Сергей Эйгенсон: Золотой сон (о социализме)

Loading

Я честно пытался жить по тем принципам, о которых мне говорили в семье, учился, работал на заводе. Без фокусов и попыток уклониться пошел в армию и отслужил на Дальнем Востоке. Потом работал в НИИ, вроде бы неплохо, уехал из Москвы в Западную Сибирь, где, кажется, тоже принес некоторую пользу.

Золотой сон

(о социализме)
Из серии «Рассказы по жизни»

Сергей Эйгенсон

Продолжение серии. Начало

«Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!»
П.-Ж. Беранже

Сказать по правде, я и сейчас думаю, что дальнее будущее человечества связано с социализмом. Тогда, когда люди действительно овладеют несравнимым с сегодняшним уровнем энергии, когда смогут разумно регулировать климат и освоят, наконец, межзвездные сообщения — ну какие тогда могут быть разговоры об инвестициях, дивидендах, страховках, классовых конфликтах. Просто пока была попытка забежать далеко вперед, реализовать коммунистические принципы на низком уровне развития общества и производительных сил. Представьте себе попытку построения Парадиза в полуголодном мире, где свирепствуют эпидемии, одно племя смертельно ненавидит другое и в любой момент производство может пойти вразнос из-за случайных ошибок. Вот это и было. А тут еще и стремление тех, кто случайно выбился в Начальники, закрепить за собой кресла любой ценой.

Я говорю не только о национальном варианте — без дорог и с дураками. Конечно, местные особенности из чего угодно способны изготовить холуйскую вертикаль по принципу — «я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Но, думаю, что и «скандинавский социализм» или виртуальный социализм Берни Сандерса тоже долго не протянут. Разумеется, норвежцам поможет еще потянуть время нефть Северного моря и отложенные от нее денежки, но и тут не так надолго.

Снова, и уже теперь взаправду, Социализм вернется тогда, когда все человечество смогут прокормить, одеть-обуть и прочее те пять-десять процентов населения, которые привыкли работать хорошо вне зависимости от поощрений. Тогда и настанет мир «Понедельника, начинающегося в субботу», частная собственность, капитал, венчурные фирмы будут уже не нужны. Но пока до этого довольно далеко, боюсь, что не только мне в мои семьдесят четыре, но и тем, кто помоложе этого уже не увидеть. Возможно, что такое мое отношение к теме отчасти связано с историей моей же семьи. Ну, давайте посмотрим — как это было.

* * *

Александр Дмитриевич Кузьминых, мой уральский дед был из государственных крестьян с Урала. По вере они были старообрядцы-беспоповцы, но, конечно, до 1905 года, до отмены юридического преследования староверов громко об этом не говорили, числились за «государственной» церковью. Дед всегда с гордостью подчеркивал: «Рабов в роду у тебя, Сережа, не было!» Жили они в Пермской губернии, в зауральском Камышловском уезде, в Режевской волости в деревне Жуковой. Того земельного голода, о котором часто вспоминают в связи с царской Россией, у них не было. Помещиков в их краях не наблюдалось, земли, в общем, хватало, а уж о качестве почвы и говорить нечего. Он говорил, что у них навоз на поля не вывозили, а то будет «перерод», когда из-за избытка азота солома вытягивается в человеческий рост, а на ее конце — жиденький колосок со щуплыми семенами. Да еще верстах в тридцати они снимали у башкир дополнительные десятины такой же «жирной» земли.

Что бы, кажется, не богатеть? Все равно не у всех получалось, хотя тут, за Уралом критерии были сдвинуты. По воспоминаниям Александра Дмитриевича в деревне было четыре улицы по берегу озера. «И вот, когда по установившемуся зимнику подвозят обозами мороженую рыбу с Оби, то на самую бедную улицу везут окуней и щук, на улицу чуть побогаче — налимов и ряпушку, на улицу еще богаче — щекура и чира, еще на одну — муксуна и сырка, а на самую богатую — нельму, стерлядь и сосьвинскую селедку, которой и сам царь Николай не брезговал закусывать». Мои, к слову, предки жили как раз на улице чуть богаче самой бедной.

