Павел Товбин: Я поняла

Когда я отсылал рабыню из осажденного замка, я знал, что помощь не придет. Я спасал моего сына в ней от мести разгневанной женщины, ведь сама рабыня и ее жизнь мне безразличны.

Павел Товбин

Я ПОНЯЛА

РАБЫНЯ

Я поняла, что Айша предала, раньше, чем мой господин. Она давно завидовала мне. Я рабыня, а она законная жена, но господин проводил ночи в моей постели, забыв о ней. И его наследник шевелится в моем животе.

Враги-бывшие вассалы появились на рассвете. Меж деревьев на горизонте показались их стяги со скрещенными мечами. Вскоре наш город оказался в кольце, и господин послал меня за подмогой, ведь никто не знал подземные ходы и лесные тропы, как я. Сколько раз пробиралась я по ним, чтоб хоть издали увидеть улыбку господина, услышать его легкие шаги. Я и мечтать не могла, что он поселит меня во дворце, близ своей опочивальни.

Прощаясь, он коснулся моих грудей, моего живота, но тело мое не ответило на ласку. Ведь я понимала: то был жест расставания.

Я не осмелилась ослушаться моего господина, но в условленном месте не оказалось войск для помощи. Быть может, думала я, господин уже знал о тщетности своих надежд и просто хотел спасти меня, разрывая нить, держащую наши жизни бок о бок?

Мое сердце сильнее голоса рассудка: я вернулась в наш город, осажденный врагами. Они уже проломили северную стену. На главной башне поднято их проклятое знамя. До меня доносится запах горящей смолы, я слышу крики умирающих воинов. Тело мое слабеет от страха. Как мучительно выбирать гибель близ господина вместо жизни для меня и его наследника, к которой он отсылал нас.

Я искала его в покоях дворца, где полегли многие храбрецы, верные моему господину. Вот она — страшная цена ссоры двух женщин, оплаченная кровью многих.

Он лежал у стены, где стоял ларь с подарками вассалов. Тех, что предали его по навету Айши. Я наклонилась к нему. Его рука сжимала меч, но глаза уже смотрели в другой мир. Я коснулась его рук — он остывал.

Лишь мгновенье длилось мое смятение, моя боль. Холод поселился в моем сердце. Я сняла с ножен господина его малый клинок, который по руке даже женщине. Здесь возле него я буду ждать предательницу. Она придет, чтобы насладиться победой. Моя рука тверда, ведь ею движет любовь. Пусть мой удар поразит ее в живот, в котором она никогда не носила наследника господину!

МУЖЧИНА

Смутное время нуждается в сыновьях. Так говорил мой отец — великий воин и мудрый властитель, дело которого я продолжаю. Многие земли платят мне дань. Их правители клянутся мне в вечной преданности, мера которой не длиннее полета стрел моих лучников.

Многих женщин я ласкал в своей жизни, но любил лишь Айшу и возвращался на ее ложе, возвращаясь из дальних походов к границам моих владений. Шли годы. Воину не гоже думать о смерти, но я стал бояться, что встречу ее раньше, чем родится и окрепнет мой наследник.

Айша оказалась неплодна. Я приблизил к себе рабыню на время, чтобы она родила от меня сына, а Айша поверила, что я отверг ее любовь, ведь я не мог открыться ей до срока.

Когда я отсылал рабыню из осажденного замка, я знал, что помощь не придет. Я спасал моего сына в ней от мести разгневанной женщины, ведь сама рабыня и ее жизнь мне безразличны.

Враг у ворот! Меч и три красные сердца на моем стяге. Об одном прошу всемогущего: пусть это будет сын!

ЖЕНЩИНА

Дважды заплатила я цену предательства: телом и сердцем.

Следы сальных рук вассала жгут мое тело, которое до него не ласкал никто, кроме моего господина. Как он, ничтожный, бахвалился поутру своей мужской силой, хвастал воинской доблестью. Не понимая, что он лишь глупое оружие, направляемое моей ненавистью. Себя, свое бесплодное лоно проклинала и попирала я этой ночью.

Огонь, лишающий рассудка, вспыхнул во мне, когда я узнала, что рабыня понесла от моего любимого. Весь он, и семя его по праву принадлежит только мне-мне одной, а не рабыне с ее широкими покорными бедрами и робким взором. От ненависти кругом идет голова и в животе пылает жар.

Я иду по залам нашего разграбленного замка, где я танцевала когда-то для него под звуки зурны. Грязь, глухие удары металла в человеческую плоть, хриплые крики.

Я вхожу в трапезную. Мой любимый на полу, там у стены. Вот страшная цена моему предательству! Рядом с ним лежит рабыня, корчась в родовых муках. Я наклоняюсь к рабыне, готовясь к решающему удару, но она опережает меня и с криком вонзает узкий клинок мне в живот. Я прижимаю руки к ране, опускаюсь на колени. Мутится сознание. Я сползаю на пол. Боли почти нет, лишь холодеет все тело. Последнее, что слышу, — это громкий плач новорожденного подле истекающей кровью рабыни.

…………………….

Сквозь разбитое стекло в трапезную входит черный смрадный дым, скрывает лица умерших. Проходившая служанка слышит голос ребенка. Она перерезает пуповину лежащим на полу кинжалом, навсегда отделяя сына от тела его покойной матери.