Семён Талейсник: Короткие врачебные детские истории (из записок врача)

У любого хирурга всегда есть, о чём рассказать хорошего и плохого, весёлого и страшного, обычного и неожиданного. Иногда какая-нибудь история, выплывшая из памяти, может сочетать в себе «и смех, и грех». Так и той ночью в Винницкой районной больнице…

Семён Талейсник: Короткие врачебные детские истории (из записок врача) Читайте далее

Михаил Моргулис: Я убил её печальные глаза

И всё прощалось со мной, и всё встречало меня… И я почувствовал два любимых запаха — запах скошенной травы, и запах сгоревших листьев. И в медовом золоте этих запахов плыло слово «Аминь! Да будет так!»

Михаил Моргулис: Я убил её печальные глаза Читайте далее

Леонид Спивак: Перевод с иврита

Многолетний гонитель Герасима Павского, митрополит Филарет Московский (Дроздов) был канонизован Русской православной церковью в 1994 году, его мощи перенесли в новый московский храм Христа Спасителя. Место захоронения Герасима Петровича Павского на кладбище Фарфорового завода в Санкт-Петербурге со временем было утрачено.

Леонид Спивак: Перевод с иврита Читайте далее

Ася Крамер: Конфета от данайцев

Ничто в этом мире не дается бесплатно. Вручив свою судьбу государству, норвежцы стали собственностью государственной бюрократии. Бюрократии нужно кушать, и кушать сытно, поэтому темпы госвмешательства в жизнь людей нарастают.

Ася Крамер: Конфета от данайцев Читайте далее

Виктор Вольский: Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо! или Рабы условного рефлекса

Итак, резюмируя: пытаться открыть глаза либералу — совершенно бессмысленное занятие. Он закоснел в своей вере и ни за какие коврижки не расстанется с ней. Единственная сфера, где нельзя без борьбы уступать левым — это юные, неокрепшие мозги молодежи, еще не успевшие до конца задеревенеть, еще способные к восприятию незнакомых идей.

Виктор Вольский: Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо! или Рабы условного рефлекса Читайте далее

Александр Левинтов: Первые уроки Майдана

Если после распада СССР образовалось пятнадцать маленьких эсесериков, почти не отличимых друг от друга, то теперь мы видим: страны Балтии, при всей своей бедности и внутренних раздраях, интегрируется в Европу, на это же путь теперь встают Молдова и Украина, а всё остальное — либо Азиопа (Россия, Беларусь, Закавказье) либо азиатское …

Александр Левинтов: Первые уроки Майдана Читайте далее

Иосиф Рабинович: Сны моего разума

Внук мой считает, что дед родился в первобытную эпоху, угрюмое детство без компьютера. Нет, он слышал от меня о голодном фурункулезе, о том, как десятками мёрли дети от холода и голода, от гриппа и скарлатины. Но это он представляет абстрактно, а ужас бескомпьютерного существования ощущает вполне конкретно.

Иосиф Рабинович: Сны моего разума Читайте далее

Елена Бандас: Перевоплощения древнего иврита в биологии и медицине

Более полувека назад Вождь и Учитель перебил хребет генетике, исторической науке, литературоведению, лингвистике. Первые потихоньку оклемались, но исследователей этимологии русского слова не видно — область политизирована. Не задеть бы чью-то самобытность, незалежность, приоритет, “национальную гордость”.

Елена Бандас: Перевоплощения древнего иврита в биологии и медицине Читайте далее

Яков Каунатор: Дактилоскопия

В стихах Бориса Юдина есть замечательная особенность. В них — герой живёт во Времени, и вместе они составляют Единство. И ощущения героя — они естественная часть некоего целого, эти ощущения неотделимы от природы.

Яков Каунатор: Дактилоскопия Читайте далее

Рена Пархомовская: Рассказы

Поезд останавливался на каждом полустанке, никто не знал точно, когда он отправится. Люди выскакивали из вагонов за кипятком под угрозой остаться с чайником на платформе, торопливо покупали у стоящих с ведрами женщин отварную картошку, соленые огурцы и бежали к вагонам. Посадка на каждой станции превращалась в штурм.

