Одним из «чудесных событий», которых так много в книге Шемуэля, да и в других книгах Ранних Пророк, является появление Шемуэля на свет. Само собой разумеется, что человек, назначенный к священной миссии в Израиле, не может родиться «просто так», как все смертные. Его рождение должно быть недвусмысленно отмечено Перстом Провидения. История чудесного рождения не раз повторяется в ТАНАХе Сюжет примерно таков: мать «чудесно-рождённого» много лет была бесплодна, отец и сама мать уже отчаялись, что она родит. Сами роды иногда, хотя и не всегда, проходят с большим трудом. На протяжении всей жизни «чудесно-рождённого» сопровождают чудеса и знамения, указывающие на непрестанное Провиденциальное воление и особую миссию.
Афтара первого дня Рош а-Шана
(IШемуэль 1:1-2:10)
Михаил Ривкин
Значительная часть книги Шемуэля это жизнеописание «провидца», именем которого она названа. Шемуэль родился в эпоху Судей, во времена порабощения Израиля племенами Плиштим. Коэн Эли судил Израиль сорок лет и был в это время коэном в храме Всевышнего в Шило. Эли жил спустя какое-то время после Ифтаха. Шемуэль происходил из родовитой семьи. Его отец, Элькана, назван Эфратеянином, при этом указано, что он происходил с гор Эфраима.
«И всё же израильтяне оказались достаточно стойкими — под руководством новых вождей, людей выдающихся достоинств, они выжили, как народ.
Первым из этих людей стал Самуил (Шмуэль), сын Елканы с гор Эфраима. Описывающая его деятельность «Первая книга царств» изобилует чудесными событиями, заимствованными из ряда литературных циклов, разрозненными, противоречивыми преданиями, но, по-видимому, содержит и определённые фактические сведения»[i]
«В известном смысле, перед нами ещё одна история из этой же серии [Судей — МР], которая и продолжает, и контрастирует с предшествующей историей (Шофтим гл. 21), апофеозом которой является праздничное паломничество в Шило. Однако то, что эта история начинает новую книгу, указывает, что перед нами история человека, которому Израиль обязан институтом монархии»[ii]
Одним из «чудесных событий», которых так много в книге Шемуэля, да и в других книгах Ранних Пророк, является появление Шемуэля на свет. Само собой разумеется, что человек, назначенный к священной миссии в Израиле, не может родиться «просто так», как все смертные. Его рождение должно быть недвусмысленно отмечено Перстом Провидения. История чудесного рождения не раз повторяется в ТАНАХе Сюжет примерно таков: мать «чудесно-рождённого» много лет была бесплодна, отец и сама мать уже отчаялись, что она родит. Сами роды иногда, хотя и не всегда, проходят с большим трудом. На протяжении всей жизни «чудесно-рождённого» сопровождают чудеса и знамения, указывающие на непрестанное Провиденциальное воление и особую миссию.
«Само имя пророка — Шмуэль — означает «Да услышит Б-г!» Его рождение у Эльканы и его жены Ханы, долго остававшейся бездетной, описывается как чудо и знак Г-сподень»[iii]
В ТАНАХе очень мало рассказов, где описана семейная жизнь, и рассказ о рождении Шемуэля — один из них. В книге Брейшит все бытовые реалии относятся к жизни кочевников, которая уже для современников Шемуэля была далёким прошлым. В других книгах ТАНАХа, которые по своему историческому времени ближе ко времени Шемуэля, отсутствуют какие бы то ни было бытовые описания. От эпохи Судей и Царей ТАНАХ сохранил только два рассказа с богатыми бытовыми подробностями: рассказ о рождении Шемуэля и рассказ о женщине из Шунама (IIМехахим 4:8-36)
Рассказ о рождении Шемуэля содержит яркое и содержательное описание религиозной жизни ближе к концу эпохи Судей, когда главным культовым центром был храм в Шило. В основе упорядоченной религиозной жизни всегда лежит некое мистическое, неуловимое ощущение присутствия Всевышнего, как в человеческой душе, так и в окружающем его мире. Это ощущение может быть осмысленно и выражено, словами и ритуалами, в бесчисленном многообразии внешних форм. Из этих внешних форм богослужения, из того, что именно человек считает лучшей формой общения между бренной тварью и Вечным Творцом, мы можем понять, как именно видит человек своего Вышнего Повелителя, и какие нравственные обязанности это вИдение на