Когда деду, по местному говору его звали Саной, исполнилось восемь лет его отдали в церковно-приходскую школу. Он уже к этому времени помогал отцу, скажем, мог выгнать корову и овец на пастьбу, сам боронил, мог распрячь лошадь. Но все же прадед Митрий его отпустил в школу. Учеба в школе была два года и по воспоминаниям «Первый-то год я учился, а уж второй помогал учителю других деток учить». Дед был, действительно, очень способный, быстро усвоил письмо, чтение, Закон Божий, счет и вообще арифметику. Очень тянулся учиться дальше, но кроме него больше мальчиков в семье не было, помогать отцу в поле и со скотом было некому. На этом учеба и закончилась, к большому его горю.

То есть, учиться дальше ему официального запрета не было, более того, все всегда с удовольствием рассказывали старую байку про Ломоносова. Хотя и не поощряли (вспомним циркуляр министра просвещения (!) Делянова «о кухаркиных детях»). Но не было материальной возможности учиться дальше, не уезжая из родной деревни. И не было возможности уехать на учебу. Все же ситуация 20-х и 30-х годов ХХ века, знакомая нам хотя бы по песням на слова Исаковского о «гармонисте, уезжающем на учебу» была еще далека, для нее нужна была совершившаяся революция.

Выучившись грамоте он довольно много читал, видимо, кроме книг еще и социалистические брошюры, которых все же довольно много развелось на Руси с народнических времен. Он всё вспоминал книжечки «Враги народа» о правящих в империи сословиях и «Хитрую механику». К 1905 году ему стукнуло 18, вот он вместе с несколькими дружками и составил эс-эровский кружок, и даже формально вступил в партию социалистов-революционеров. Впрочем, больших революционных событий у них в Жуковой не было, максимум, это то, что они с друзьями забрались на церковную колокольню и пели там «Солнце всходит и заходит …». Но лично в его жизни тут был перелом, он перестал верить в сверхъестественные силы и по молодому задору порубил иконы топором. Впрочем, в беспоповской семье это, наверное, было сделать проще.

Время шло и в 1908 году настало ему время призываться. Рост у него был два аршина девять вершков, то есть метр восемьдесят два в нынешних ценах. По тому времени это был очень большой рост и деда призвали в гвардию, тем более, что он был хорошо грамотным, а в ту пору процент грамотных при призыве был не больше 60. А поскольку он был рыжим, то определили в лейб-гвардии Московский полк. Как известно, в Семеновский полк брали блондинов, в Измайловский брюнетов и так далее. Вообще-то во всех гвардейских частях шефом был царь за исключением двух — Гвардейского флотского экипажа и вот Московского полка. Это за участие в Четырнадцатом Декабря. У Московского полка шефом был великий князь Алексей Александрович, тот самый — приятель Буффало Билля, «семь пудов августейшего мяса», покровитель француженки Элизы Балетта.

Но в строю Александр Дмитриевич был недолго. Начал было он служить, а тут какая-то сука стукнула, что он — социалист. Доказательств не было, но его на всякий случай перевели в нестроевые. Мало ли, будет государь принимать парад, а тут — неблагонамеренный! Свои три года он прослужил в полковой швальне, немного научился шить, так что не жалел. Ну, еще его в одиночку не выпускали в увольнение, а он очень полюбил ездить в Воздухоплавательный Парк, смотреть на полеты тогдашних «этажерок». Ну, тоже и к этому он приспособился. Стал ходить с унтером, которому оставлял рубль на пиво, а сам уезжал на трамвае к первому питерскому аэродрому.

