Это ведь только в боевиках Шварценеггеры, Сталлоне и Сигалы под замирание сердец подавляющей массы зрителей и смех специалистов голыми руками разворачивают резьбы, затянутые моментными ключами на герметиках и эпоксидках. Здесь же этих суперменов, по причине отсутствия у них соответствующей формы допуска, не было…
Начальные обороты
Заметки конструктора-серийщика
Редакция вторая, дополненная
Леонид Комиссаренко
Продолжение. Начало
Наместник
Началось всё в Н.Тагиле, на Старателе. Так как южмашевские ракетчики к тому времени уже оттяпали для своих нужд 8 км. Павлоградского полигона, первые партии корпусов на кучность по местности 152 мм ОФС «Наместник» к орудию «Мста» работали в Тагиле, что было сопряжено с невероятными трудностями. Снарядить где-либо на Урале было невозможно, приходилось, в нарушение всех действующих правил, отправлять боевые снаряды гражданскими грузовыми самолётами до Свердловска — Кольцово а оттуда обеспечивать перевозку автотранспортом полигона до места. Бывало, возили машинами от самого Донецка. И так каждую партию — о льготных условиях говорить было рано. Так в муках всё до поры до времени и катилось без неприятностей собственно при испытаниях. До тех пор, пока не ударили уральские морозы. Очередная партия, и вместо уже ставшего привычным: «Ярлык №…. принят», сообщение о трех молчащих. На следующее утро я уже на Старателе. Скажу откровенно, до сих пор не представляю себе, как они смогли выкопать неразорвавшийся снаряд с боевым взрывателем. Но два достали. Даже не знаю с какой глубины, но на углах подхода максимальной дальности мало не было, это уж точно. Оба снаряда без переходной втулки и, естественно, ввёрнутого в неё взрывателя. Это ведь только в боевиках (и не только американских) Шварценеггеры, Сталлоне и Сигалы под замирание сердец подавляющей массы зрителей и смех специалистов голыми руками разворачивают резьбы, затянутые моментными ключами на герметиках и эпоксидках. Здесь же этих суперменов, по причине отсутствия у них соответствующей формы допуска, не было, но и втулок тоже. Поработал мёрзлый грунт. Стрельба велась на О (мгновенное действие) с колпачком и, не думая о мгновеньях свысока, я сообразил, что настало время мне понять, наверное, что негоже здесь применять такую короткую резьбу, да ещё с шагом 1,5 мм.
Их, этих мгновений, с лихвой хватило, чтобы вывернуть (не вывинтить) злополучную втулку ко всем чертям. А теперь они явно засвистят у моего виска. Сам виноват. Нужно было, пребывая на стрельбах, почаще наведываться в поле. И при этом зимой, чтобы там не только ветерком до костей проняло, но и до мозгов. Тогда бы лучше знал, как ведет себя снаряд в грунте, а тем более в мёрзлом, какие пируэты он там выписывает и какие на него при этом могут действовать силы и их же моменты. «Молчание ягнят» состоялось при установке на О, а что было бы на З (замедленное действие)? Очень уж наглядно это при копке, которую и ведут-то не вдоль, а поперек входа. Но теперь поздно. Теперь прямая дорога на верхнюю ступень пьедестала почета, где будем мы стоять, обнявшись с Ю.П. Варехом и Н.Н. Телегиным из НИМИ, но только поливать нас будут не шампанским. Это нам за резьбу. А вот за другой элемент, могущий здесь иметь место быть, придется отдуваться самому. Дело в том, что при разработке «Наместника» серийный завод (мой) был подключен моими же стараниями, вопреки категорическим возражениям производственников, на самых ранних этапах. Это позволило, при дружественной поддержке НИМИ, естественно, внедрить пару идей, прошедших со снарядом весь путь отработки (в отличие от рацов, возникающих как черт из табакерки и защищенных в, лучшем случае, двумя десятками выстрелов). В данном случае речь о креплении переходной втулки без применения стопорных винтов. Мелочь, но приятно, так как избавляет производство от кучи технологических проблем. А для меня еще и дело чести.
Всё ясно. Надо менять элементы конструкции. Все эти мысли были, очевидно, столь крупными буквами прописаны на моей физиономии, что стоявший рядом представитель НИМИ, ни при каких обстоятельствах никогда не унывавший Роман Спивак, выдал единственно правильное решение: «А не пойти ли нам выпить?» И лучше выдумать не мог!
