Адольф Гоман: Спасение Якова Рухмана

Loading

Именно мать представляется мне главной героиней трагедии. Трудно представить себе душевное состояние женщины, вынужденной, вопреки материнскому инстинкту, выбирать, кого из своих детей она попытается спасти…

Спасение Якова Рухмана

Ко Дню памяти жертв Катастрофы 27-го января

Адольф Гоман

«Ваша история настолько необычна, что поразила даже меня»
Анатолий Рыбаков, автор романа «Тяжёлый песок»
(из письма Я. Рухману)

Я никогда не расспрашивал его о подробностях. Отчасти потому, что не хотел бередить в нём воспоминания о пережитом, отчасти потому, что даже слушать о них было очень тяжело.

Но он нашёл в себе силы изложить их на бумаге. В 1995-2002 гг. отрывки из его записей появились в русскоязычных газетах, его воспоминания были записаны на видеомагнитофон бригадой Фонда Спилберга, а в 2011 г. в Донецке вышла небольшим тиражом книга Якова Рухмана «Моя жизнь», изданная благодаря усилиям его родственницы А.Н.Добромысловой.

* * *

Он родился в 1931 г. в белорусском местечке Бешенковичи недалеко от Витебска в семье Исаака Рухмана и Розы Добромыслиной. Оба они были бухгалтерами. В местечке было 5 тысяч жителей, из них 3 тысячи — евреи. Синагогу в тридцатых годах закрыли, помещение отдали под кинотеатр, но до 1936 г. ещё работала еврейская средняя школа. К 1941 году у Якова были сестра Соня семи лет и брат Боря трёх лет. Уже через несколько дней после начала войны его отец был мобилизован в армию.

С приближением немецких войск 3 июля мать Якова решила вывезти семью из местечка. Было две дороги — на Витебск, куда направлялось большинство беженцев, и на Сенно. Налетели немецкие самолёты и стали бомбить и обстреливать из пулемётов людей на дороге, началась паника. Мать Якова выбрала вторую дорогу, более свободную. Это было трагической ошибкой. Путь им преградили немецкие танки. К тому же, во время остановки у них украли лошадь и подводу с вещами. Переночевали в сарае, а утром прибежали несколько человек с палками и стали кричать: «Вон, жиды, из сарая!» Пришлось возвращаться в своё местечко. Там уже были немцы, горели дома. Еврейское население сосредоточилось в основном на одной Лепельской улице.

Их дом, стоявший несколько в стороне, уцелел, но был разграблен. В нём, кроме семьи Якова, разместились ещё четыре семьи. Родился и умер ребёнок, двое немецких солдат приходили насиловать девушку (когда её дедушка попытался вступиться за неё, его ударили рукояткой пистолета по голове). В соседних сёлах начались расстрелы евреев.

А те беженцы, которые направились в Витебск, успели эвакуироваться до сдачи города.

В течение следующих месяцев в Бешенковичах появилась немецкая комендатура, белорусская полиция и созданный ими «Юденрат». Евреям запретили покидать местечко и велено было нашить на одежду жёлтые латы и нарисовать на домах шестиконечные звёзды.

Не было продуктов и даже возможности вымыться, пока сосед белорус Николай Перегуда, рискуя жизнью своей семьи, не пустил их в свою баню. Однажды немцы стали раздавать белорусам картошку. Яков тоже встал в очередь, но у дверей склада один белорус подбежал к охраннику и, указывая на Якова, закричал: «юде!». Немец схватил Якова за воротник и бросил на улицу прямо под колёса грузовика. Мальчику чудом удалось остаться в живых.

Начались акции по ликвидации еврейского населения местечек.

Сосед, мобилизованный вместе с отцом Якова, попал позднее в плен, бежал и вернулся домой. Он передал матери Якова слова её мужа: спасти хоть кого-нибудь из членов семьи! В декабре 1941 г. мать Якова решилась на героический, но ужасный для матери поступок: дать шанс хотя бы одному из своих детей. Оставив двух младших на попечение бабушки и тёти, она рано утром велела Якову тепло одеться и сопровождать её в больницу (так она ему сказала). По дороге она вынула из сумочки юбку девочки, помогла Якову её надеть и стала обучать его легенде, согласно которой сама она — армянка по имени Аня, в раннем возрасте вывезенная в Россию и не знающая армянского языка, муж её, поляк умер несколько лет назад, а дочь зовут Ядвига. И что, выселенные немцами из дома около Ленинграда, они направляются к её сестре в Смоленск. Легенда эта неоднократно повторялась, дополнялась и уточнялась, и Яков заучил её наизусть, научился говорить о себе как о девочке и вести себя соответственно. С этого момента мать называла его Ядя и обращалась к нему как к дочери. Она надеялась добраться до отступающих советских войск и перейти фронт.

(В феврале 1942 г. в Бешенковичах немцы расстреляли 1068 евреев, в том числе брата и сестру Якова. На поставленном после войны памятнике национальность погибших не указана).

Всю зиму Яков с матерью провели на дорогах, проходя до 20 км в день, ночуя в случайных домах и питаясь подачками. Морозы в том году доходили до 41 градуса.

