Вот явился русский чёрт —
битый вид, сюртук потёрт.
Он такой, как я, чиновник,
в должности он не виновник!
БЕДНЫЕ ЛЮДИ
Вчера Макар огороды копал,
а нынче Макар того хуже попал.
1
Бедные люди, мы жалкие люди,
все те, кто есть на земле…
Божия правда, она — буди, буди,
ну а пока что во зле…
Денег, копейки нам надо и надо,
чтобы достоинства чуть.
С сердцем шалящим нет сладу, нет сладу —
тёплая, липкая жуть!
Кто мы такие, какая в нас сила?
Сильные сгинут, а мы
переживём их. Пустует могила
в дебрях кладбищенской тьмы!
2
Маточка моя, Варенька,
ангельчик мой, ясочка,
язычком блудливеньким
облизываю конвертики!
Ах, я бы и на стишонки
сподобился, только слогу
пока не хватает, маточка,
гнили души накапливаю!
***
Маточка моя, Варенька,
с самого детства раннего,
как ниточка за иголочкой,
за вами одни несчастия,
а как бы иначе, ясочка,
наши пути-дороженьки
сошлись бы в дворе-колодце,
окна чтобы напротив?
3
Всё перекипает. Да сгинет похоть.
Сестринство и братство друг другу пишут,
теребят друг друга. Так даже садче,
даже приятней!
4
Эти бедные мовёшки!
Моё сердце теребят
худенькие ручки, ножки
врозь раскинуть не хотят!
Никого нет, чтоб милее,
чтобы жалче, — эту плоть
посылает, чтоб лелеять,
баловать её, Господь…
***
Не один я деве нашей
предлагаю то да сё —
за невинностью пропавшей
много тащатся ещё
наглых, сильных да богатых,
только чем они возьмут?
Мы ж почти в родстве, и брату
прежде всякого дадут.
5
Нету денег, нет совсем…
Что я пью и что я ем,
птичка божия? Но рюмку
и отчаянную думку
посылает Промыслитель
в мою грешную обитель
съёмную, ещё, ещё,
вот и будет хорошо!
Что касаемо любви,
тут подмоги не зови,
то есть дело не благое,
пожелай себе другое:
хоть немыслимых чинов,
иностранных орденов,
хоть бы самого бессмертья —
и не станешь пылью, перстью.
6
Её же история так очевидна…
Возле всякой молодости ропщут,
кто с богатым опытом своим!
Из участия они хлопочут,
нет огня, тяжолый стелют дым,
облегают едким. Не успеешь
вырваться на воздух. Для чего
и стараться? А в грехе коснеешь
так же, как коснела без него.
***
Пришепётывает старость.
Что советует она? —
Допустить до сердца радость,
опьянеть хмельней вина.
«Время минет, время сгинет,
оскудеет красота,
так и грех тебя покинет,
станешь холодна, чиста!»
***
Тем и движется мир,
золотеет кумир
в круговерти греха,
всё и вся — чепуха!
Будет час — ты другой
дашь совет неблагой,
на пути подтолкнёшь
правдою, не солжёшь.
***
И кто он? — Ну не Дон Жуан!
Дородный господин,
пошляк и пентюх. На карман
надеясь, сукин сын
подкатывает! Всё равно,
не деньги ей нужны,
а чтобы стало вдруг грешно,
сбылись дурные сны.
7
Не дают деньжонок в долг,
всяко требуют залог!
Да я знаю и не трушу,
чтобы собственную душу.
Вот явился русский чёрт —
битый вид, сюртук потёрт.
Он такой, как я, чиновник,
в должности он не виновник!
Да ведь тоже беден, пуст,
полон, шат, высоких чувств,
только может — разговоры
он со мной и с адом споры.
8
Истинно пугало! На пролетарии
траченный молью мундир!
Ох, я смущаю, дразню канцелярию,
к смеху, к восторгу задир.
