Метка: Тамара Львова

…слабая надежда забрезжила: опомнится теперь Катька, бросит пить, работать устроится, дочку свою заберет, — в общем, в память о матери, человеком станет… Увы, не получился у меня «сентиментальный конец» — жестокая она штука, жизнь…

Наверное, все-таки не совсем случайно «вы­бирает» нас случай. Что-то требуется и от нас самих, чтобы ему «по­нравиться»: мечта, решительность и яростная готовность действовать, все преодолеть, достичь… Не знаю, заслуженно ли, незаслуженно, но случай «выбрал» меня, я стал полярником…

Отца тоже водили на допрос… Но он говорил, что знать ничего не знает. Никому и в голову не пришло, что он побывал в камере смертника. Конвоир молчал, очевидно боялся расстрела. За это время был пересмотр дела папиного «знакомого» и высшую меру заменили на 10 лет.

…дорога эта поистине построена на костях, человеческих костях. В лагере было одновременно около 40 тысяч человек. Погибло, по моим расчетам, примерно столько же: от голода, болезней, непосильной работы, а сверх того, от тоски; лютой бывает тоска в неволе, не легче голода…

Вот в чем заключалась дьявольская хитрость создателей лагерного режима: убийцы, грабители, так называемый «контингент», неизбежно становились привилеги­рованными членами сообщества, а «контрреволюцио­неры», в бесчисленных вариантах 58-й статьи, — попираемыми… Как и было задумано!..

Собирался писать заново канувшую в небытие, так и не возвращенную мне докторскую диссертацию… Но за внешним благополучием скрывались боль и тревога… Выкристаллизовалась мысль: не слишком ли много узнали мы, выпущенные из тюрьмы, чтобы долго оставаться на свободе? Мысль оказалась пророческой…

Лицо следователя менялось на глазах: из симпатичного, растерянного становилось каменным, непроницаемым, неподвижным, не лицо — маска. — «Сейчас вас отведут в другую камеру, вы подумаете и чистосердечно признаетесь, какая иностранная разведка вас завербовала, нам это доподлинно известно»…

Сошлюсь и на самого М. М. Ермолаева. Он не раз рассказывал мне, что среди его коллег-полярников ходили упорные слухи о массо­вой гибели заключенных на Чукотке, как-то связанной с эпопеей «Че­люскина». Слухам этим он верил…

Так почему же оказался замороженным по существу весь наш Север­ный морской флот, в том числе, обыкновенные торговые, транспортные суда, абсолютно к дрейфу в Арктике неприспособленные, и ведь не на неделю-другую, а на целых полгода? Только ли погода виновата?

Тогда, именно тогда, впервые закралась мысль: все ли у нас так, все ли правильно? Не САМОДЕРЖЕЦ ли новый появился? Мне все-таки удалось тогда приглушить эту крамольную мысль. Она всплыла снова в другое время и в другом месте — в камере № 69 на Шпалерной в 1938 году, где я провел …

Такое ДОЛГОЕ ПРОЩАНИЕ… Представляются обычно — знакомясь. Но на «Турнире СК» «обычное» — гнали прочь. Вот и «Отцы»-создатели, Ведущие Турнира вам представляются еще раз, прощаясь: НЕ ЗАБЫВАЙТЕ!

Самое главное в «Турнире СК» было в том, что это была игра, которая развивала фантазию и сообразительность, многие конкурсы требовали умения работать сообща и достигать результатов в сложнейших условиях прямого эфира.

Уже можно было не играть в кошки-мышки, не миндальничать. Снова пришло ИХ время. Меня даже не вызвали «наверх», просто передали через новое, бессловесное начальство: «ТУРНИР СК» ЗАПИСЫВАТЬ. Это была для нас катастрофа, ибо ни один выпуск, представленный на предварительный просмотр, не прошел бы в эфир без изъ­ятий.

Было самое начало 1969-го. Тогда мне еще не приказывали. Просили, как всегда вежливо, но очень настойчиво: Большой конкурс посвятить победам нашей армии. Мы решили: не хотим! Ни в коем случае! Только что наши танки раздавили «Пражскую весну». Не время сейчас говорить о победах, да еще прямо глядя в юные лица…

Когда в 1972 году «убили» живой «Турнир СК»… отец отказался. Он никогда бы не предал своих коллег по Турниру. И, кроме того, у него было особое отношение к цензуре, особенно когда это касалось детей. В ГУЛАГ ему приходили «проверенные» письма даже от 10-летнего сына Алеши.

В конце самого первого турнирного сезона «почетное звание» лучшего поэта года (а я уверена была, что хронологически первым нашим «лучшим поэтом» был Сережа Гречишкин, вторым — Саша Карпов) получил за стихи в техническом конкурсе Володя Гандельсман из 72-й школы.

…несколько строк — ЧЕРЕЗ 30 лет — из далекой Калифорнии, профессора Стэнфордского университета…: «“Турнир СК” — одно из самых дорогих и ярких воспоминаний нашей юности… замечательная ее часть, которая, думается, изрядно повлияла и на всю последующую жизнь большинства из нас»…

Альфред Прингсхайм напомнил загадку, занимавшую меня с давней, «турнирной поры», но так и не разгаданную. Имя ей: таинственная связь математики и музыки. Почему все 8 наших турнирных лет в музыкальных конкурсах лучше всех, ярче, оригинальнее выступали ребята из физико-математических школ?