Оказывается, композитор Исаак Дунаевский, руководивший ансамблем песни и пляски Центрального Дома Культуры железнодорожников, увидел стихотворение Лисянского в «Новом мире» и тут же, на полях журнала, набросал ноты. Но ему показалось, что песне нужна ещё одна строфа. Адреса поэта в редакции «Нового мира» не оказалось (его адресом в те дни был Калининский фронт, передовая), а новую песню о Москве люди ждали очень.
ПЕСНИ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ
Лев Сидоровский
Продолжение. Начало
Глава 12-я
«И ВРАГУ НИКОГДА НЕ ДОБИТЬСЯ,
ЧТОБ СКЛОНИЛАСЬ ТВОЯ ГОЛОВА…»
ЕСЛИ, дорогой читатель, ты едешь из города на Неве в столицу автомашиной или, скажем, добираешься до центра Москвы из аэропорта «Шереметьево», то на двадцать третьем километре Ленинградского шоссе, справа от дороги, вдруг видишь огромные противотанковые ежи. Это — памятник защитникам столицы. Спроектировали и построили его к двадцатипятилетию разгрома немецко-фашистских армий под Москвой. На барельефе — слова: «И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова…» Читаю знакомые с детства строки — и в сердце вспыхивает упругая мелодия сурового и светлого марша.
Немало хороших песен сложено о нашей столице — и про то, как «утро красит нежным цветом стены древнего Кремля», и про то, что «друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Москве», и про то, что «Москва не сразу строилась»… Писали их, как правило, сами же москвичи. А стихи вот этой песни, может быть — самой проникновенной, сочинил не москвич. Сочинил человек, который Москву защищал.
В 1975-м, он, оказавшись в Ленинграде, заглянул в редакцию «Смены» — предложить новые стихи: так состоялось моё знакомство с Марком Самойловичем Лисянским.
***
РОДИЛСЯ Лисянский у Чёрного моря, детство и юность провёл в Николаеве, потом жил в Ярославле, откуда и ушёл на фронт, воевал в Ярославской дивизии. В очень трудное время, поздней осенью сорок первого, в блокнот легли стихи «Моя Москва»:
«Я по свету немало хаживал,
Жил в землянке, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Но всегда я привык гордиться,
И везде повторял я слова:
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!..»
Командир сапёрного взвода (а до войны — журналист и поэт) младший лейтенант Марк Лисянский возвращался на «попутке» из госпиталя на Калининский фронт, в родную 243-ю стрелковую дивизию, участвующую в битве за Москву. И вот, когда проезжал через столицу, набросал в блокноте стихотворение «Моя Москва». Вдруг — получасовая остановка на площади Пушкина, у самой вывески: «Редакция журнала «Новый мир»». Что ж, взбежал по лестнице, отдал секретарше стихи, начинавшиеся строкой: «Я по свету немало хаживал…», и поспешил вниз, на войну…
Стихи были опубликованы в № 10-11, который вышел в декабре. Вторая строфа была такой:
«У комбайнов, станков и орудий
В нескончаемой лютой борьбе
О тебе беспокоятся люди,
Пишут письма друзьям о тебе.
И врагу никогда не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!»
Возвратившись в дивизию, Лисянский отдал стихотворение в местный коллектив художественной самодеятельности, и оно, переложенное на простенькую мелодию, впервые стало песней.
А потом, весной сорок второго, молодой поэт услышал по радио песню на другой мотив и с некоторыми новыми словами. Как это произошло?
Оказывается, композитор Исаак Дунаевский, руководивший ансамблем песни и пляски Центрального Дома Культуры железнодорожников, увидел стихотворение Лисянского в «Новом мире» и тут же, на полях журнала, набросал ноты. Но ему показалось, что песне нужна ещё одна строфа. Адреса поэта в редакции «Нового мира» не оказалось (его адресом в те дни был Калининский фронт, передовая), а новую песню о Москве люди ждали очень. Тогда Дунаевский попросил режиссёра своего ансамбля Сергея Аграняна приписать к стихотворению новые строки. И Агранян в результате оставил первую строфу и концовку второй, а между ними добавил:
«Я люблю подмосковные рощи
И мосты над твоею рекой,
Я люблю твою Красную площадь
И кремлёвских курантов бой.
В городах и далёких станицах
О тебе не умолкнет молва,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
Мы запомним суровую осень,
Скрежет танков и отблеск штыков.
И в веках будут жить двадцать восемь
Самых храбрых твоих сынов…»
В конце Агранян добавил ещё одну строфу:
«День придёт, и разгоним мы тучи.
Вновь родная земля расцветёт.
Я приеду в мой город могучий,
Где любимая девушка ждёт.
Я увижу родимые лица,
Расскажу, как вдали тосковал,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!»
Летом 1943-го ансамбль Дунаевского исполнил «Мою Москву на одном из правительственных концертов, причём её пришлось «бисировать» несколько раз, а Сталин дал указание записать грампластинку. Однако в Радиокомитете заметили, что имя вождя там не упоминается, и попросили Дунаевского текст изменить или дополнить. Композитор отказался. Тогда они последнюю строфу изменили сами:
«Над Москвою в сиянии славы
Солнце нашей победы взойдёт.
Здравствуй, город великой державы,
Где любимый наш Сталин живёт!
Будем вечно тобою гордиться,
Будет жить твоя слава в веках,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!»
Но после Двадцатого съезда и развенчания культа личности Сталина всю эту строфу выкинули, а к середине 60-х и аграняновская, о грядущей Победе, тоже отпала. Осталось три куплета, созданные двумя поэтами: бытовой — первый, лиричный — второй и мужественный — третий. (Однако составители песенников про Аграняна почему-то частенько забывают — вот и на нашей иллюстрации, в нотах «Моей Москвы», он, увы, не значится).
А в постсоветские времена «Моя Москва», по сути, родилась заново, стала официальным гимном нашей столицы. Помню, москвичи с нескрываемым удовольствием, во главе с Кобзоном и мэром Лужковым, исполняли её на различных торжествах. Наверное, потому с удовольствием, что уж слишком разительно талантливая песня Дунаевского, Лисянского и Аграняна отличается от многочисленных нынешних бездарных поделок «про Москву». (Например, газмановская: «Москва! Гудят колокола!» — этот сверх примитивный «перл» его абсолютно не профессиональный, но весьма настырный автор, начисто лишённый певческого дара, выдаёт не столько отсутствующим голосом, сколько, кажется, самим своим желудком).
Да, «Моя Москва» сегодня звучит и сурово, и празднично — о сыновней любви к сердцу России, о том, что никогда никакой враг не вступит на московские улицы. А ведь когда поэт набросал в блокноте её первые строки, фашисты могли рассматривать и Арбат, и Садовое кольцо в стереотрубы… Тем дороже нам творение трёх авторов, полное такого пронзительного лиризма, такой несокрушимой силы. И именно там, где враг был остановлен, именно там, где ему дали смертный бой, поднялся памятник, на котором отчеканены слова этой светлой и мужественной песни…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
