Элла Грайфер. Глядя с Востока. 59. Так что же происходит?

Loading



Элла Грайфер

Глядя с Востока

59. Так что же происходит?

Вы скажете: в Европе бушует антисемитская истерия. Вы скажете: израильская левая докатилась до полного предательства. Вы скажете – и это будет справедливо, но… недостаточно. Потому что самое интересное останется за кадром.

Не могу поступиться принципами

Подполковник: Как передвигается солдат в атаке?

Студентка: На получетвереньках.

Подполковник (от изумления трезвея):

Чего-чего? Это как же?

Студентка (басом): Так убить же могут!

Зачет по тактике в пединституте.

Всякий мальчиш-плохиш, замышляя подлое предательство, рассчитывает обычно на некую бочку варенья и корзину печенья, хотя бы в незамысловатом виде спасения собственной шкуры. Расчет этот не всегда оправдывается, но, согласитесь, без него было бы как-то странно. Так вот, как хотите, не верю я, что Бейлин  или Сарид  вовсе сущеглупые и ложку к уху несут. В намерениях «партнера по мирному процессу» ошибиться ну очень трудно, еще меньше оснований предполагать, что если всех убьют, то миролюбцев зачем-то помилуют… во всяком случае, никто им этого не обещает. Странное какое-то выходит предательство, бескорыстное, и где-то даже самоотверженное.

С антисемитизмом – и того непонятнее. Ну вот, не любят они нас… новость двухтысячелетней давности! Но уж любили бы, для разнообразия, хотя бы самих себя! При всей нашей несимпатичности мы им, по нынешним временам, — естественные союзники. Не Бог весть, конечно, какая мощь, но вот – Америка: уж и количеством, и качеством – всем взяла… так нет же, и эти не по нутру! И их в хвост и в гриву кроют, хватают за руки – за ноги, сплетни распускают, будто в Вашингтоне «еврейское лобби» захватило всю власть… Ай-ай-ай, как не стыдно! Такие гадости добрые христиане про любимых союзников рассказывать не должны!

Если в Германии своего, родного, стопроцентно арийского, бундесверовского солдата, кроме как по мишеням ни в жизни не стрелявшего, «убийцей» честят – на что рассчитывать Шарону?

Если во Франции предместья больших городов давно стали театром открытых военных действий подростковых банд, безнаказанно терроризирующих население, а полицию, если хоть пальцем хулиганов тронет, тут же за «превышение власти» в суд волокут – как смеем мы террористов стрелять?

Если по всему Ближнему Востоку христиан грабят, убивают и изгоняют, в Судане – в рабство продают, а европейские братья-единоверцы только вздыхают да руками разводят – что вы им голову морочите своими горящими синагогами!

Юдофобия-то их, по нынешним временам, — явление вторичное. Первично – то же, что и у наших: предательство… а вернее сказать: безоговорочная капитуляция по всем фронтам.

Тайными заговорами мировое господство захватывают только в «Протоколах сионских мудрецов». Настоящие претенденты отдельную операцию или войну втайне готовить могут, но уж «Декларацию о намерениях» провозглашают всегда в открытую, с помпой возвещая подлежащему скорому осчастливливанию человечеству свою единоспасающую идеологию и несравненный образ жизни. Так и нацисты поступали, также и коммунисты, и исламисты, конечно же, делают не иначе. Война объявлена, жребий брошен, и невозможно уже, будучи в здравом уме и твердой памяти, надеяться, что удовольствуются они только «территориями», только Иерусалимом, только Израилем, только Америкой… А добрые демократы более всего озабочены сохранением своих высоких принципов и широких взглядов:

Перекрыть террористам кислород? – Помилуйте, а как же тайна банковского счета?!

Не пускать без проверки кого попало в страну? – Придется, значит составлять картотеку… а вдруг ее какой-нибудь злоумышленник возьмет да и использует в недемократических целях?!

Разгромить тылы и базы врага? – Но на такое дело придется живых солдат посылать… а там ведь и убить могут!.. Да хуже того: вдруг они сами, по ошибке да с перепугу, кого-нибудь не того убьют? Вдруг это будет не террорист, а только сочувствующий? А может, он еще исправится? А может, он уже в душе против? Или уже за, но еще несовершеннолетний? Или уже совершеннолетний, но еще не стрелял? Или уже стрелял, но от волнения промахнулся?.. Как же это так… без суда и следствия?!

В общем, положение безвыходное. Лучше уж сразу… того… на получетвереньки… И вся любовь!

О любви немало песен сложено

Чего ж такого, что наводчица?

А мне еще сильнее хочется!

В. Высоцкий

Вы скажете: Мюнхен! И это будет совершенно верно, но… недостаточно. Всем известно, что случилось в Мюнхене, но интересно все-таки понять, почему. А чтобы это понять, начать надо лет на пятнадцать раньше.

Окончилась Первая Мировая Война, и получили побежденные – демократическая Веймарская Республика – от гордых победителей такие аннексии и контрибуции – хоть святых выноси! Но стоило впоследствии на авансцене появиться Гитлеру – как тут же все ему вернули, простили и Мюнхен сладили – без проблем!