Назад в Донецк и дальше в Москву. Никаких больших совещаний. С Телегиным и Варехом всё и решаем, докладываем начальнику отделения Лещинскому. Военные ведут себя в высшей степени кооперативно, даёт плоды очень многолетняя совместная работа. Здесь хотел бы отметить исключительно благоприятно для меня, по крайней мере, сложившуюся персональную ситуацию на всех уровнях: с кем 25 лет назад начинали рядовыми инженерами — стали начальниками отделов в НИМИ и министерстве, а кое-кто и повыше; старлеи вышли в полковники, все друг другу истинную цену знают, прошли вместе кучу комиссий, коллегий и еще черт-те чего. Дело от этого только выигрывало.
Вся документация сделана и утверждена в считаные дни. Так что производство почти и не стояло. И ещё повезло к тому же с испытаниями: пришла настоящая зима и появился в Павлограде свой, уже тогда «нэзалэжный» украинский мёрзлый грунт толщиной-глубиной аж 40 см. Понятно ведь, что после всех передряг всё возможное стрелять было в программах предписано именно по нему. Так как кучность боя «Наместника» по местности к тому времени ни у кого сомнений не вызывала, ГРАУ дало согласие стрелять кучность не на максимльную дальность, а на 2/3 её, что соответствовало имеющимся возможностям.
Но пара проблем всё же есть: снега насыпало столько, что до площадок не доберёшься, а если доберёшься, то попробуй выкопать прочности: времени-то почти нет (до конца месяца, естественно, дальше оно продолжается независимо от выполнения плана). Первую проблему в значительной степени решал сам, так как местное руководство, к моему великому огорчению, должного рвения не проявило. Формально бульдозер выделили, но с водителем никто даже не поговорил, так что пришлось мне садиться в кабину и включать валютный двигатель, потому что водитель примерно после каждого пробитого километра начинал мне расчёт времени до конца смены. Затыкать ему рот приходилось очередным червонцем, что, согласитесь, по тем временам немало. Вторую проблему взял на себя и успешно решил в теории и на практике мой друг РО Пашков. Нужно было, сообразуясь с условиями местности, найти идеальную точку падения, т.е. такую, на которой снаряд по возможности останется как можно ближе к поверхности или, еще лучше, на ней. Перелёт — зароется так, что из мёрзлого грунта не выкопаешь; недолёт — уйдёт с рикошета, не найдёшь. Я решил занять место в поле. Идеальный выстрел выглядел впечатляюще: снаряд после падения взвивается вертикально вверх, на высоте метров 100 на мгновение зависает, так что видно бешенное вращение, и падает, почти не зарываясь. Зрелище незабываемое, тем более, что найти после него снаряд труда почти не составляет. Вот таким салютом и закончился (благополучно) ещё один полигонный эпизод.
Но, прежде чем снаряд дойдёт до полигона, его ещё надо сделать. Несмотря на новизну конструкции, сложные технологические проблемы почти не возникали. Говорю почти, потому что одна была — запрессовка ведущего пояска. Заготовка его представляла собой профилированное кольцо из медноникелевого сплава внутренним диаметром 152 мм, шириной 35 мм. Такой ширины пояски до этого нигде не применялись и, соответственно, оборудования для их запрессовки попросту не существовало, а у имеющегося в наличии не хватало усилия. (Кольцевые заготовки обжимаются кулачками на прессе с горизонтально расположенными по окружности 32-мя гидроцилиндрами.) А времени на отработку технологии почти не оставалось: сроки поставки заводской партии на полигонные испытания определены даже не приказом Министра, а, бери выше, Постановлением ЦК и Совмина. Вот тут спектакль и начинает идти по не раз проверенному сценарию: если у технологов не получается — вызывается на ковёр конструктор и получает задание: или меняешь конструкцию, или подключаешься сам к отработке технологии, что и произошло в данном случае.
И принялись мы с замом главного технолога Толей Кононовым за эксперименты. Выбор вариантов был невелик — профиль заготовки пояска и профиль кулачков. Проблему решили, подобрав эти параметры с разделением операции на два этапа — предварительную и окончательную. Технология потянула на авторское свидетельство (АС 284764).
