей высоты своего цивилизованного положения.

Тамара Ветрова

РЫБА С КРАСНЫМ ОПЕРЕНИЕМ

Кто только не гуляет в ветренные февральские вечера под красными, словно пылающими в серых сумерках иероглифами. Вот и Кирилла Наумова занесло — канун Нового года по китайскому календарю, холод, правда, собачий, но и неуловимо тянет ранней парижской весной… Почему не потолкаться в китайских магазинах, среди серьезной семейной публики, делающей покупки к празднику… Год Дракона? Да у них, кажется, вечно год Дракона; ну главное ихнее животное, что вы хотите. У Кирилла было странное отношение к чужой культуре, смесь любопытства и снисходительности, — но все-таки чужие огненные знаки овладели его воображением, стоило только ступить на территорию маленького Парижского Китая, — три улицы собственно говоря, — ни стен тебе, ни границ, а вместо Великой стены, считай, запахи десятков китайских ресторанчиков и забегаловок, — на улице, в подвалах, в расписных застеклённых пристройках…

Кирилл потуже замотался шарфом, не вчера приехал во Францию и успел усвоить, что шарф — главная здешняя деталь одежды. Его обступили сумерки, — впрочем, довольно приветливые и даже праздничные. Тут и там загорались новые огоньки, и братья Тан оповещали, что торгуют в маленьком квартале в с е м — едой, приправами, сувенирами, железной утварью, садовым реквизитом, искусственными цветами, расписными ярко-зелеными платьями, шелковыми панталонами с синими драконами, набором ритуальных колокольчиков, овощами, ни имён, ни предназначения которых Кирилл не знал и знать не хотел — да и овощи ли то были? И можно ли их есть?

…Довольно неожиданно и остро запахло морем. Словно пучина морская волнуется за первым поворотом шумной, набитой людьми улочки. Невесть почему дополнительный запах породил тревогу в Кирилловом сердце; да и подмерз он изрядно, и вот завернул в первую открытую дверь. То был небольшой магазин с очень тесными проходами, довольно грязным полом, и смесью запахов — не то чтобы неприятных, а так, серединка на половинку, как сказал сам себе посетитель. С рассеянной улыбкой он углубился в проход, полки, набитые знакомой и незнакомой снедью, сжимали его бока и плечи, такое создавалось впечатление… Ничего он, ясное дело, тут брать не собирался, просто решил поглазеть, сухофрукты, что ли? Либо эти ихние черные грибы? Колдовское зелье, ей-богу, а не человеческая пища… Дальше травы-приправы, коробки со сладостями ядовито-зеленого и ядовито-желтого цвета; сотрудник магазина, приветливо улыбаясь, подошёл к Кириллу; ça va? Ça va, merci, ага, да они закрываются, день-то предновогодний, китайцы-не китайцы…

Кирилл двинулся к выходу, и тут перед ним разверзлась пропасть, он стал в сантиметре от ямы, чувствуя, как скоро колотится сердце. Энергичные сотрудники таскали коробки, пакеты, свертки, упаковки, паки с бутылками, и по короткой цепочке перебрасывали их тому, кто был укрыт в недрах хозяйственной ямы. Лица у всех были потные и суровые. Кирилл беспричинно затосковал, в нос ударил запах второсортных овощей, которые он разбирал когда-то в студенческую пору, будучи отправлен с другими такими же работничками на овощную базу в соседний совхоз.

Магазинчик опустел. Осторожно обойдя препятствие (окаянную дырку в полу), Кирилл вновь очутился на улице. И ведь хотя бы извинились, с неожиданной злостью подумал он. Покупатели еще тут, а они, блин, ловушки какие-то звериные понаставили… Шею свернешь в два счета.

Ярко-красные иероглифы, парящие в темноте, больше не радовали. Запах специфической китайской еды вызывал раздражение. А вид редеющей толпы отозвался в сердце неопределенной завистью… Отправятся по своим квартирам, начнут там парить-жарить, бумажные шары свои разноцветные понавесят, уродливые нефритовые фигурки расставят на всех мыслимых поверхностях. Не завидуй, попробовал оборвать себя Кирилл, чему завидовать? Тебе это что ли надо? Ну может, и не это… Но посидеть за столом с семьей, о которой в нынешнем его положении лучше не вспоминать… Поесть домашнюю, пусть и китайскую, блин, еду… Кирилл Наумов передернул плечами. Он начал искать выход из запутанных улочек — хотя не раз убеждался прежде, что плутать тут негде. Однако одно дело днем… Так или иначе, довольно скоро он оказался перед входом в огромный, не чета прежнему, магазин, нормальный супермаркет, китайский, естественно — но какая разница. Этот по крайней мере работает аж до одиннадцати вечера, — и уж наверное, никаких ям под твоими ногами тут не разверзнется… Так рассуждая, Кирилл вошел в ярко-освещенный огромный супермаркет, машинально ступил на эскалатор, затем еще на один, миновал бесконечный ряд промышленных, так сказать, товаров — куртки, джинсы, свитера — все это во множестве и — что ты станешь делать! — набито, как на складе, только что не свалено на пол… Кирилл привычно и снисходительно усмехнулся. Не страна, а базар, подумал он — хотя и гулял не по Китаю, а был в центре Парижа — но вот вам эта долбаная аутентичность!

Красивое и сложное слово слегка подняло упавшее было настроение. Кирилл Наумов даже почувствовал себя в китайском магазине кем-то вроде русского писателя Гончарова на фрегате «Паллада»; как он, было дело, описывал экзотические страны? С жалостью и сочувствием вроде бы — но при этом с огромной и даже неподобающей высоты своего цивилизованного положения.