С коммунизмом в России очередность получилась обратная. Пока в ней при Сталине кровь лилась рекой, была она маяком свободы и отечеством всех трудящихся. К примеру, с территорий, захваченных в 39-40 годах, тут же эшелоны в Сибирь пошли, пленных польских офицеров сотнями расстреливали – и ничего! А вот когда Брежнев, не демократ, конечно, но и не вовсе людоед, на танках в Прагу въехал, то всего-то и депортировал, что пару начальников, да парочку демонстрантов передавил – скандал на всю Европу!

Также примерно и с китайской «культурной революцией» было – не отталкивали европейскую левую ни погромы, ни даже ритуальный каннибализм. Зато как закатилось «великое красное солнышко», так сразу заметили и сурово осудили расстрел студентов на пекинской площади.

Существуют, стало быть, с точки зрения непримиримых борцов за права человека, две разновидности убийства: Убийство «за дело», связанное с определенными поступками, словами или даже мыслями жертвы, наносящими убийце реальный вред. Не важно, кто прав, кто виноват, кто первый начал, не важно даже, что иной раз жертва бывает по ошибке оклеветана – важно, что убийца на самом деле клевете этой верит. Если бы не верил, не думал бы, что его интересам угрожает реальная опасность, никого бы не трогал, и никакого убийства вообще бы не было. Вот такое убийство вызывает гнев, возмущение и осуждается единодушно.

Убийство из высокоидейных соображений. В этом случае слова, дела и намерения жертвы никого не интересуют. Клевета может иной раз использоваться как метод пропаганды, но организаторы кампании сами в нее не верят и вовсе в ней не нуждаются. Жертву лишают жизни, ибо она объективно, самим существованием своим препятствует осуществлению лучших надежд прогрессивного человечества. Она – лишняя деталь в часовом механизме истории, без нее все пойдет как надо (а уж как надо – про то убийца знает лучше всех!). Такие мероприятия не только что не осуждаются, а напротив, всегда поддерживаются бурными, продолжительными аплодисментами.

Подобными историями богат был прошедший век, причем любые попытки понять их и осмыслить (Ханна Арендт, Рене Жирар, да тот же Солженицын, в конце концов!) вытеснялись и отвергались левой интеллигенцией без всякой попытки фактического опровержения. Реагировали на них не как на ошибку или глупость, а как на святотатство.

В некотором роде исключением является обширная литература о Холокосте, но это связано с военным поражением Германии и полным искажением в последующей массовой пропаганде (в том числе и немецкой) образа Гитлера и его движения. Их представляют как какую-то сатанинскую секту, практиковавшую зло из любви к искусству. Объявляя побежденных главными (и единственными!) злодеями всех времен и народов, победители быстро отделались от вопроса о собственной ответственности, и не только за эту бойню, но и за аналогичные прочие, а теперь уж, по-видимому, вскоре окончательно выяснится, что никакого Освенцима не было – все выдумки еврейской пропаганды. Как не было ни ГУЛАГа, ни Пол-Пота, ни т.д., ни т.п. Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Тех, кто убивал идейно и бескорыстно, любят, холят, лелеют и преступлений их в упор видеть не хотят. Для Гитлера исключение сделать удалось именно методом исключения его из этого «клуба идеалистов» — исключения незаслуженного и совершенно несправедливого. Притом, что как только Россия и Китай подобные убийства практиковать прекратили – тут же прекратилась к ним и любовь. Так велико ли чудо, что всякий раз, с постоянством, достойным лучшего применения, ловятся братцы-демократцы на ту же удочку: что в Ялте, что в Мюнхене, что в Потсдаме, что в Кемп-Дэвиде!

Левая – правая где сторона?

Где же ты, желанный, с багряным мечом?

А. Городницкий

…Кто скажет: «Я знаю, как надо!»

А. Галич

Общество потребления – штука очень удобная. Даже без работы с голоду не помрешь, и хотя тебе периодически залезают в карман, то уж, по крайней мере, не лезут в душу. Что ни день – изощренная реклама предлагает тебе товары, делающие жизнь красивей, приятней, легче. Истерика всяческих «зеленых» по поводу истощения ресурсов планеты и разрушения окружающей среды не слишком убедительна на фоне развития новых технологий. Если разобраться, вполне уже в наших силах оборудовать себе рай: не тернии и волчцы растит нам земля, а урожайные культуры с генетически заданным количеством калорий, и детей уже без боли рожаем, и змеи все смирно по серпентариям сидят и дают нам яд на лекарства.

Так отчего же, скажите, не радует нас этот рай? А оттого не радует, что не удается встретить в нем Бога. Мало человеку, оказывается, изобилия – еще и смысл ему подавай! А вот с этим у потребителя как раз напряженка. В его обществе Бог, как красиво выразился Ницше, – умер. Попросту говоря – не обнаруживается. Общество утратило с Ним связь.