Вернулся, женился, родили мою старшую тетку Парасковью-Паню, вел свое мужицкое хозяйство. Какая уж теперь дальнейшая учеба? Очень полюбил читать, но сами понимаете — время в крестьянском быту найти непросто. Жена его Фекла этих его увлечений не понимала, а уж к знакомствам с молодыми учительницами и вовсе относилась плохо, но вот так и жили. Никакого контакта с партийными кругами у него не было, да ведь и партия почти исчезла после азефовского дела. Году в двенадцатом Александр Дмитриевич решил разбогатеть, взял подряд на заготовку шпал для строившейся узкоколейки. Выдал какое-то количество векселей, но нужных бизнес-талантов ему Бог, видимо, не дал. К четырнадцатому году дело шло к тому, что он разорится и должен будет отдать за долги землю и хозяйство. Но тут на его счастье боснийский гимназист Гаврила Принцип успешно выпалил в эрцгерцога и его супругу. На время Мировой войны ввели мораторий на платежи по векселям, а потом — сами понимаете.

На войну дед не торопился, уехал с эшелоном уже почти в сентябре. На его невезуху начальником над ним там оказался его односельчанин, сильно его не любивший. Понятно было, что к фронту он деда съест. Но и тут нашелся выход. В каждом эшелоне, оказывается, полагался врач, на худой конец — зауряд-врач, то есть студент-старшекурсник, призванный в армию. К нему и пошел Александр Дмитриевич. Когда он зашел в купе, хозяин читал книгу и посетитель скосил голову, пытаясь понять — что за книжка, то есть что за человек. Оказалось, что это «Воскресение» Льва Толстого. Тут А. Д. успокоился и на вопрос о болезни ответил: «Да вот воевать совсем не хочется». В результате к концу дня он стал медицинским писарем, благо почерк у него был красивый, да в этом качестве попал и на Юго-Западный фронт во фронтовой госпиталь.

Однако, в марте Семнадцатого после получения телеграммы депутата Бубликова о петроградских событиях дед вспомнил о своем эсеровском прошлом и организовал у себя в Жмеринке Солдатский Совет. Потом его выбрали в Киевский Окружной Совет солдатских депутатов, он пожимал руку министру-председателю Керенскому, общался с социал-демократкой большевичкой Евгенией Бош, с украинским социал-демократом Симоном Петлюрой. Более или менее ему стало ясно, что на этот раз ничего не выйдет и он после демобилизации в феврале 1918 года и после австро-германской оккупации Киева в марте поступил на бухгалтерские курсы. Этими курсами и закончилось его образование, новая специальность служила ему до конца жизни, хотя в 20-е годы он сам читал на кооперативных курсах лекции по политэкономии, по экономполитике Советской власти и еще по чему-то.

Вернулся к себе в Зауралье он к тому времени, когда Советскую власть успешно сбросили чехо-словаки и Народная армия, а в Екатеринбурге работала комиссия следователя Соколова, выяснявшая обстоятельства убийства семьи Романовых. К удивлению деда, в составе комиссии работал один из его дружков по Пятому году, член их тогдашнего эс-эровского кружка. Но тот вполне внятно объяснял причины: «Видишь ли, Сана, — говорил он, — ты, может быть, и видел Революцию. А я служил на Румынском фронте, я видел только солдатский бунт, как при Емеле. А вернулся — увидел, что все, кто в Пятом были черносотенцами, теперь записались либо в большевики, либо в левые эс-эры. И зверствуют хуже бандитов».

В общем, про Советскую власть все стало понятно. В дальнейшем, сколько уже я помню по нашим разговорам, Александр Дмитриевич терпеть не мог Ульянова-Ленина, которому не мог простить разгона Учредительного собрания, но вполне благосклонно относился к Сталину, которого называл «дедко» и очень одобрял за реванш в войнах с Германией и Японией, возврат потерянных по Бресту территорий, приобретение Галиции, Кёнигсберга, Выборга, Сахалина, Курил и Порт-Артура.

Вот так обстояло дело с моим русским дедом. Как видите, в социалисты его привела не только мода, но и крайняя трудность в «России, которую мы потеряли» для крестьянского сына получить образование, подняться по социальному лифту. Перейдем к другому деду, еврейскому.