Тут надо сказать, что, пока Кирилл совершал эту свою развлекательно-ознакомительную прогулку по маленькому китайскому кварталу, сотрудник рыбной лавки, которая снимала место в супермаркете, готовился к последнему перед закрытием представлению оставшегося своего разнообразного рыбного товара. Это была не самая представительная лавка, и владелец торговал замороженной рыбой, которую ему поставляли из оптового магазина в Барбесе. Но жители тринадцатого района не поедут за рыбой в Барбес — ни за мороженной, ни даже за свежей либо живой. Они купят его рыбу, и вот маленький хозяин с плоским неулыбчивым лицом швырял рыбьи туши на прилавок, и те валились на место с тонким звуком, похожим на стук льдинок друг о друга. От лавки шел терпкий и сильный морской дух, и Кириллу даже пришло в голову, не отсюда ли так остро тянуло морем, когда он шел по авеню? Натурально на весь квартал, — хотя, поверить в это трудновато…

Наверное, сейчас стоит заметить (раз уж речь пошла про рыбную лавку), что посторонний покупатель мало смыслит в именах здешних рыб. Тут нужен глаз знатока, а уж он-то точно различит, что делать с небольшими, похожими на окуньков красноперыми рыбешками (жарить, надо думать) — а что с той вон тушей с выпученными глазами, похожими на сома, да только она не сом, морда не та, — разве что разморозить и пустить в ванную вплавь, коли нету соответствующего водоема? Кирилл Наумов недоверчиво, но и не без любопытства оглядывал рыбный ряд, хозяин отвечал на вопросы по-французски, но иногда по-китайски, рыбины шлепались на ледяное ложе, льдинки ударялись о льдинки, и все острее пахло то ли водорослями, то ли гниющей травой, как опять-таки в незапамятные времена летел над их заболоченным городским прудом запах, хоть святых выноси, но им это не больно мешало, устраивались себе на примятой жёлтой траве, на природе так сказать, и преспокойно выпивали и закусывали, а занюхивали этим самым натуральным природным ароматом… Кирилл друг почувствовал себя неважно, духота что ли стояла неимоверная, либо пора было пожрать, пусть и китайских разносолов… Он огляделся, подошёл к прилавку, где не стояло ни единого человека, и купил за два евро свинину в слоеном тесте, причем что тесто, что начинка показались усталому человеку не первой свежести. Хмурясь и тоскуя, он медленно побрел по гигантскому магазину, вновь проехался на эскалаторе, и тот вынес его к прежнему рыбному ряду, — или уж это была не та рыба и не тот хозяин? У этого уж больно свирепое лицо… Голова кружилась все сильнее, и Кирилл твердо положил добраться до выхода, не задерживаясь ни у каких более лотков. Напоследок, скорее машинально он бросил взгляд на заиндевелый рыбный прилавок и увидал в замороженных глубинах холодильника странную рыбу, верхняя часть которой — плечи, что ли? — походила не на рыбу, а на человека. На этих плечах пламенели длинные пурпурные волосы, тоже схваченные инеем. Кирилл Наумов застыл на месте, как будто лёд подобрался уж и к его сердцу. Сколько он так простоял, бросая взоры на странную рыбу, трудно сказать. Но и сквозь накатывающую тошноту — уж не дивный ли пирожок дал себя знать? Но что пирожок, когда вон торгуют… ну я не знаю… Либо какой-то фокус? На не больно твердых ногах покупатель приблизился к прилавку.

— Это что? — спросил он по-французски, ткнув пальцем в рыбу с огненными волосами.

Продавец мимолётно скользнул взглядом в указанном направлении и ответил тоже по-французски, но с таким сильным акцентом, что Кирилл сморщился от усилий понять. С огромным трудом ему удалось наконец разобрать комментарий.

— Это сухопутная рыба, — был ответ.

— Собирают что ли эту рыбу на берегу?

— Нет, нет, зачем на берегу! Рыба не грибы.

Кирилл кивнул, он и сам был того же мнения.

— Берете целиком? Или режем?

Кирилл Наумов вздрогнул:

— Зачем резать?

Хозяин проворно наклонился к рыбе с пылающим опереньем.

Покупатель, повинуясь порыву, отступил от прилавка. Как будто странная рыба могла встать на ноги и продемонстрировать свои сухопутные привычки…

Продавец, однако, уже выудил чудо морское из холодильника, и измученному Кириллу вновь померещились плечи и вялые, опущенные вдоль туловища руки. Огненные волосы на плечах сверкали, словно фонари.

— Не беру, — с трудом выговорил Наумов.

— Чего её брать, — согласился продавец. — Деньги плати, а она сама пойдет.

Тут мрачный китаец вдруг засмеялся, как будто забулькал чайник.

Ночью Кириллу приснилось черно-фиолетовое, как чернила, море, гладкое и какое-то глянцевое, волны едва проходили по спине моря (а во сне своем Кирилл каким-то чудом добавил поэтическую ноту в свое, надо сказать, довольно плоское мышление), и время от времени какая-нибудь волна вдруг превращалась в крупную рыбу и беззвучно бежала к берегу. Там рыба покидала фиолетовую воду и шла по пустынному берегу, ступая плоскими ступнями и не оставляя следов. Тут-то Кирилл и понял, что никакого чуда ему не явлено и что удивляться такому обстоятельству глупо. Речь идёт о сухопутной рыбе, которая следует своей дорогой, только и всего.