человека налагает. Те духовные и нравственные черты, которыми человек наделяет своих божеств выражают нравственный облик самого человека, и безошибочно рисуют этические ценности того общества, в котором он живёт. Наш рассказ относится ко времени, намного предшествовавшему эпохе Пророков, той эпохе, когда религия Израиля достигла недосягаемых, для многих, и поныне высот этического монотеизма, той эпохе, когда образ Вечно Сущего был освобождён от всей шелухи и искажений языческих представлений, а все понятия и категории веры обрели свою ясность и определённость. Во времена Шемуэля представления о божественном были глубоко укоренены в картине зримого, осязаемого, природного, все сверхъестественные явления и силы сияли яркими красками цветущих полей, благоухали ароматами весенних лесов, звучали шепотом струящихся потоков. В конце эпохи Шило мы видим глубокий моральный упадок служителей этого храма, однако нравственность народа Израиля была не сильно затронут этим упадком. Те недостойные поступки коэнов, которые профанировали и оскверняли святилище, вызывали в народе гнев и отвращение. Во времена Судей сыны Израиля время от времен оставляли Всевышнего, приносили жертвы и отправляли обряды иным божествам. Но, судя по всему, эти языческие обряды не пустили глубоких корней в Израиле. Возможно, что эти обряды виделись как некое дополнение, украшение, вариация на тему служения Всевышнему. Так или иначе, рассказ о рождении Шемуэля содержит ценное описание религиозных обрядов во времена храма в Шило.
«Шило был важным религиозным центром. В IШемуэль 3:3 нам сообщают, что там находился Ковчег Завета, символизировавший присутствие Всевышнего, особенно во время сражения (там гл. 4). В Шофтим 18:1 сказано, что Шило стал религиозным центром в период заселения Земли Израиля, однако к этому же времени относятся и другие религиозные центры: Шхем (Йеошуа гл. 24), Гилгал (там гл. 5), которые были широко известны. Возможно, что главный религиозный центр время от времени перемещался с места на место, но возможно и то, что процесс формирования единого религиозного центра занял длительное время. Локальная традиция приписывает Шило универсальное значение однако на самом деле он был лишь религиозным центром своего округа.
Обычай регулярного жертвоприношения подробнее прописан в позднейшем законодательстве»[iv]
Перед нами Элькана, состоятельный и влиятельный домохозяин. Его религия заключалась в ежегодном паломничестве в Шило, куда его сопровождали его жёны и дети. Этот обычай, позднее законодательно формализованный как обязательное для взрослых мужчин паломничество в Храм три раза в год, в тот период был не обязанностью, прописанной в Законе, а спонтанным проявлением религиозного чувства. Именно поэтому в паломничестве участвовали все члены семьи, от мала до велика. Паломничество в Шило было самым важным семейным торжеством, которое сопровождалось обильной трапезой. Во время этой трапезы глава семьи раздавал всем участникам «доли» от принесённых в жертву животных.
Хорошо описано и участие женщин в религиозных обрядах. В отличие от приносящих жертву мужчин, Хана молится в храме. В своём несчастье Хана не стала ждать знаков и знамений от Оракула, не стала даже задавать вопросов коэну. Не совершала она никаких магических обрядов, не ожидала по ночам в храме мистического наития, она просто молилась. И эта молитва, выражает вечную женскую просьбу о милосердии, о снисхождении, о чуде из чудес: о рождении:
«Г-споди Ц-ваот! Если Ты снизойдешь к страданию рабы Твоей и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы Твоей, и дашь рабе Твоей дитя мужского пола, то я отдам его Г-споду на все дни жизни его, и бритва не коснется головы его» (IШемуэль 1:11)
Таков был священный обычай с самых древних времён: посвящать первенца Всевышнему, дабы тот предстоял пред Ним и служил Ему. Такого посвящённого первенца обязывал и связывал целый ряд ритуальных ограничений, он получал статус назира. Как известно, назиром был и Шимшон. Но, в отличие от явной мифологической подоплёки и языческого привкуса в рассказе о рождении Шимшона, рассказ о Шемуэле выдержан в светлых и чистых тонах веры в Единого Б-га Израиля.