Кстати, как мне стало известно, попытка после отделения Украины освоить производство «Наместника» на Невьянском машиностроительном заводе на первых порах успехом не увенчалась — так и не смогли запрессовать ведущий поясок. Пришлось заказывать, уже в качестве импорта, в том же Донецке.
Группа Г
Описанные в главе «Калибр 13 см» события ровно через 14 лет, в конце февраля 1986 года откликнулись самым неожиданным для меня образом. Вдруг на утреннем селекторе выясняется, что вчера вечером заказчик отклонил от приёмки очередные партии корпусов снарядов во всех цехах. Причина — металл не соответствует требованиям вновь введенной в ГОСТ 10230-79 группы Г. Я сижу у себя в кабинете, краем уха слушаю. Но при сообщении об отклонение партии переключение с дежурного приёма на рабочий происходит автоматически. Не успел дослушать невнятный ответ главного металлурга, ответственного за стандарт, как заверещал прямой главного — на ковёр. Являемся одновременно с главным металлургом, о рабочих взаимоотношениях с которым позволю себе остановиться прямо сейчас. Я уже имел удовольствие пройтись по технологам, но даже в этом ключе металлурги, ответственные за литьё (под девизом «Литья без раковин не бывает»), штамповку (под девизом «Нет штамповки без заштамповки»), термообработку ( «Не бывает закалки без трещин»), гальванопокрытия ( «Всё равно всё когда-нибудь заржавеет») выделялись в худшую сторону. Если технологи в большинстве случаев, не всегда, конечно, ограничивались требованием: «Пусть он расширит допуск!», то эти вечные победители социалистического соревнования, обделавшись в очередной раз, считали своим священным долгом убедить руководство заставить бездельников-конструкторов опустить свои чертежи под их высшие достижения. Что оставалось бедному начальству? Всё равно с них ничего не возьмёшь. А так как легче всего убедить человека с разбитым носом, то и разговор с директором или главным в таких ситуациях проходил всегда по одному сценарию: сначала шеф без тени смущения начинает стучать по столу с обвинениями в отсутствии внимания к производству из-за чрезмерного стремления защитить интересы проектных организаций, затем ляп главного металлурга — отсутствием твоего контроля и объясняется, и в завершение тебе поручается срочно решить вопрос с институтом и военными, а контроль за ходом решения с ежедневным докладом возлагается на истинного виновника. Примеров тому не счесть. Не удержусь, чтобы парочку не привести.
Не отработав как следует технологию штамповки динного и узкого запального стакана корпуса дымового снаряда, эта братия быстренько забила рац, перезаказала профиль исходного проката и при запуске в производство добилась рекордных показателей: если до того брак составлял 14%, то по технологии рационализаторов он достиг 100%. Как ни бились, ничего сделать не смогли. План горел синим пламенем, перезаказать металл в условиях планового хозяйства можно было только на следующий год, так что надежда оставалась одна: заставить меня изменить утверждённый чертёж так, чтобы весь брак стал кондиционной продукцией. И чтобы до конца месяца всё было сделано! В принципе это было невозможно, но, скрипя зубами, сделали. Единственное, на чём мне удалось отыграться — с моей подачи они не получили за рац ни гроша, а уговаривали они меня в течение добрых десяти лет.
Или несколько другая ситуация из той же обоймы. Вследствие нарушения технологии термообработки возникли закалочные трещины корпусов ОФС к танковой пушке Д-81. Так как выявили брак слишком поздно, часть сомнительных изделий попала на воинские базы. Изъятие их оттуда без подключения высокого руководства невозможно. Министр рассвирепел, велел всех виновных выпороть на конюшне, подписал соответствующий приказ. Получив его, я был шокирован: моя фамилия стояла в числе первых, но ни главного металлурга, ни его заместителей среди наказанных не было, как будто калятся детали под руководством главного конструктора. Конечно, министр сам приказы не пишет. Кто готовил этот, мне известно точно. Но я понятия не имел о подковёрной борьбе, организованной командой, которую я после ниже описаных событий и обозвал «Группа Г».