Зачем нужен смысл, про то написано множество книжек, хороших и разных. Мы же, для примера, затронем хотя бы одну из проблем, порождаемых его отсутствием: невозможность создания системы ценностей, иерархии и наведения элементарного порядка – что здесь можно, что нельзя, и чего ожидать мне от ближнего. Если, положим, смыслом жизни является стремление сравняться в славе с предками, то общество ценит традицию, иерархия возникает по родовитости, а чего прежде не делали, то делать и нам негоже. Может быть и наоборот – смысл жизни в том, чтобы прошлое отбросить и жизнь изменить. В таком случае ценится инициатива, иерархию строят по достижениям, и запрещается мешать другому делать, что хочется, покуда сам он не начал мешать другим.

А если смысла и вовсе нет? Тогда единственно возможным принципом взаимодействия будет: «Всем сестрам — по серьгам». Даешь равенство в потреблении для трудяги и бездельника-алкаша! Предоставить гомосексуальной паре статус нормальной семьи! Уравнять хулигана в правах с полицией! И не сметь отказывать заведомому психу в праве носить оружие, а то он в суд пожалуется на дискриминацию из-за своеобразного взгляда на мир. Да, кстати, с такой позиции и борьбу с террором оправдать никак невозможно: Чем ты докажешь, что тебя не надо убивать? Может, с другой-то стороны-то, это как раз вот самое оно?

Время от времени, правда, за неимением Бога делаются попытки идолов настругать, но выходит все как-то вяло, поскольку систематически нарушается технология изготовления: настоящий идол должен быть вскормлен человечиной. И вот это-то ноу-хау неукоснительно соблюдают одни только тоталитарные идеологии и режимы. Оттого и влекут они неудержимо несчастного потребителя, стосковавшегося по какому-никакому, самому завалящему «смыслу» и хоть бы каннибальской, но «справедливости». И готов он уже поверить самым невероятным россказням, самой фантастической клевете, в упор не замечать реки крови и горы трупов.

Вы скажете: «нефть» – но у Гитлера-то не было нефти! Скажете: «комплекс вины перед Третьим Миром» – но Сталин не Африкой управлял! Скажете: «демагогические разглагольствования о правах бедняков» — но Бен Ладен не из голодных!

Жадность идола сгубила

На обед попасть не худо,

Но отнюдь не в виде блюда!

Б. Заходер

Бедняга-потребитель не ведает, что творит. Конечно, упитанные и уверенные идолы тоталитаризма куда солидней выглядят, чем его хилые недокормыши, но увы… Если в родном его обществе потребления граждане от обжорства стонут, диеты ищут и считают калории, то в тоталитаризме все наоборот: миллионы граждан с голоду пухнут, а идолы от обжорства лопаются. Не в переносном, а в самом, что ни на есть, прямом смысле слова.

Известно, что в высококультурной и утонченно цивилизованной империи инков практиковались ежегодные человеческие жертвоприношения – чтоб солнце всходило и радуга цвела – но много их не требовалось, поскольку астрономически-климатические явления в общем-целом пребывали в норме. В гитлеровской Германии «окончательное решение еврейского вопроса» тоже не целью было, а средством достижения всеобщего счастья и выведения сверхчеловека, но им не дали развернуться.

Лучше всего закономерности тоталитарного холокоста изучать на примере сталинской России: процесс извне не прерывался, все фазы прошел, так что легко проследить его динамику. Здесь тоже намечалось выведение «нового человека» и построение рая на земле, но из того, что ни то, ни другое решительно не вытанцовывалось, явственно следовало, что классовый враг уничтожен еще не весь, и приходилось, стало быть, все время расширять сектор отлова.

За дворянами, буржуями и попами последовали вскорости инженеры, крестьяне, генералы, секретари райкомов, генетики, татары, евреи… Короче говоря, вместо ожидавшегося упорядочения общественных отношений, создания приемлемой иерархии ценностей и общепринятых правил игры, стал чертов идол хавать кого ни попадя, и ни один мирный обыватель, отходя ко сну, не мог уже быть уверен, что не проснется завтра «врагом». На том и погорел сталинизм (по слухам даже и лично Сталин).

Наилучшим символом тоталитарного общества можно считать изображение змеи, пожирающей себя с хвоста. Ясно, что, в конце концов, это странное животное либо себя живьем сожрет, либо все же одумается и переквалифицируется в какую-нибудь (не обязательно даже демократическую) разновидность общества потребления.

…Но потребитель-то этого не знает. Потребитель – он, как бабочка на огонь, стремится к свету «высокого идеала». Позавчерашние комсомольцы, вчерашние маоисты по всем Европам уже спешно принимают ислам… Нет, не так уж он глуп… временами даже и вовсе не глуп этот Мартин Хайдеггер, Лион Фейхтвангер, Бернард Шоу или Жан-Поль Сартр… На самом деле, он чертовски логичен: Если Бог умер, то и человеку не жить. А коли не жить – что ж ему остается делать, кроме как умирать?

Сперва, как водится, иудею, а потом – и эллину.

2002