* * *

Шмерка сын Ефима Эйгенсон родился в купеческой семье зерноторговцев в губернском Екатеринославе около 1890 года. Если вспомнить то время и ту среду, то мы увидим все увеличивающуюся тягу еврейской молодежи к образованию и упорное противостояние этому со стороны Власти (процентная норма евреев в гимназиях и университетах составляла не выше 10% в черте оседлости, 5% в остальной империи и 3% в столицах). Как все — так и мой дед. Но гимназию он окончил без золотой медали, а значит на прием в высшее учебное заведение рассчитывать не мог.

Ну, он пошел работать. Но вот кем — это интересно. Служил он в уездном Александровске (теперь это Запорожье) казенным раввином. Должность такая исчезла после Семнадцатого года, а появилась на 60 лет раньше в связи с тем, что имперские власти запретили становиться раввинами без образования. И одновременно резко ограничили возможность такого духовного образования. Ну, в общем, как всегда чудили.

Но аидов не так легко взять на понт. Стало в каждой синагоге по два рабби: духовный, тот самый, который «купи козу», «и ты права, жена», глубоко изучивший Тору и Талмуд, но без бумажки-диплома, и казенный, из молодых пацанов с русским образованием, который вел казенную переписку и регистрацию. Вот мой дед, с его гимназическим аттестатом и оказался в этой должности. Ко всему, он был социал-демократом, не то, чтобы большевиком или меньшевиком, там — отзовистом либо ликвидатором. До Александровска все эти тонкости еще не дошли, просто он был внефракционным соци, читал Эрфуртскую программу, труды Энгельса, Каутского и Аксельрода. Занимался ли агитацией среди сознательных булочников и портных — сказать не могу. Он умер еще до Второй Мировой войны от астмы, я его никогда не видел.

Продолжалось это один год. За этот год он женился, его отец и тесть посчитали свои возможности и решили, что можно оплатить образование в Европе. Шмерка поехал в Берлин, там поступил в Берлинский университет на медфак. Как раз в ту пору в прусской столице был большой митинг в поддержку русских товарищей, он пошел на него. Там дед немного выступил именно как представитель молодых российских социал-демократов. А через пару дней его вызвали в полицию и объяснили, что Германская империя — страна свободная, ни одному немцу не запрещено быть социалистом. Но чтобы еще и импортировать из России — это чересчур.

Он уехал в Австро-Венгрию, в Прагу. Там тогда было два университета — чешский и немецкий. В немецком преподавали Мах и Эйнштейн, в чешском Масарик. Дед, конечно, хотел учиться в немецком. Но на его беду в этой империи шла борьба за равное избирательное право. Митинг, дед говорит небольшую речь, как представитель российской демократии. Аплодисменты, все поют «Интернационал» и «Молодую Гвардию». Через пару дней вызов в полицию. Так что в конце концов он поступил в Базельский университет в Швейцарии. Там можешь петь и говорить что хочешь — лишь бы платил за обучение.

Он еще все-таки перед началом занятий успел съездить в Женеву, нанес визит проживавшему там Георгию Валентиновичу Плеханову. Тот его принял. Наверное, патриарх никогда в жизни не видал живого казенного раввина и ему было интересно. Поговорили. Хозяин сказал: «Вам, молодой человек, с такими крайними взглядами надо было бы ехать в Париж к Ленину». Но уже начинался семестр, визитер вернулся в Базель, где и проучился до получения докторского диплома.