Но вернёмся (или продвинемся вперёд?). Только во время той встречи на ковре у главного я узнал, что, оказывается, ещё с преждевременной 130-ки идёт борьба с металлургами (Минчермет) за улучшение качества металла. И в этой борьбе достигнуты выдающиеся успехи: в ГОСТ введена «Группа Г» с требованием о сплошном поштанговом ультразвуковом контроле металла, а также технологическая проба на осадку. Одно но: металлурги не готовы. И не готовились. И в ближайшие годы готовы не будут. За что боролись на то и напоролись. Теперь мне предстоит толкать паровоз назад, добиться переноса срока внедрения группы Г из стандарта, которую профукала доблестная группа Г наша. Попытка на месте уточнить ситуацию у гл. металлурга В.П. Туровского была тотчас расценена как подкоп с целью избежать ответственности и отметена с благородным негодованием (а что ему оставалось, если он ситуацией не владел?).
Надо ехать. И помощником мне назначен зам. гл. металлурга В. Чернухов, та ещё фигура, спеси неимоверной, автор упомянутого раца. Деваться некуда, едем в столицу вместе. По приезде — сразу в Минчермет, благо от Маросейки до Солянки рукой подать. В ГТУ Минчермета ознакомился с горой Постановлений, Решений, приказов, указов и всяких прочих отчётов, из коих вывод можно было сделать один — больше десяти лет вращалась бумажная карусель, но по факту дело не сдвинулось ни на миллиметр — нет не только оборудования, но даже методик, на основании которых его можно было бы проектировать. С таким открытым саботажем я столкнулся впервые в своей практике.
На следующий день во время общеминистерского селектора пытаюсь выяснить, кто ещё попал под топор именем «Группа Г». Как ни удивительно — никто. А это уже много хуже. Останови ГРАУ всех, тут бы делать мне было нечего — всесоюзная катастрофа, в стране остановлено производство артиллерийских снарядов! А так ничего страшного: подумаешь, стоит завод, хотя и один из крупнейших в этом деле! Где помошников искать? Звоню в ГРАУ: «Мужики, что вы со мной делаете? ГОСТ ведь писан для всей отрасли, звоните своим преставителям ещё хотя бы на десяток заводов, пусть тоже чешутся, пошто мне одному тянуть за собой страну? Не по чину ведь!» Улыбаются: «Не лезь в высокую политику, сами знаем, кому звонить. Тебе поручили — очень хорошо. Выполняй, мешать не будем». Удивляться нечему. Не бывает односторонних медалей. С тех пор, как, как выразился начальник одного из управлений ГРАУ: «Грех тебе жаловаться, для тебя ведь в нашем доме все двери открыты», — жизнь для меня не стала легче. Интереснее — да. Но всё чаще и чаще возникали вопросы, выходящие за пределы интересов моей фирмы, и всё чаще они и инициированы бывали ГРАУ адресно.
Нач. ГТУ Минмаша К.Н. Потапов на сей раз раскошелился, дав мне в помощники своего самого авторитетного педставителя, бывшего начальника УПБА ГРАУ генерала в отставке А.А. Молоканова. Не раз выручал он меня на своём ещё недавнем старом посту, таперь мы с ним в одной связке. Подготовили проект постановления и пошли гулять по буфету ресторана Москва: Минчермет — Госстандарт — Госплан — Минмаш — ГРАУ — далее везде и так круг за кругом, где с Молокановым, но в большинстве в одиночку — Чернухов почти сразу слинял. Визы — подписи — заключения — гарантии и пр. и пр. Пока работаем — военные дали передышку до конца первого квартала.
