Как же так? Тебе, Федюня, созданы все максимально комфортные условия, чтобы было кого безопасно ненавидеть. А ты манкируешь и увиливаешь. Как будто ты не наш обыкновенный общественно-вовлеченный человек, а какой-нибудь самаритянин или инопланетянин. Действительно, ненормально это с твоей стороны. Жаль, я раньше не знал.
ГЕН В МОЗЖЕЧКЕ
Федор Арнольдыча Колымашкина я знаю уже давным-давно. Даже уже и не припомню, когда я его первый раз повстречал. Короче говоря, знаю его примерно столько же, сколько самого себя.
И все-таки, он меня вчера удивил.
Столкнулись мы с ним на улице, и он говорит:
— Эх, Саня, есть одна вещь, которую про меня никто не знает. И я даже сам про себя эту вещь долго не знал…
— ?
— Да, сам про себя не знал, что ненормальный я!
Так он сказал с некоторой даже грустью, если так можно выразиться.
— Ты? — удивился я. — А в чем твоя ненормальность, извини, заключается? И нет ли от нее какого-нибудь импортного средства?
Он улыбнулся опять еще грустнее и говорит:
— Я очень долго не знал сам про себя, что не умею ненавидеть. В смысле — не приспособлен для этого дела… И не получается это у меня…
— Ничо себе, — удивился опять я. — Да разве такое можно не уметь? Как-то, извини, даже не верится. Ненавидеть — это же естественно, как дышать. А какое-нибудь Чикатило кровавое, многосерийное, если тебе попадется, ты что же, будешь к нему хорошо относиться?
— Нет, конечно, — хорошо к нему относиться, это вряд ли. Но ненавидеть — это совсем другое…
— Ну и ну, — сказал тогда я и чуть не поперхнулся от гнева. — Как же так? Тебе, Федюня, созданы все максимально комфортные условия, чтобы было кого безопасно ненавидеть. А ты манкируешь и увиливаешь. Как будто ты не наш обыкновенный общественно-вовлеченный человек, а какой-нибудь самаритянин или инопланетянин. Действительно, ненормально это с твоей стороны. Жаль, я раньше не знал.
Тут он начал слегка даже заикаться от смущения и неудобства, и говорит:
— М-может быть. Все м-может быть. Но пойми, Саня, если тебя захочет ужалить какой-нибудь злой каракурт, ты же не станешь за это его ненавидеть. Или, допустим, на тебя с самого верху свалится книжная полка. Твоя же собственная… Ты что — возненавидишь ее или весь книжный шкаф целиком?
— Пример с каракуртом и, тем более, с книжной полкой меня не убеждает, — сказал тогда я, все еще кипя от возмущения. — Но, позволь, я уточню свой вопрос. Вот, представь, кровавое Чикатило уже начинает отпиливать тебе голову… Ты — что, и тогда его не возненавидишь всеми фибрами?
(Признаюсь, я все-таки ожидал получить разумный, положительный ответ.)
— Нет, — ответил он, побледнев от стыда, — конечно, нет! Я буду сопротивляться изо всех сил и ужасаться, но возненавидеть не смогу. Нет подходящих для меня условий.
— Ну и ну, — сказал тогда я, потрясенный услышанным. — Но само чувство ненависти тебе, оказывается, все-таки знакомо! При каких же особых условиях тебе удалось его испытать?
— Это было очень неожиданно, — медленно ответил он, — и потом никогда не повторялось. Короче, для меня было важно увидеть в другом человеке искаженного самого себя. Вот и весь мой секрет.
— Очень странно, — сказал я. — Какой-то ген, наверно, заблудился у тебя где-нибудь в мозжечке.
— Вот именно, — сказал он.
8 апреля 2024