Надо искать не «то общее, что в них есть» — в совках — а наоборот, то общее, чего в них нет. Их, как и советскую жизнь в целом, характеризует отнюдь не наличие, их выдает отсутствие. Нехватка — пароль их и лозунг.
Why?
Леонид Гиршович
Сделал комплимент, совершенно искренне — себе. Открыл наугад роман, написанный в последний год советской власти. И прочитал:
Что есть та очевидная печать made in СССР на человеке, благодаря которой без труда различаешь Земелю Иваныча? Ответ заманчиво прост, все его, казалось бы, знают, а только начни загибать пальцы в перечислении примет — разуешься, а приметам так конца-краю и не будет. С другой стороны у московского болельщика за нагорно-карабахских армян в графе «особые приметы» может не оказаться ни одной общей черточки с болельщиком за команду «Крылья Советов». Что с того! Оба узнаются мгновенно. Назвать причину этого, дать формулу советской физиономии значило бы понять что-то очень важное — в том числе и в самом себе, если не с целью самосовершенствования, то, по крайней мере, в надежде все понять (чтобы все простить). Каковы внешние признаки советского человека, по мнению, в первую очередь, его же собственному — а надо сказать, советский человек столь же чуток и мудр в отношении себя, сколь глуп, слеп и глух в отношении окружающих. В известном смысле он — сова… только потом уже совок, хотя, как самоназвание, «совок» не имеет себе равных, особенно с тех пор, как сделался эпонимом всей страны.
— Мы же совки… — и тут оказывается, что это «мы» в зримом своем воплощении не поддается характеристике, поскольку характеристика совковых лиц и совковой стати всегда не что иное, как описание какого-то конкретного, хотя и кажущегося типичным, случая — с натуры или созданного воображением, неважно. Но вот подворачивается не менее типичный случай, совершенно противоположный по своим свойствам, а там, глядишь, и третий, и десятый… Все случаи типичны. Рыхлые толстые женщины? Есть ведь и тощие, что ни на йоту не умаляет в них признаков совковости, и наоборот: толстая иностранка, дебелая натурщица Рубенса, только в силу этого еще не лишается своей заграничности. Угрюмый, тяжелый, ускользающий в сторону взгляд — в каком-то описании советских людей на это делается, помню, упор. Однако во всем мире отводят глаза под встречным взглядом незнакомца, а улыбаться тебе при этом и в парижском метро никто не будет. Запах пота, золотые коронки? Все так, но советского человека «видишь за километр». На замечание, что речь идет о лике толпы, позволю себе спросить: почему тогда советский человек вычисляется в девяносто случаях из ста, даже когда он один как перст (да и сам он узнает иностранца мгновенно, «в бане со спины» — сужу по своему прежнему опыту)? И главное, даже не скажешь, что советские люди это уже не русские. Отнюдь, вполне. Так современный русский акцент в немецком не перестает быть русским акцентом лишь оттого, что существенно отличается от акцента, который выдает (выдавал — в семидесятые годы) русского эмигранта старой формации.
В чем же дело? Вот «мы идем и поем…» Идет такой совокупный совок. Как назвать то общее, что есть в рисунке наших лиц, что эти лица выражают, какими средствами для этого воспользовалась природа? Почему и славянский, и еврейский, и какой хочешь совок, противопоставленный иностранцам, делает совершенно непринципиальным различие между теми — немцами и французами, французами и испанцами, испанцами и прочими шведами? Возможно я даже знаю ответ, самое-самое его начало. Надо искать не «то общее, что в них есть» — в совках — а наоборот, то общее, чего в них нет. Их, как и советскую жизнь в целом, характеризует отнюдь не наличие, их выдает отсутствие. Нехватка — пароль их и лозунг. Тамошний товарный дефицит уже давно дал метастазы совершенно диковинного характера: чистоты и интенсивности цвета, например, там тоже не достает, причем я не о текстиле или полиграфии — там все кошки серы даже днем, там сероватая трава… А вкус! Спросите у них, какой кажется им еда на Западе. Я же помню свои первые ощущения: слишком пряная, какая-то приторная, острая; слишком много начинки и слишком мало теста. Совок — это экзистенциальная разреженность — и больше: в самом прямом физическом смысле слова, как следствие семидесятилетнего промывания мозгов, клеветы на мир (кого интересуют экономические программы — когда мозги в порядке, все программы хороши). Совок идет по улице — и это видно сразу. Совок он или антисовок — ему недодано… одного какого-то витамина, какого-то вещества… а отсюда и какой-то черты, какой-то крохотной загогулинки нету в нем — в отличие от французов и испанцев, шведов и голландцев… иностранцев, иностранцев, иностранцев…
Я перепечатал (этого нет в интернете, а сканера нет у меня), перечел, почесал в затылке: были ведь и тучные годы, много чего было. Ровесникам этого текста уже под тридцать. Но им по-прежнему «не додано».
Леонид, кто же автор этого замечательного текста? Я знаю, что сейчас автор часто ликвидируется, как лишняя величина, но я в этом отношении человек старомодный.
Ася Крамер3 июля 2017 at 21:26
Леонид, кто же автор этого замечательного текста?
Странный вопрос. Автор-то понятен. А вот из какого романа или повести? Может автор — Леонид Гиршович — ответить? Мне очень отрывок понравился. Рука мастера.
Т.е. автор романа, из которого взят текст, сам Гиршович? Признаюсь, мне это было поначалу неясно, хоть я и перечитала 2 раза. Как-то очень завуалированно сказано. Текст понравился.
Это из романа «Бременские музыканты». Печатался с продолжениями в «22» в самом начале 90-х. В 1997 вошел в том избранного. «Чародеи со скрипками». Изд. Ивана Лимбаха, СПб
Действительно, «совок» стало бранным словом. Но мне кажется, что узнаваемость происхождения человека из определенной страны или сообщества — явление универсальное. Еврей еврея из любой страны и в любой стране сразу же узнает в любой толпе, также характерно поведение английского джентельмена, спокойного скандинава или живого, подвижного итальянца и т. д. Относительно же «совка» можно сказать, что в нем сочетается субственная ущербность (нередко сознаваемая или подсознательная) с презрением к окружающим. Может быть это российская черта? Ведь и Гоголь писал о русской тройке, которая не дает ответа, и у Лескова Левша подковал блоху в пику англичанам, и Шаляпин воспевал русскую «Дубинушку» тоже в пику англичанину-мудрецу…
Простите, — «собственная», конечно.
Мой личный опыт свидетельствует о том, что и в специфичной среде советских евреев было куда больше доброты, уважительности, порядочности и, в целом, подлинной интеллигентности, чем в специфичной, опять-таки, эмигрантской среде казалось бы тех же лиц.
Да и в отношении ко мне русской публики я чувствовал (за редким исключением) как минимум доброжелательность.
Правда, то же я встречаю на улицах Мюнхена.
Уважаемый автор!
Прошу считать мои заметки http://blogs.7iskusstv.com/?p=19246 развернутым комментарием на вашу статью.