Как они выжили в ту зиму? У «Яди» сохранились лишь отдельные воспоминания о том времени. Сказался, видимо, стресс от пережитого и то, что рядом с матерью он чувствовал себя защищённым, не принимающим самостоятельных решений. Но некоторые переходы и ночёвки он не забыл до конца своей жизни.

Как-то к ночи они попытались найти ночлег в деревне, но, увидев беженцев, люди отворачивались и не открывали двери. Во всех дворах, почуя чужих, начали лаять собаки. Стало жутко. И только на окраине какая-то женщина, живущая с маленькой дочкой в доме без двора и забора, смилостивилась над ними, приютила и накормила. А ведь всё население знало: выдашь или убьёшь еврея — получишь корову или лошадь.

Однажды во время пурги они зашли в дом, в котором оказались немцы. Мать поняла из разговора, что один предложил их расстрелять (может, евреи или связаны с партизанами), двое других предложили отправить мать с дочерью в штаб. В штабе офицер посмотрел на них и велел отпустить. Через Смоленск удалось проехать на немецкой машине, и они направились в Рослов. Мать решила идти в немецкую комендатуру, просить разрешения остаться в городе, считая, что немцы не подумают, будто евреи могут сами прийти к ним. Но встречный прохожий оказался полицаем и отвёл их в русскую полицию.

Больше месяца им предстояло провести в тюрьме. Якова поместили в камеру вместе с несколькими женщинами. Его водили на допрос и били; он вцепился в пальто, не дал себя раздеть и твёрдо держался заученной легенды. Немцы пытались обмануть его, говоря, что мать уже созналась в том, что они евреи. Однако Яков упорно стоял на своём. В конце концов, он оказался в одной камере с матерью. Как-то при них умирала раненая партизанка, просила рассказать о ней её матери, но Яков не запомнил ни адреса, ни имени матери. Ежедневно людей выводили на расстрел.

Весной 1942 г. их освободили и разрешили жить в городе. Матери удалось устроиться работать на немецкую кухню и снять квартиру. От сырости и холода у Якова начался ревматизм, но с помощью керосина с болями удалось справиться.

Осенью пришла повестка снова явиться в полицию. Яков настоял на побеге. Мать зашла за шалью в дом, где они первое время жили, а Яков остался во дворе, наблюдая за козочками. Когда же он стал искать мать, оказалась, что она вышла из дома. До вечера он безуспешно пытался её найти (ему сказали, что мать тоже искала его, но в последствии он не мог вспомнить, действительно ли это было или ему приснилось), а к ночи решил идти в Брянск, разыскивать партизан, как она учила его. «Учти, Ядя», — говорила она, — «если я погибну, ведь всё может случиться, у тебя есть единственное спасение — найти партизан».

(Перед самой войной ему приснился сон, что он шёл с матерью по лесу, и за ними погналась стая волков. Спасаясь, он влез на дерево, а мать осталась внизу).

Теперь он был один. Ему только что исполнилось одиннадцать лет. После всего пережитого он, по его словам, лишился чувства страха, который мог бы его выдать. Снова каждый день он шёл по дорогам, одетый как девочка. Как-то раз, заснув в стоге, он проснулся от того, что … кто-то разгребал сено! Оказалось, что лошадь, которая паслась в ночном, почуяла присутствие человека.

В конце концов, он наткнулся на немецких солдат. Объяснил, что идёт в Брянск от мамы к бабушке. Его отвели в штаб, где были два офицера. Яков понял, зная идиш, как один из них возмутился: «Какие свиньи эти русские! Идёт война, а ребёнка посылают одного». (Если бы Яков наткнулся на русских полицейских, результат был бы трагичным). Немцы довезли его на попутной машине почти до города, но встреченная женщина рассказала, что город разрушен, население голодает, люди едят крапиву. Она дала ему хлеба и яиц, чтобы в обмен попросился подвезти его. Так он опять оказался в Рослове. Ничего не узнал о матери, ел с пленными, спал на разрушенном вокзале. Приближалась зима, и он понимал, что один он её не переживёт. Как-то услышал, что в городе есть детский дом. И тут пригодился ещё один урок мамы. Как раньше она рискнула пойти в управу и просить разрешения остаться в городе, так и он теперь решил рискнуть: попроситься в детский дом. В управе рассказал, что мать бросила его, уехав с немцами.

Так Яков оказался в младшей группе девочек детского дома, где ему предстояло провести целый год, ежеминутно подвергаясь опасности быть разоблачённым. У него были длинные до плеч волосы, он старался копировать девичьи манеры поведения, но, как он ни оберегался, дети постепенно поняли, что Ядя может быть и девочкой и мальчиком. Воспитательницы, конечно, тоже догадывались, но только спустя несколько месяцев, убедившись, успокоили: «Всё ясно, ты остаёшься нашей хорошей девочкой».

Однажды в детский дом пришёл русский доктор, осматривал детей, раздетых по пояс. Про Ядю он сказал медсестре: «Никогда не видел у девочки такой конституции грудной клетки!»

