вереницей нисходят идеи
светозарны пространства
остается подумать — не сильно
слегка
ОТ ЗИМЫ К ВЕСНЕ
* * *
идет война
да что там — бойня мясорубка
но вот — человек
с психическим расстройством
почувствовал себя хуже
и сам явился в дурдом
и вышел
оттуда
со сломанными руками
два перелома может больше
считай он без рук
споткнулся о стены
и его заберут в интернат
так как никто из родных
не возьмет его
под опеку
его денег им видимо
недостаточно (а он
получает какие-то)
вот вам и вся война
Под Рождество читаю Йейтса
созидающий огонь окрыляет мыслью время
архитектура орхидеи
понимает время
пронизывая красотой
и ткань бытия творя
злые тени
грузных родных бомбовозов
заставляют съежиться
женщин
уже узнающих из интернета
о распятии Христа
на крестиках прицельных
они даже успеют
отправить
жалобный комментарий
(мы не с ними мы с вами)
другой женщине
в город стираемый
(и название с той же буквы)
и та зачитает в эфире:
ткань бытия творя
* * *
придут холода
и высветят
в соборе моего сердца
витражи душ
кому помочь довелось
невозможное Рождество
в средоточье беды
где всякая плоть — трава
либо злая метель
* * *
дуй Зима в серебряный свисток
как стеклодув
о множестве миров
нам надлежит светло подумать
под белой искрой
восхититься талантом
и тайной свободой
(см. «Пушкинскому Дому» у Блока)
и застенчивость снега
словно дух созидает
себе новое тело
вереницей нисходят идеи
светозарны пространства
остается подумать — не сильно
слегка
* * *
квадрат и круг
образуют зигзаг
взгляд космоса
в тусклый день
в полутемном троллейбусе-тоннеле
на сидении впереди меня
мальчик прижимает к своей
шею плюшевого гуся
в трех словах
защита пощада и подношение
конденсируется жизнь дня
* * *
золотистая хурма
в заповеднике Луны
старческие руки
колыбельные
струйка накаливания
жизни в часах песочных
до серебра жемчужная серость
космоса колба
Благословение
розовая лапка селезня
проникается солнцем
наступая на снег
возвращения
следом уточка
словно лодочка
собираемся жить
на заре
сердечной
милостью Утренней Звезды
приветливой и кроткой
Александр Добровольский
* * * * *
«…злые тени
грузных родных бомбовозов
заставляют съежиться
женщин
….
они даже успеют
отправить
жалобный комментарий
(мы не с ними мы с вами)
другой женщине
в город стираемый
(и название с той же буквы)»
——————-
———————
**
родные бомбовозы
над городом стираемым
а женщины-стрекозы
всегда непознаваемы
москва и мелитополь
киев буча тополь
херсон с карагандой
а позади крыжополь
**
клён опал как у Есени
и вышел в сени
сень не новые мои.
Сел на скамейку и дышу
и не пишу
ну их, писак
за просто так
поют синички, не Шаляпин,
не Арестович, не Фейгинович
И никаких здесь вдруг,
лишь пацаны, прохожие, пропойцы,
а сам ты, как всегда, небритый и помятый.
Как пахнут сени мятой!
Кто всех нас тут собрал,
Кто выдал роли, не Бляхин-Мухин ли?
Течёт река Или из Балхаша
или — Балхаш питает?
Какой-то генеральный, блин, продюсер
хлопочет, чтобы дураки играли в слова.
Какой-то дядя, типа К-Эрнста,
или — с ржаного теста?
Война. Крестьяне пашут
и шлют зерно oт Ар дО Ганы,
а им, взамен — наГАны.
Бардак кругом до наМАНгаНЫ
. . . * * * . . .
«В Черемоші грали хвилі,
Сумували очі сині,
Тільки вітер на соснині
Сумно пісню вигравав:
— Гуцулко Ксеню,
Я тобі на трембіті
Лиш одній в цілім світі
Розкажу про свій жаль…»
Турбулентный поток сознания верлибром не оправдаешь поиском подходящей рифмы — такие стихи иногда не только невозможно запомнить, но даже прочитать. 🙂
Не напрасно в Мире жил,
Разгоняя мысли —
Что-то он «стихосложил»,
И с трудом осмыслил…
Не совсем понятно, зачем автор читает знаменитое стихотворение великого Уильямса Йейтса в заключение своих весьма средних. Что это за такой новый прием?