Но практиковать в Российской Империи он пока не имел права, тут признавали только собственные дипломы. Ему пришлось еще раз сдавать экзамены и теперь он стал российским доктором медицины. Черта оседлости для него уже не действовала, и он поселился на Кубани в казачьем Армавире. Тут он и прожил до середины 30-х, когда уехал в Ростов-на-Дону, а там умер. Доктором Сергей Александрович, как его теперь стали называть, был, судя по всему, хорошим, во всяком случае, в Армавире для него конкурентов не было. Социалистические убеждения он сохранил, но, конечно, понимал, что деятельность таманского командарма Кожуха или, скажем, Макара Нагульнова, имеет мало отношения к социализму, о котором они беседовали с Плехановым. Во всяком случае, на коллективизацию и вообще всякие «головокружения от успехов» он смотрел с большим сомнением.

Как видим, и его к социализму привела не только возраставшая популярность этого круга взглядов, но, вероятно, и ограничения в доступе к образованию и карьере, тут уже не сословные, а национальные, специально для евреев.

* * *

Мой отец Александр Сергеевич 1912 года рождения, в год эвакуации белых из Новороссийска ему было восемь лет, так что он сформировался именно при Советской Власти. У себя в Армавире он был первым пионером и вообще очень активным сторонником Новой Жизни. Ходил на всякие антирелигиозные пасхи, за что ему местные казачата перешибли нос. Выпускал стенгазету и так далее. В комсомол он, однако ж, не вступил, у них в школе его пока и не было. Да я, сказать по чести, сомневаюсь, чтобы в тогдашнем Армавире была очень мощная комсомольская организация, за почти полным отсутствием пролетариата. Разве только на мельнице да на маслобойне.

Но, конечно, и учился всерьез. Он хотел поступать в московский Государственный Электромашиностроительный институт имени Каган-Шабшая, который по тем временам славился исключительно высоким уровнем подготовки инженеров, был своего рода Физтехом тех лет. Но к 1930 году вышестоящее обследование указало на засоренность студентов непролетарскими элементами и документы у отца не приняли. Он было хотел поступить в Кубанский сельскохозяйственный институт на факультет перерабатывающих технологий, но и туда не взяли. Как сына эксплуататорского элемента, имелся в виду доктор Эйгенсон.

Что делать — непонятно. Он зарегистрировался на бирже труда, перебивался случайными работами, а для себя принял решение — он едет на Памир, в Хорог, будет там плечом к плечу с тамошними большевиками сражаться против басмачей и так докажет свою преданность Советской власти, вступит в комсомол и т. д.. На счастье, прямой дороги из Армавира на Памир не было. Он поехал через Баку, где остановился у своего дядьки, работавшего на промысле. А в бакинском Индустриальном институте имени Азизбекова в тот момент сразу в три раза увеличили прием на нефтяные специальности — шла уже Первая Пятилетка, нужны были кадры. Так что фильтры несколько ослабили.

Стипендии он, конечно, никакой не получил, а из Армавира слать деньги было не из чего — частная практика доктора медицины Эйгенсона с концом НЭПа закончилась, а жалованье в больнице сильно обмелело под действием неназываемой вслух инфляции. А он еще на втором курсе женился, надо вести хоть какое-то хозяйство. Поэтому Александр Сергеевич стал подрабатывать на бакинских нефтеперерабатывающих заводах, сначала сменным химиком в лаборатории, потом сменным инженером в цеху. С дневного не уходил, работал в ночные смены. Но зато специальность осваивал и за партой, и на производстве.

Тут он уже вступил в комсомол, я помню, как дома лежал где-то его комсомольский билет, где часть надписей была по-азербайджански. Вообще могу сказать, что отец стал и оставался до смерти глубоко верующим большевиком. Был он, скажу честно, еще и убежденным сталинистом, говорил о себе: «Я — солдат Сталина!». Хотя в конце 38-го посадили его учителя профессора Кострина, да и он сам несколько раз оказывался на краю политического ареста, даже одно время был под следствием и его вытащил из пасти и отправил работать из Баку на Урал тогдашний нарком Седин. У отца была теория, что во всем виноват Берия, которого он называл «злым гением Сталина». Хотя лично я сомневаюсь, чтобы Иосифу Виссарионовичу еще был нужен отдельный злой гений. При этом во всех остальных отношениях отец был очень умный малосентиментальный человек, крупный ученый-прикладник, умелый производственник, ориентировался и в политике, и в людях, не особенно уважал непосредственное начальство.