Рена Пархомовская: Рассказы Читайте далее

Алла Цыбульская: Эта странная профессия — театральный критик

Молодое поколение в русский театр не ходит, старается интегрироваться в американскую реальность. Увы, показалось мне, что и меня сдувает ветром времени, что и мне придется сказать театру: прости… Я писала о том, что видела как современник, и пока я люблю Театр по-прежнему в его величии и загадочности, и отвешиваю ему …

Алла Цыбульская: Эта странная профессия — театральный критик Читайте далее

Леонид Шейнин: Берингия, или Пути в Индию

Путей в Индию Пётр так и не отыскал. Не нашли их и его преемники на троне. Но показателен сам факт, что они продолжали дорогостоящие исследования. Их устремлённость понятна. Россия не избавилась от нехватки серебра, и этот тяжёлый недостаток угнетал работу всего народного хозяйства.

Леонид Шейнин: Берингия, или Пути в Индию Читайте далее

Галина Подольская: Мера Мастера. Офорты Иосифа Капеляна

Для меня годы общения с Иосифом Капеляном — это, прежде всего, ощущение Света, исходящего от его личности — человека служения искусству… Это нравственная и эстетическая мера художника. Это мера, вызывающая душевный отклик у зрителя. Это мера, в которой традиции ремесла мастера звучат в высшей степени современно, как когда-то не понимаемые мною слова …

Галина Подольская: Мера Мастера. Офорты Иосифа Капеляна Читайте далее

Борис Рубенчик: Великий камерный и оперный певец Борис Гмыря

Конец карьеры Гмыри был связан с политической интригой. Его, любимца Ленинграда, Д.Д. Шостакович пригласил исполнить вокальную партию в Тринадцатой симфонии, написанной на слова Евтушенко. Вмешались партийные органы, и певец побоялся дать согласие на участие в концерте, чуть было, не сорвав исполнение симфонии.

Борис Рубенчик: Великий камерный и оперный певец Борис Гмыря Читайте далее

Евгения Кравчик: Мисгав Ам: народная крепость с видом на «Хизбалластан»

Террористам «Хизбаллы» так и не удалось запугать «проклятых сионистов»: в Сирии кровь льется рекой, а Израиль остается островком стабильности в обезумевшем от ненависти регионе, объятом пламенем «арабской весны».

Евгения Кравчик: Мисгав Ам: народная крепость с видом на «Хизбалластан» Читайте далее

Мирон Амусья: Незабываемые месяцы. Блокада Ленинграда и маленький мальчик

Я не разделяю ответственность за войну на множество совиновников. Вина нацизма и поддержавшего его немецкого народа огромна. Всегда возил своих гостей-иностранцев, в том числе и немцев, на Пискарёвское мемориальное кладбище: погибшие заслужили память о них. Омерзительна попытка просто уморить миллионный город голодом.

Мирон Амусья: Незабываемые месяцы. Блокада Ленинграда и маленький мальчик Читайте далее

Марк Штейнберг: Творец орудий главного калибра

Его имя вы напрасно будете искать в энциклопедиях, изданных в царской России и в Советском Союзе. Он родился в декабре 1872 года, в семье местечкового портного Герцка Дукельского и мальчика назвали Абрамом. Александром Григорьевичем он стал намного позже.

Марк Штейнберг: Творец орудий главного калибра Читайте далее

Александр Кацура: Его пустое место

Все остальное раздражало его. Особенно политические трескучие разговоры на главных каналах так называемых политических мужчин — каких-то думцев, каких-то писателей, каких-то самозванцев-политологов. Глупость, неосведомленность в элементарных вещах и какая-то зоологическая их ярость смешили его, порою вводили в гнев. Особенно его удивляла их беспомощно-близорукая и какая-то жалкая ненависть к Америке.

Александр Кацура: Его пустое место Читайте далее

Юрий Кирпичев: Ошибка Дария

Последний узел был развязан в середине сентября — до прекращения навигации оставались считанные дни, но царь успел. Хотя и дорогой ценой! Вернувшись на Босфор и переправляясь в Азию, он оставил Мегабазу 80 тысяч войска. Сколько-то взял с собой. Это и все, что осталось от семисоттысячной армии.

Юрий Кирпичев: Ошибка Дария Читайте далее

Юлий Герцман: Содержание в форме (опыт мемуаров)

Давид Самойлович Самойлов среди прочих великих строк написал и эти: «Я зарастаю памятью, / Как лесом зарастает пустошь». А и действительно, что бы мы были без памяти, и память о нашей Alma Mater — из первых. У меня, во всяком случае.

Юлий Герцман: Содержание в форме (опыт мемуаров) Читайте далее