Последняя моя очная ставка была с Первым замом Министра чёрной металлургии Леонидом Владимировичем Радюкевичем, который визировать Постановление отказался. С гигантским трудом добиваюсь аудиенции. Назначено в районе восьми вечера. В министерстве пусто, на весь этаж только мы втроём: я, Радюкевич и его помощнник. Л.В. чуть постарше меня, производственник, в недавнем прошлом ген. директор Магнитки. Начинается разговор строго официально. А как же иначе? Ведь если без воды, то я пришёл переубедить его после отказа в подписи. Кому приятно менять своё мнение, тем более на таком высоком посту, да ещё будучи на нём недавно? Разговор спокойный, но без надежды на успех. Минут через 30 становится ясно, что пора покидать аудиторию. И тут мне вспоминается первое впечатление после ознакомления с горой документации по этому вопросу — саботаж. Выход один — кончать уговоры и переходить в наступление. Беру со стола лист бумаги и схематически изображаю всю историю за последние 10 лет: что чем было задано, что и как выполнено, под какие гарантии выбивались оттяжки — благо за последние две недели выучил всё наизусть. Картинка получилась очень даже наглядная. Самому понравилось. Двигаю листок Радюкевичу и говорю: «Что бы Вы предприняли на моём месте? Вы загнали меня в угол. Поймите правильно, у меня нет иного выхода, чем оттопать с этой бумажкой полкилометра от Солянки до Лубянки (с возможной остановкой на Старой Площади), а там пусть разбираются». Такой поворот моего собеседника явно заинтересовал. Помощнику заказано два чая и пошёл откровенный разговор по существу. Почему откровенный? Просто вспомнил Л.В. своё к этому отношение ещё на посту директора Магнитки. Вышел я от него с подписанным документом около одиннадцати и протопал те же 500 метров, но только в сторону Маросейки 12, в гостинницу при Министерстве.
Со следующего дня начался завершающий этап прохождения Бумаги, но проходил он уже на том уровне, куда мой министерский вездеход хода не давал. Ситуация имела то преимущество, что отслеживать её я мог из дома по всем видам телефонов. Продолжалось так до тех пор, пока не стал грозно приближаться конец первого квартала. Утвердить Постановление должны были от Совмина Ю. Маслюков и генерал Шабанов от Минобороны. А в тот год были они в непрерывных разъездах: то перед Горбачёвым, то после Горбачёва, то вместе с ним. (Кстати, во время одного из таких «вместе с ним» в Донецке я и имел честь быть лично представленным Маслюкову, получил от него хитрый номер телефона, что существенно облегчило мне выполнение описываемой задачи). Единственное, каким-то чудом оказавшееся у меня здесь в Германии свидетельство того времени — это моя записка, оставленная для А.А. Каллистова (тогда зам. Министра) его помощнику. Написана в пятницу 28.03.86 за час до отхода поезда. Просьба о подписании документа в субботу 29.03, с тем, чтобы со вторника 1 апреля нас не остановили. Записка тогда не пригодилась, так как в последнюю секунду появился Каллистов и мне удалось изложить дело лично.
Крепко выручил меня тогда Анатолий Анатольич — сам включился и всё было сделано вовремя. Не раз за 20 лет нашего до того момента знакомства помогал он мне, но в самый первый раз было как раз наоборот — мне довелось оказать содействие ему. Был он тогда заместителем начальника отдела в НИМИ, а я — начальником цеха. Прибыл он к нам за партией деталей для опытных снарядов к пушке Д-68, поставку которых мы безнадёжно срывали. Чтобы их сделать, мне нужно было остановить серийный поток, сорвав и без того висевший на волоске план. Я пошёл на это — понравился мне парень (говорю парень, потому что было нам в том, 66-ом, по 31). Тогда я чуть не слетел с работы, отделавшись строгим выговором, сейчас дело могло бы обернуться для меня много хуже. К слову, к тому же времени относится и разнос, устроенный Каллистовым моему тогдашнему главному за не совсем тактичное ко мне обращение. Разгромный монолог Каллистова, да ещё в моём присутствии, впрочем, излишним тактом тоже не страдал. Всё-таки не ржавеет старая дружба.
В тот раз я распрощался с группой Г по металлу, но выручил тем самым целую группу Г-металлургов, которых эта история в очередной раз ничему не научила. Да и научить не могла — сопромат!