Теперь мне кажется, что большевизм отца не так уж сильно связан с идеей Социализма. Скорей, он исходит из идеи Красного Реванша. Дело в том, что после того, как Романовы унизительно проиграли в начале ХХ века две войны Японии и Германии, российское интеллигентское самосознание было безумно оскорблено. Молодые энтузиасты, в первую очередь интеллигенты, мечтали, не всегда осознанно, о том, чтобы это переиграть. Восстановление Империи под красным знаменем в результате Гражданской войны открыло путь к такой переигровке. Собственно, именно поэтому Сталин достаточно легко убрал с пути соперников. Троцкий предлагал Мировую революцию, для которой Россия была бы исходной базой. Бухарин, какой-то российский вариант того, что мы сейчас назвали бы «скандинавским социализмом», а Сталин строил обновленную военно-промышленную базу именно для реванша, для пропаганды называя это «построением социализма в отдельно взятой стране».

Вот молодые энтузиасты и пошли за Сталиным, читайте «День второй», «Время, вперед», «Гидроцентраль» и прочее. И признаемся честно, в итоге этот неписанный контракт вождь выполнил. В Галиции, в Прибалтике, в Порт-Артуре, на Сахалине и Курилах. Многое оказалось невечным, но, а много ли вообще вечного на политических картах?

Александр Сергеевич и после Августа 1991 года пытался поддерживать общение с новой зюгановской КПРФ, ходил на их собрания, хотя не вступал, а хранил свой партбилет КПСС. Кончилось это тогда, когда на собрании какой-то деятель выступил с потоком антисемитских поливов, А. С. это оборвал, но НИКТО его не поддержал. Отец, как я понимаю, наконец, почувствовал с кем он имеет дело и больше на их толковища не ходил. Оставался сторонником Социализма в одиночку.

* * *

Обо мне и говорить нечего. Я честно пытался жить по тем принципам, о которых мне говорили в семье, учился, работал на заводе. Без фокусов и попыток уклониться пошел в армию и отслужил на Дальнем Востоке, искренне считая, что брежневский Советский Союз уж всяко лучше, чем Китай Мао. Потом работал в НИИ, вроде бы неплохо, уехал из Москвы в Западную Сибирь, где, кажется, тоже принес некоторую пользу. Но при этом я чем дальше, тем больше понимал, что живу на летальной ветке мирового развития. Дело не в том, чтобы меня обижали — у меня лично не было претензий ни по линии антисемитизма, ни по политическим преследованиям. Читал я то, что хотел, Булгаков или Набоков, скажем, мне нравились, Солженицына прочитал с интересом, а вот Гроссмана или Авторханова, к примеру, не дочитал до конца и в Перестройку. Ну, за рубеж не пускали, но, как я понимаю, более по характеру моей работы. Да я и не рвался.

Но я видел и понимал, что эта госплановская система развиваться не может, что в 60-х был пик советских достижений. А потом пошло постепенное затухание, к которому еще добавился начиная с 70-х вклад от надрыва на военно-промышленном состязании с самой развитой страной мира. Когда Михал Сергеич попытался на ходу починить машинку, я ему искренне сочувствовал, но довольно быстро понял, что тут неремонтоспособный агрегат. В Августе, конечно, пошел к Белому Дому и потом некоторое время верил, что началась Новая история России. В 90-х, действительно, существовало еще раз окно возможностей для страны и людей. Но она не захотела. Особенно все стало понятно, когда премьером стал Примаков. Из всех углов полезли такие, казалось бы, уже давно ушедшие монстры, что стало просто страшно. Но я уже к этому времени уехал к сыну в США. Жить можно и тут, хотя молодости уже никак не вернешь. Да сейчас я, сказать по правде, уж слишком завишу от здешней медицины, понимая, что без нее был бы уже, вероятно, «за Ахероном».

