Марк Шехтман: Родной завод

Чем-то все они похожи — рослые, тяжеловесные, с квадратными плечами и бычьими затылками. Обнаженные до пояса торсы покрыты синими татуировками. Чего там только не увидишь! Русалки в когтях у орла и плещущиеся в море, распятый Христос, Сталин со звездой генералиссимуса, он же с трубкой в руке, Ленин и Сталин в …

Марк Шехтман: Родной завод Читайте далее

Марк Шехтман: Два рассказа

Утром я набрал опавших сухих веток, развел костер и повесил котелок с водой для чая. Где-то поблизости послышался шум мотора, музыка. Я оглянулся и увидел милиционера. «Вы, ребята, залейте-ка побыстрее костер, а то будут неприятности», — сказал он. «Какие неприятности? Мы не обломали ни одной даже самой маленькой веточки?»

Марк Шехтман: Два рассказа Читайте далее

Марк Шехтман: Коля

Он был из тех, о ком говорили: «с таким не страшно попасть в окружение или пойти в разведку». Надежный, всегда готовый прийти на помощь, он никогда не отворачивался от тех, кому не повезло. Деcять лет мы проработали вместе, и все это время я чувствовал рядом его крепкое, дружеское плечо.

Марк Шехтман: Коля Читайте далее

Марк Шехтман: Рассказы

Площадь за Лубянкой была пуста. Синий дым выхлопа еще стелился в неподвижном воздухе над асфальтом, а запах бензина чувствовался на противопо­ложной стороне Сретенки. Только теперь я почувствовал страх: мертвенная пустота внезапно обезлюдевшей площади пугала больше, чем толпа и скопище тяжелых армейских грузовиков.

Марк Шехтман: Рассказы Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Окончание

Доклад Хрущева, разоблачивший преступления Сталина, ошеломил всех. Даже мне стало казаться, что теперь жизнь пойдет по-другому. Но после опубликования восторги несколько поубавились… Вторжение в попытавшуюся ос­вободиться Венгрию окончательно похоронило слабые надежды.

Марк Шехтман: Воспоминания. Окончание Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Голоса дикторов стали мягче, теплее. По-прежнему пусты были полки в магазинах, но произошла какая-то необъяснимая перемена в психологии. Ослаб повисший над каждым многотонный пресс истеричной пропаганды, очистился воздух, стало легче дышать, и народ еще подсознательно почувствовал наступающие перемены.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Для охлаждения тонких, как иголка, сверл выдают спирт, но это не помогает, и вместе с обломком дорогого сверла почти половина деталей выбрасывается. Большую часть спирта употребляют перед обедом, аромат остается в помещении до конца дня. С этого и началось знакомство с участком.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

В общем, что хотел — получил, да только не совсем так. Но бывало, что мечта осуществлялась полностью. Жизнь решала за меня сама и нередко предоставляла еще одну возможность выбрать предназначен­ное судьбой.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Простонародный вальс-ширпотреб выглядел на экране так: под волны искусственного смеха, в дожде конфетти и лентах серпантина кружатся сияющие оптимисты и оптимистки. Словно уже за порогом светлого будущего светятся счастьем их слащавые физиономии, которые всегда показывали крупным планом.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Почти сутки тащился к Москве эшелон. Часами держали на запасных путях сортировочных и разъездов. И вот наконец Москва, но выгрузили нас не на вокзале, а у черта на куличках, в конце гигантской станции Москва Сортировочная, и оттуда шли километр по стрелкам и шпалам, пока не выбрались на шоссе к трамваю.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Дымчатому, пастельному Розенкранцу в праздники полагалась порция валерианки. Я выливал на пол несколько капель и, наблюдая за реакцией, наслаж­дался не меньше, чем Розенкранц. Он скакал по стенам, опрокидывая стулья, кругами носился по комнате, сладострастно извивался на полу, замирал и вдруг начинал кувыркаться.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Как я закончил первый курс — останется загадкой на всю жизнь. Шел второй послевоенный, 1947-й год. Большинство студентов — фронтовики, только начавшие искать свое место в жизни. Не до учебы им было. Царившая в институте атмосфера свободы, вседозволенности охватила и вчерашних школьников, вроде меня.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Кишащие ворьем послевоенные рынки превратились в тол­кучки, где продавалось все на свете: одежда, обувь, продукты из амери­канских посылок, навезенные из Германии «трофеи», поставляемые местными артелями изделия сомнительного качества и целое море по­ношенного тряпья, искореженной обуви, старой посуды…

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Мы в Москве. Москвичей шумно встречали, и, едва успев попрощаться, они разъехались. Нас и еще две семьи из Белоруссии встречать было некому, да и не спешили в заколо­ченную, выстывшую комнату на окраине Москвы, где нет ни света, ни радио, ни дров, ни воды.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Одет элегантно: кепи с длинным козырьком, галстук-бабочка, отглажены в стрелку брюки, начищены до блеска ос­троносые, на тонкой подошве ботинки. Только не для уральской зимы все это. Зимней шапки у него не было, и под кепи он надевал специальные наушники. Вид его приводил местных жителей в нео­писуемый восторг.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение

Мы часами простаивали у открытой двери вагона. Жанну нель-зя было назвать красивой, но при характерной еврейской внешности она обладала каким-то нездешним шармом. Несколько раз, когда все спали, мы, упираясь носами, неумело целовались и за две недели успе­ли много рассказать друг другу.

Марк Шехтман: Воспоминания. Продолжение Читайте далее

Марк Шехтман: Воспоминания

Бомбежки начинались в 10.00. Всех погнали в метро. В бур­лящей толпе мы потеряли друг друга. Я поджал ноги (так, по крайней мере, не отдавят), и меня понесло вниз по лестнице: метро на Комсо­мольской площади без эскалаторов. Внизу было свободнее, я спустился с перрона и ждал отца в самом начале туннеля.

Марк Шехтман: Воспоминания Читайте далее

Марк Шехтман: Лида

Только об одном думала сейчас Лида: «Хоть бы не проснулась. Хоть­ бы дала мне спокойно уйти…» Она оглянулась: дочь спала. Лида наклонилась и, едва коснувшись губами, поцеловала девочку в лоб. Оля шевельнулась, брови ее страдальчески поднялись, чуть приот­крылся рот, она вздохнула и повернулась на другой бок.

Марк Шехтман: Лида Читайте далее

Марк Шехтман: Прощание

Уже начался обратный отсчет времени. Город, страна, мир неслись в неизвестность, к катастро­фе. И хотя предчувствовали беду, жизнь пока еще текла в привычном, давно установившемся рус­ле в те последние, убывающие с каждым ударом сердца мирные дни.

Марк Шехтман: Прощание Читайте далее

Марк Шехтман: Прогулки по Иерусалиму

На торжественном обеде Монтефиоре оказался рядом с одним аристократом-антисемитом. Тот рассказал, что вернулся из поездки в Японию, которая достопримечательна отсутствием там «свиней и евреев». Монтефиоре тут же ответил: «В таком случае нам с вами надо туда поехать, чтобы восполнить и то, и другое».

Марк Шехтман: Прогулки по Иерусалиму Читайте далее

Марк Шехтман: Мастера своего дела (картинки с выставки)

Каждый из них живой, узнаваемый и очень смешной… Кроме одного: мудрый «часовщик» грустен. Он с горечью созна­ет, что с развитием массового производства дигитальных часов его тонкому ремеслу приходит конец…

Марк Шехтман: Мастера своего дела (картинки с выставки) Читайте далее