Не заставил себя ждать и следующий случай в этом бесконечном ряду их больших и малых провалов. Вдруг на селекторах стал упоминаться город Пенза в связи с поставкой туда бракованных штамповок. Особого внимания не обращаю, меня, вроде, не касается, но раз за разом отправляется туда в командировку мой старый друг ещё с первых дней работы на заводе, зам. нач. штамповочного цеха Борис Подкер. Побывал он в Пензе раза два-три, чего-то там решал, но после каждой новой поставки всё начиналось сначала. Вдруг часов в 10 утра вызывает директор: поезжай сегодня же с Подкером в Пензу, там опять скандал, опять брак, звонят из Москвы и т.д. Приказ есть приказ, про себя матерюсь, конечно: раз забракована штамповка, то это опять металлурги группы Г. Зову Бориса. В чём дело? Понимаешь, говорит, привлечённый завод Минлегпищемаша делает там 120-мм осветительные мины, а мы им поставляем алюминиевую штампованную заготовку донышка факела, имеющего ушки для подсоединения к парашютным стропам. И вот у основания этих ушков проявляются непонятные дугообразные закаты глубиной до 1,5 мм. Признаться, тут я допустил промашку — против обыкновения не подготовился по-настоящему. И времени не было — поезд уходил в 4 часа, да и других дел было невпроворот. По приезде в Москву сразу в «Базальт», к разработчикам. Переговорил с нач. серийного отдела Унаняном, заказчиками. Договорились, что при тех или иных вариантах делать. Прежде чем садиться на пензенский поезд, заехали в Минмаш выяснить, отчего такой шум, несопоставимый с мелочностью вопроса. Оказалось, есть отчего. Эти мины должно делать наше министерство, но через Госплан удалось пробить их передачу МинМЛП, и вот теперь, когда мы замотали их браком, они через тот же Госплан требуют вернуть изготовление нам. Так что, объяснили мне в популярной форме, командировка эта весьма далека от турпоездки и, более того, вопрос на контроле у Министра.
В Пензе впервые вижу детали живьём. Отбираем образцы на разрезку и металлографию. Пока их обрабатывают, сижу над технологией мехобработки, пытаюсь что-нибудь выдавить из неё в свою пользу. На следующее утро всё готово. Знакомясь с результатами, замечаю, что глубина закатов примерно на десятку больше допустимой, а это меня никак не устраивает. Идём в лабораторию. К удивлению присутствующих сам сажусь за измерительный микроскоп (три года в инструментальном цехе я ведь не Ваньку валял) и доказываю ошибку замера на 8 сотых. Собирается совещание у главного. Обсуждение идёт по-деловому, единственная помеха — мой друг Подкер, ведущий себя не то что недипломатично, как полагается в этой ситуации, а прямо-таки вызывающе. Вести дискуссии мне приходится больше с игроком собственной команды. Если так пойдёт дальше — накрылась наша миссия. Прошу тайм-аут на перекур, во время которого задаю Боре вопрос: «Что у тебя есть за душой, что позволяет тебе так вести себя в этой почти безнадёжной ситуации?» Ответ его чуть не сбил меня с ног: «Пусть пишут в протокол, что хотят, а я всё равно напишу особое мнение». Назвав его (опять-таки по праву старой дружбы) дураком на букву М, приказал заткнуться до конца совещания, что он к моему и своему счастью выполнил. На совещании решили при согласии разработчика запустить детали в производство с механической обработкой по предложенным мной изменениям в технологии.
Вместе с заказчиком, подполковником Николаем Кашкаровым, с которым, кстати, когда-то работали в Донецке, что тоже немаловажно, садимся на телефон и устраиваем совещание с Унаняном и его заказчиком. Докладываем результаты, согласовываем тексты запроса и ответа. Пишем, подписываем, отправляем. К вечеру получаем нужный ответ и, довольные, уезжаем. По приезде сразу иду в цех выяснять причину брака. И что вижу? Деталь штампуется в два перехода. На первом идет предварительное формование ушков, но на втором переходе заготовка в угловом направлении устанавливается произвольно, так что все предварительно сформированные выступы в ручьи штампа не попадают и просто расплющиваются. Где были технологи, разработчики штампов, работяги, наконец? Ещё один бездарный выкидыш группы Г.