Здесь в Штатах я голосую редко, не считая себя компетентным. Скажу честно, что в 2016 году голосовал против Трампа, поскольку мне сильно не нравились его довольно хамские манеры, напоминавшие нескольких крайне не нравившихся мне советских начальников. На следующих выборах буду голосовать «за». Поскольку политика его пока оказалась вполне приличной, хотя манеры не изменились.

* * *

Так что, как видите, история мужчин нашей семьи говорит, как будто, одновременно и о притягательности идей Социализма, и о невозможности его реализации в настоящее время. Что будет дальше? Посмотрим или, хотя бы, посмотрят мои внуки.

Я по-прежнему полагаю, что настанет время, когда частная инициатива уже не будет нуждаться в частной собственности. Но торопиться, пытаться ускорить это время в духе Ленина или хотя бы Фурье — это все равно, что дергать вверх ростки моркови, чтобы ускорить рост. Делу не поможешь, а вот погубить можно очень легко.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

10 комментариев для “Сергей Эйгенсон: Золотой сон (о социализме)

  1. Ну что, мой дед и даже тезка тоже попал в царскую гвардию за высокий рост. Брали и евреев. да и взгляды у него были сходные с Вашим. Да и меня есть какая-то склонность к социальной справедливости — видимо наследственность, хотя в проводах Советской власти и отметился — был грех

  2. Сергей! Я «с Вас удивляюсь», если Вы и вправду считаете, что полное изобилие «всего» и есть социализм. Социализм,основанный на внеэкономическом принуждении, ведет к застою и распаду общества. Оно развивается, если у людей есть возможность что-то создавать, неся при этом ответственность за результаты своих усилий. А «соц. халява» плодит безответсвенность за свое дело и за себя самого, поэтому-то социализм и есть тупик.

  3. Григорий Писаревский
    — 2019-06-23 18:08
    Не надо утрировать,г-н Дынин. Я никого не предлагаю «отстреливать». Что-то предпринять, м.б, и придётся (ограничить рождаемость?). С остальными Вашими соображениями более-менее согласен.
    =============
    Конечно, никого Вы не предлагали отстреливать. Но можно и выводы делать с крупицей соли ;-). Главное же, с чем Вы , кажется, согласились, времена наступают иные, и потому психологическое возмущение по поводу кормления бездельников горсткой тружеников выглядит вне контекста возможного будущего. Об этом я и сказал.

  4. Григорий Писаревский
    — 2019-06-23 15:01

    Это с какого-же рожна, извините за выражение, 5-10% энтузиастов должны кормить по десятку, а то и два, бездельников каждый?
    ================/
    Спрашивать: должны или не должны, в данном случае, бессмысленно, ЕСЛИ развитие технологии ведет к тому, что большей занятости в производстве благ не будет. Конечно, можно заставить и 100% процентов населения ходить в офисы и сидеть за столами, смотря в смартфоны. Но от этого они не станут не-бездельниками. Уже сегодня процент не-работающих по тем или иным причинам (возраст, болезни, недостаточность способностей в востребуемых областях) представлялся бы предшествующим поколениям чрезмерным. Пора отстреливать их! Не так ли? Мы, как видно, находимся в начале радикальных изменений в структурах социальной жизни, результаты которых потребуют не только преодоление известных идеологий (социализма, капитализма… ) и их противопоставлений, но и психологии предшествующих, вплоть до нашего, поколений. Само понятие «работы» и «безделья», вероятно, изменится.

    1. Не надо утрировать,г-н Дынин. Я никого не предлагаю «отстреливать». Что-то предпринять, м.б, и придётся (ограничить рождаемость?). С остальными Вашими соображениями более-менее согласен.

  5. Забыл добавить одну вещь. Стало быть Вы, Сергей, голосовали в 2016 г. за Хитлери Клинтон, потому что Вам не понравились «хамские манеры» Трампа? А чем же такой подход лучше решения некоторых людей не голосовать за Обаму, потому что им не нравилась его черноватая физиономия?