Трудно предположить, что врач не был способен определить пол одиннадцатилетнего ребёнка. Наверное, не хотел брать греха на душу.

Был момент, когда семья местного полицейского хотела удочерить ребёнка из детского дома и выбрала Ядю. Уговаривали, как ему (ей) будет у них хорошо. Якову приходилось убегать каждый раз, когда они появлялись.

Детский дом объединили с инвалидным и перевели в другое место, а в прежни й дом вскоре попала бомба и он был полностью разрушен.

Якову приходилось пасти коров, копать картошку, скирдовать сено.

В октябре 1943 г. ему исполнилось двенадцать лет. К городу подошли наступающие советские войска. Отступая, немцы взорвали тюрьму с находящимися в ней заключёнными. Когда пронёсся слух, что советские солдаты близко, Яков вместе с мальчиками побежал им навстречу. Просился в полк. В детском доме медсестра сказала ему: «Ну, Ядя, ты осталась жива, можешь переодеться». И велела инвалиду-парикмахеру постричь его. Теперь, после двухлетнего перерыва, надо было научиться быть мальчиком. Дети были, конечно, удивлены.

(Оказывается, воинская часть, где служил его отец, проходила через Рослов, но они не встретились).

В городе установилась советская власть. Несколько немецких прислужников были повешены, а немецкое кладбище сравняли с землёй. Через несколько месяцев детей стали распределять в другие детские дома. Затем Яков был направлен в ремесленное училище возле г. Козельска Калужской области. Минуя третий класс, он начал учиться в четвёртом. От ремесленников страдали местные жители и совхоз: за зиму дети выкрали всю семенную картошку; воровали и внутри училища со склада и из кухни.

В начале 1945 г. он написал письмо в село Шумилино, где до войны жили родители мамы, и ему удалось через райисполком разыскать бабушку и дедушку. Это письмо бабушка сохраняла до конца своих дней и при последней встрече передала его Якову (см. фото). От бабушки Яков узнал, что отец его жив и дошёл до Берлина. Зимой, направляясь на каникулы, на вокзале в Витебске он случайно встретил возвращавшегося с фронта отца-офицера, который его не узнал.

Родная сестра отца, Соня, проведя ночь с детьми в бане у Перегуды, сумела в день расстрела гетто уйти с ними из Бешенковичей, прошла через охрану под предлогом, что должна работать в соседнем селе (случайно в её сумке оказались пяльцы). C помощью сестры Перегуды, испытав многие мучения (однажды она даже хотела отравить себя и детей), они добрались до фронта. (Позднее в Израиле Николаю Илларионовичу Перегуде посмертно было присвоено звание «праведника мира»).

Поиски матери, Розы Марковны Добромыслиной ни к чему не привели. Яков с отцом побывали и в доме, где пути матери и сына разошлись. Хозяйка не узнала его, но подтвердила, что женщина по имени Аня с дочкой Ядей была у неё и ушла неизвестно куда.

Именно мать представляется мне главной героиней трагедии. Трудно представить себе душевное состояние женщины, вынужденной, вопреки материнскому инстинкту, выбирать, кого из своих детей она попытается спасти. Можно только поражаться, как созрел у неё план поручить Якову роль девочки, понадеяться на его выдержку и понимание происходящего. Ошибка при выборе маршрута тоже говорит о её самостоятельности и решимости.

Иногда у меня появляется крамольная мысль: не пришла ли она к выводу в определённый момент, что без неё сын будет меньше привлекать к себе внимания, и у него будет больше шансов уцелеть? Может быть, как ни страшно об этом подумать, она сознательно оставила его одного, когда он уже доказал свою способность переносить чудовищные условия постоянного бегства от погони и принимать необходимые решения? Если это предположение верно, то можно сказать: она сделала единственно правильный выбор. Круг сужался, повторный вызов в полицию говорит об этом. Вдвоём они наверняка бы погибли.

Светлая ей память!

Яков Рухман стал инженером, руководил проектными работами по автоматизации шахт. Прошедший через ад, он остался добрым, душевным, тихим и скромным человеком, всегда готовым помочь людям. И в жизни взрослого человека пришлось ему сталкиваться с тяжёлыми ситуациями, но это уже другой рассказ.

На фотографиях ниже страницы из книги Якова Рухмана «Моя жизнь».

От редакции: читайте избранные главы из книги Якова Рухмана «Моя жизнь»

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Адольф Гоман: Спасение Якова Рухмана

  1. Потрясён. Идут дни памяти Холокоста. «Почему евреи шли безропотно на убой?» — какой несправедливый и кощунственный упрёк. Массовый героизм — явление исключительное и крайне редкое. Но индивидуальный — не раз доказанный еврейскими (в том числе) судьбами. И в этих воспоминаниях поведение матери и сына («дочки»), их сопротивление таким адским обстоятельствам — героизм высшего порядка. Склоняю голову перед памятью безвестных героев такого еврейского Сопротивления «всем смертям назло». Праведники мира — порука благородства «всем смертям назло».

  2. Когда кажется, что уже слышал все истории спасшихся и что ничего нового просто не может быть, оказывается есть еще история Якова. Как это всё можно простить?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.