Чем ещё брать, лишь бесстыдство развязное
можно, к лицу бедняку —
и представляю я всякое разное,
тем развлекаю тоску…
Ходят сторожко, по стенкам, сторонятся,
ну как в припадке такой
кинется, ринется! Черти не гонятся —
пляшут, рой, рядом со мной…
9
Страшно видеть, как теряют
человечки образ свой —
жалким видом повторяют
то, что было сон дурной,
то, чего и быть не может,
даже Гофман описать
не умеет. Русский боже,
этих любишь создавать!
10
Кукла петрушка на ниточках гниленьких,
дергаюсь, пуговки — звяк! —
скоро свобода! — нас, Богу немиленьких,
выпихнут в алчущий мрак!
Выдворят, вытолкнут, красненьких, пьяненьких,
в час не уложат в сундук!
Не пожалеют, чего жалеть маленьких? —
Рученек, ноженек стук!
Мы разбежимся, метнёмся по улицам:
всполохи, крики и страх!
Тень моя, дергаясь, длится, сутулится,
сломана на всех углах…
11
Благословляю начальство,
не пожалевшее, давшее!
На моё протоканальство
не возроптавшее!
Благословляю его превосходительство
и всё его местожительство:
улицы чистые, богатые дома,
чтоб ему там не сойти с ума!
Благословляю весь порядок вещей,
чахну в котором, никто и ничей!
Благословляю город Санкт-Петербург!
Да, город Санкт-Петербург!
12
Он вырабатывает стиль,
он выжимает сердце, чтоб
ни капли жалости из жил,
а ненавистью в честный гроб
загнать себя! Но перед тем
всей жёлчью-правдой описать —
и город с тьмою его тем,
и Бога, двинувшего вспять
от этой грешныя земли,
творения невесть кого, —
чьи ухищренья не смогли,
чтобы надолго торжество,
чтоб Парадиз среди воды
холодной невской, бездны вод!
Напишет правду. И труды
пойдут его из рода в род.
13
А я в двойничестве своём
умелый, как никто,
как только он, как мы вдвоём
в одном насквозь пальто!
А встретимся мы на мостах,
отплюнемся — тьфу-тьфу:
голядкин вид, голимый страх,
он жив, и я живу!
14
Речь усыхает, язык распадается:
«Слышь ты!» — Не слышат, и он
даже не бранью, а хрипом пытается
и ничего не стеснён:
«Слышь ты, охальник!» — И там непечатное:
клёкотов, стонов поток —
есть среди смыслов то невероятное,
что самому невдомёк,
Глас Божий…
15
Это мы и ценим,
высочайший стилист,
умелец языка…
***
Всё остальное как у всех:
то мельтешенье тем,
которое — ни стон, ни смех,
ненужное совсем.
***
Язык мизераблей,
язык полпивных, пивных,
русской интеллигенции
превыспренняя сбивающаяся речь.
***
Всё остальное — прах и тлен,
салонный лёгкий трёп,
всё остальное — мысли плен
и на колени хлоп!
16
Я не тот, за кого себя выдаю!
Я — сквалыга, процентщик, гобсек!
Знают власть, знают силу мою —
Петербург, девятнадцатый век.
Я желтею, так долго коплю
жёлчь и золото! Нас я свожу
будто новенький рублик к рублю,
я бессонно тебе ворожу.
17
Он закончил письма и начал то, что
лучше всяких писем, — он начал повесть
ту, что из подполья, поганой жёлчью
вся пропиталась.
Искалечил жизнь! Ну а что с ней делать,
если не калечить? Всё развлеченье
умного — несчастья. По крайней мере
поиски смыслов.
Есть ли нам надежда? Избави Боже…
18
Когда-нибудь нас сметут!
Единым махом, правых, неправых,
всю нашу жизнь тоскливую и безобразную!
Время течёт медленно и накапливается,
чтобы потом всею массой — рухнуть!
Такое наводнение —
страшнейшее, худшее всех здесь бывших!
Город забудет имя своё
и нас, его населявших!
19
Лучше время не менять:
ни вперёд его, ни вспять!
Приспособиться к убыткам,
к горячительным напиткам.
Нашей вещей нищеты
лишь условия сняты,
так и малой нет нам жизни
в неприязненной отчизне!
20
Это — самый русский рай,
так его и описать!
В нём нас, Боже, запирай,
чтобы сдуру не сбежать.