  6. Сергей Эйгенсон:
    Снова, и уже теперь взаправду, Социализм вернется тогда, когда все человечество смогут прокормить, одеть-обуть и прочее те пять-десять процентов населения, которые привыкли работать хорошо вне зависимости от поощрений. Тогда и настанет мир «Понедельника, начинающегося в субботу», частная собственность, капитал, венчурные фирмы будут уже не нужны.
    =========================
    Это с какого-же рожна, извините за выражение, 5-10% энтузиастов должны кормить по десятку, а то и два, бездельников каждый? И разве это пойдёт на пользу остальным 90-95%. До какого маразма дойдут эти бездельники, зная что им никогда(!) не надо будет трудиться? Сколько из них сопьются, погибнут от передоза, потеряют рассудок, совершат бессмысленные преступления — и все это от безделья? Почитайте, что пишут русскоязычные жители некогда прекрасного Сан-Франциско, переполненного этими самыми «гражданами социализма» — получателями пособий, нелегальными иммигрантами и т.п.
    Нет, уважаемый Сергей, любому физически и умственно здоровому человеку положено трудиться. И хорошо жить должны именно те, кто сам, своим трудом заработал себе на хорошую жизнь.
    Следующий довод — нормальному человеку свойственно стремление иметь эту самую частную собственность. Ведь больше всего ценишь только то, что реально твоё и притом — заработанное. Имея собственность, уважаешь и собственность других людей. Все мы хорошо помним весёленькое «все вокруг колхозное, все вокруг мое».
    Далее, при социализме наверх выползают не наиболее талантливые и трудолюбивые, а карьеристы, махинаторы сознания, лицемеры, а нередко и палачи. Вспомним Сталина, Мао, Пол Пота, Чавеса, Мадуро (4 млн. беженцев из некогда процветающей Венесуэлы).
    Социализм в любой форме — советский, скандинавский, вариант ненормального Сандерса, марсианский черт возьми — это не форма будущего, потому что она не жизнеспособна. А неравенство будет всегда, потому что люди изначально не равны. Разумеется, по мере развития все будут жить лучше (посмотрите, насколько уменьшилось в мире число людей, живущих в бедности, за последние 50 лет). Но не одинаково!
    И эта античеловеческая форма соц. устройства не прокатит, сколько бы за неё не ратовали всякого рода сандерсы, окасио-кортесы и их прихвостни, израильские леваки и один-два сторонника социализма здесь на сайте.
    Так что не посылайте нового Ленина брать билет в пломбированный вагон. Социалистическая революция, о необходимости которой все время говорили большевики — отменяется.

  7. И. Бродский
    Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.
    Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
    Там, грубо говоря, великий план запорот.

  8. Уважаемый Сергей, уважаемый Сэм!

    В платоновском Чевенгуре, думаю я, как в кратком конспекте изложена предыстория, история и перспектива социализма. Но ещё короче в анекдоте: Если построить в Сахаре социализм, то первые 50 лет всё будет в порядке, а потом —дефицит песка. Привет Мадуро с Чавесом!

  9. «Но, думаю, что и «скандинавский социализм» или виртуальный социализм Берни Сандерса тоже долго не протянут. Разумеется, норвежцам поможет еще потянуть время нефть Северного моря и отложенные от нее денежки, но и тут не так надолго.»
    ===============
    Уважаемый Сергей!
    Аргумент: «но думаю» оспорен быть не может.
    Вы думаете так, миллионы людей, включая меня, — иначе.
    Т.н. «скандинавский социализм» – это не только Норвегия с её нефтью.
    К сожалению Вы не прочли мою давнишнею статью «Социализм — это плохо, а социалисты?»
    http://club.berkovich-zametki.com/?p=44052 и дискуссию по ней.
    Может тогда бы в Вашей статье нашлись и другие, кроме «но думаю» аргументы.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.