Но далеко не последний. Следующий произошёл в буквальном смысле слова при стендовых испытаниях двигателя системы залпового огня Ураган, к которым мы отливали по выплавляемым моделям решётку, разделяющую переднюю и заднюю части порохового заряда, и колосник, на который этот заряд опирается. Сложные, ажурные, тяжёлые детали со множеством узлов с резкими переходами по толщине стенок. Вот колосник и выкинуло прямо через сопло. Свернуло в восьмёрку и выплюнуло. Я в это время находился в Москве, где и получил команду прибыть на разбор в Тулу к Ганичеву к 14:00 следующего дня. Казалось бы, ничего проще — четыре часа колбасной электричкой. Так я и расчитал: в 8 выезжаю в 12 на месте, обед, час на ознакомление с документацией. Гладко было на бумаге, до Серпухова, по крайней мере, потому что дальше электричка не шла. И вообще на юг не шло ничего. Битый час я пытался найти на вокзале хоть какого-нибудь зачуханого железнодорожника, обыскал всё здание от подвала до чердака — ни-ко-го. Пришлось плюнуть на МПС и переместить поиски на автовокзал. Здесь успех был ощутимее: служителя я нашёл, но только для того, чтобы выяснить у него, что сегодня на Тулу ничего не будет (или вообще у них ничего не бывает?). Хватаю частника — и в сторону автострады Москва-Симферополь. На пункте ГАИ уговорил мента тормознуть кого-нибудь и подсадить меня. Ему это труда не составило. К Ганичеву на совещание попал я к шапочному разбору. Всем всё было ясно — виноват отсутствующий, т.е. я. Осталось только оформить протокол.
Честно говоря, я тоже так думал, зная о качестве литья лучше других участников совещания. Но признаться в этом я не имел права даже самому себе. А поэтому, точно по классику: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Прошу время для ознакомления с материалами, минут двадцать. В процессе просмотра наткнулся на любопытный документ порохового завода об отклонении от регламента рецептуры пороховой смеси: соотношение хлопчатой и древесной целлюлозы вместо 60:40 было 40:60. После возобновления совещания как бульдог вцепился в это нарушение. Потребовал документального подтверждения его безопасности. Ничего подобного показать мне не смогли. А раз так, то с меня и взятки гладки: у вас грубейшее нарушение налицо, а в мой адрес только необоснованные предположения, а это, согласитесь, совершенно разные весовые категории. Переглянулись Ганичев с Денежкиным и велели переделывать протокол. В окончательном его варианте я со скамьи подсудимых переместился на свидетельскую. На чём и порешили, а больше мне и нужно не было.
Пришло, наконец, время последней моей стычки с группой Г. Состоялась она году в 91-ом, но уже на гражданской продукции. Когда заказы на корпуса снарядов начали катострофически таять, взялись мы за изготовление буровых замков, имеющих по технологии со снарядами много общего. Прежде всего привезли несколько образцов с Дрогобычского завода, сделали замеры, проверили механические характеристики. Результаты оказались на уровне ниже среднего: многие важные параметры были с отклонениями. Поехали в Дрогобыч. Завод оснащён импортным оборудованием, новейшими системами активного контроля (не работавшими с недавних времён). Видно, что валюты вложено немало. При ознакомлении с производством был удивлён некоторыми, с точки зрения боерипасника, несуразностями, особенно в системе контроля. Скорее всего именно это и предопределяло отклонения от требований документации. При желании делать конкурентноспособную продукцию выход представлялся один — разработать новые техусловия с использованием отдельных требоваий ТУ на корпуса снарядов.
Как только я заикнулся об этом, «оглушительный трезвон поднялся со всех сторон». Чего я только не наслушался! «Ты бы ещё военпредов вписал» — было не самым слабым упрёком. Но больше и громче всех усердствовали мои «друзья» из группы Г. В ТУ были заложены такие механические характеристики, которые так просто, спустя рукава, не получишь, что в стиль их работы явно не вписывалось.
Трагикомедия разыгралась на одном из совещаний, когда они дружно отказались от своих же подписей на проекте ТУ. Мало того, меня на полном серъёзе обвинили в подлоге, подделке подписи и ещё куче всякого. Битва была нешуточная, да ещё и в условиях крайне неблагоприятной для меня конъюнктуры — в предвкушении предстоящей приватизации фирмы началось избавление от нежелательных элементов, к которым я, без сомнения, относился. Держался я только на принципе, подпитываемом нежеланием «прогнуться» перед группой и держался упорно. Ничто не могло выбить меня «из луки седла». Бурильщики-испытатели на полигоне Инситута буровой техники признали наши замки на уровне американских. А закончилась та моя, как оказалось последняя в каръере, победа совсем недавно, в 2003 году. Новые хозяева фирмы группу Г основательно проредили, и людям, меня сменившим, удалось те самые технические условия сертифицировать в высшей технической инстанции — Техасском API, с правом постановки его клейма, т.е. выйти на мировой уровень.
Документ этот ценю на равных с Госпремией.
Продолжение
