Рубрика: Читальный зал

Необъятные потоки информации привели к так называемому “разорванному сознанию”, не способному единой моделью описать мир. Клиповое, отрывочное, “ошметочное” мышление, которое стало настоящей приметой времени, похоже, действительно нуждается в обсуждении и понимании.

Читая, я уже перебирал возражения, что не все и не везде в литературе деловые люди изображены исключительно негодяями. Автор хорошо запомнил назидания советских учителей литературы, которые обязаны были подтверждать с помощью классиков презрение к капиталистам и прочим ловкачам.

Граф Алексей Толстой… иногда расслаблялся, позволял себе нафантазировать. Так и нафантазировал себе «Гиперболоид инженера Гарина». И в страшном сне не мог себе представить, что фантазии его оживут в веке 21-ом… «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»

Теперь, когда жизнь прожита и положенные мне судьбой книги и рассказы в большинстве своем прочитаны, я считаю, что только то, что Было, то и важно — с плотью, запахами и осязанием каждой минуты. Вот в рассказе Генриха Иоффе — на бэкграунде сама эпоха. Уйма деталей, названий, штрихов…

Напрашивается расширения понятия «кочевье» как духовного процесса, делающего поэта «Вечным Жидом», не находящим себе места ни там, ни здесь. Об этом, в сущности, говорится во вступительной статье Татьяны Ивлевой.

Шарон указал, что многие в Израиле наивно полагали, что наличие атомного оружия у Ирака приведёт к какому-то приемлемому балансу сил. Он, Шарон, считал подобную точку зрения опасной даже для великих держав, тем более для взрывоопасного Ближнего Востока с неуправляемым Саддамом Хуссейном.

«Отщепенец!» — так окрестили Шаламова те, кто ещё недавно числился в его друзьях. И невдомёк было тем, кто возводил на писателя хулу, что они сами стали продолжением, прототипами его «Колымских рассказов».

Вряд ли те, кто не достиг по меньшей мере студенческого возраста к моменту распада Союза, смогут адекватно оценить сцены из жизни 70-х, описывающие дефицит любых товаров в советских магазинах, одуревших от вседозволенности и роскоши коммунистических бонз высшего ранга, функционеров КГБ.

Главная героиня Надежда — редактор поздне-средних лет в солидном московском издательстве, все давно понявшая и усвоившая, иронично-разочарованная. Постбальзаковский возраст позволяет ей взирать на человеческую комедию если и не свысока, то как-то сбоку — и это пройдет, а остальное побоку.

При миллионном тираже книг за границей, в СССР писатель Морис Симашко был малоизвестен. Когда румынские литераторы приехали в Москву и сказали, что хотели бы встретиться с Морисом Симашко, им в нашем Союзе писателей ответили, что не знают такого прозаика… Не соврали.

Генис искренне старается привечать читателя — плотность текста, отсутствие пустот (глотнуть!..) отнюдь не затрудняют чтение, наоборот, страницы катятся на диво радостно. Эта книга для всех, и ни для кого не секрет, что вот так писать наиболее трудно.

С давно умершими известными личностями работать гораздо проще — есть на что опереться. Но даже и в этих случаях некоторые авторы делают со своими персонажами, что хотят — те уже не могут ничего оспорить.

Высоцкий при всей невероятной популярности постоянно оказывался «вне игры», «в загоне», изгоем и изгнанником в родной стране — за то лишь, что «творил и мыслил, и дерзал». Не зря здесь очень к месту возникает философ-неугодник Николай Бердяев: «Холодное чудовище государства».

Можно отречься от своих идеологических убеждений, но нельзя отречься от собственного носа… И если идеологический перебежчик выглядит непорядочно, то национальный перебежчик ко всему еще выглядит и смешно.

Ирина Маулер уже много лет живет вне России, но Россия неизменно остается в ее сердце, и такая жизнь в двух языковых и бытовых культурах накладывает свой неповторимый отпечаток на все творчество автора.

Ну хорошо, отсутствуют хитровыделанные отщепенцы кацы с рабиновичами — ладно, не заслужили, поросята, плохо вели себя в теремке. Но куда запропастились простодушно-неизменные, от веку симбиозные тараски шевченки и ринатки послебалаулины? Где, на худой конец, белобрысые петерсы с лацисами?..

… в многомирной и многомерной книге Павля Амнуэля попадаешь в такой водоворот жизненных коловращений (рассказ «Ветви»), в такую детективную воронку-мышеловку («Зеленый луч»), что только множественными головами успевай вращать при чтении — автор не дает ни отвлечься, ни угадать развязки.

Общий уровень сборника, на мой взгляд, весьма высок. Подборки стихов разнообразны как по тематике, колориту, так и по градусу еврейской ментальности. Ниже попытаюсь представить характерные для антологии стихи, собранные в группы.

Николай II не был великим политическим деятелем. Может быть, гений вроде Бисмарка смог бы сделать больше. Но возможно, болезнь общества радикализмом, презрением к человеческой жизни, как рак в теле больного, была уже неостановима.

Родные братья, выдающиеся ученые; один из них, тот, что с мировым именем, как собака, подыхает в тюрьме от издевательств и голода, а второй становится Президентом Академии наук в стране кровавого тирана, убившего его любимого старшего брата — эта реальная, непридуманная драма…

Вот с позиций такого циника, умного и принципиально беспринципного, написан роман. И сам этот цинизм, как явление эпохи постмодернизма, становится героем романа.