«Повествование о Шемуэле, как и повествование о Шим-шоне, начинается с рассказа о бесплодии Ханны, второй жены Элканы, сына Йерохама из Ха-Раматайим-Цофим на горе Эфрайим, об обращении Ханны к Богу и обещании посвятить Ему сына, если она родит его (IШем. 1:1 и сл.)· Сходство начала обоих повествований очевидно, и тем показательнее сущностные различия между ними. В отличие от явления посланца Б-га матери Шимшона в неназванном месте, мать Шемуэла обращается непосредственно к Б-гу в определенном и реально существовавшем месте, в святилище Шило. Ответ, обещание Бога, передает ей не сверхъестественный посланец, а человек, к тому же, возможно, реально существовавший, коэн Эли в Шило (IШем. 1:9 и сл.). Если имена Шимшон и Маноах не встречаются в древнееврейской антропонимике, то имена Элкана, Йерохам из генеалогии Шемуэла упоминаются в генеалогиях северных колен и левитов. Создается впечатление, что, подчеркивая нереальность Шимшона, создатель (создатели) повествования Ранних пророков, напротив, прилагал усилия, чтобы подтвердить реальность Шемуэла»[v]
«Длинные волосы — это символ силы, что ясно из истории Шимшона, длинные волосы также ассоциируются с посвящёнными воинами (ср. «тот, у кого волос долог» в Песне Деворы Шофтим, гл. 5. В дальнейшем в истории Шемуэля нет никаких указаний, что он не стриг волосы. Возможно, что этот мотив был заимствован из истории Шимшона. Септуагинта идёт ещё дальше, и добавляет воздержание от опьяняющих напитков (так же и в истории Шимшона, см. Шофтим 13:14)»[vi]
Характерна и реакция Эли. Сначала старец подумал, что Хана пьяна, и строго ей выговорил.
«То, что Эли счёл Хану пьяной, ясно указывает, что на таких празднествах много пили (там 9:27)»[vii]
Но когда он узнал, о чём молится несчастная женщина, он сердечно и просто благословил её:
«иди с миром, и Б-г Исраэйлев да исполнит желание твое — то, чего ты просила у Него» (там 1:17)
И эти простые слова, без всяких претензий на всеведение, но полные упования на милость Всевышнего, стали целительным бальзамом на душу измученной бесплодием женщины:
«И пошла эта женщина в путь свой, и ела, и лицо ее не было уже (печальным)» (там 1:18)
На наших глазах патриархальная, объектно-ритуальная, мужская религия жертвоприношений впервые на страницах ТАНАХа уступает место возвышенной, облагороженной религии молитвы.
Далее следует подробный рассказ о том, как именно рождённого мальчика посвящали в храмовое служение. Мы понимаем, как нелегко было Хане расстаться с долгожданным первенцем, которого она с таким трудом вымолила у Всевышнего. Но она сама, вполне сознательно, настояла на строгом исполнении принятого обета. Единственное, что она себе позволила — это необходимую отсрочку до тех пор, пока ребёнок не будет отнят от материнской груди. И Элькана с этой отсрочкой, разумеется, согласился. В те времена отнять ребёнка от груди раньше времени значило подвергнуть его огромному риску. Хана сидела дома и выкармливала сына. Ребёнок был для матери отрадой и утешением, пока не вырос. И тогда Хана привела его туда, где суждено ему прожить всю жизнь — в храм Шило, и принесла богатые приношения:
«трех быков и одну эйфу муки и мех вина» (там 1:24)
Скупо и лаконично передаёт нам рассказчик душевное состояние матери. Она и радуется и грустил одновременно, передавая своего единственного сына Эли на вечное храмовое служение.
«Об этом ребенке молилась я, и исполнил Г-сподь просьбу мою то, чего я просила у Него. И я вверяю его Г-споду; на все дни жизни его вверен он Г-споду. И поклонился он Г-споду там» (там 1:27-28)
Слова полны радости и гордости, но чуткое ухо услышит здесь грустную, тревожную интонацию…
Примечания:
[i] Майкл Грант История Древнего Израиля Терра — книжный клуб М 1998 стр. 81
[ii] Peter R. Ackroyd The First Book of Shmuel The Cambridge Bible Commentary 1971 p. 19
[iii] Г. В. Синило Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХА Минск 1998 стр. 245
[iv] Peter R. Ackroyd ibid p. 20
[v] И. П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки Гешарим Иерусалим стр. 14
[vi] Peter R. Ackroyd ibid p. 24
[vii] Peter R. Ackroyd ibid p. 25
