Метка: Михаил Идес

Мы с женой приглашены на игру. Она, как обозреватель «Известий». Я, как бесплатное приложение. Формулировка обидная, но я, как и многие из телезрителей, был согласен «хоть тушкой, хоть чучелом» оказаться на игре. Вообще-то это была многоходовка.

В кабинете звонит прямой городской телефон «для начальства», его помимо руководства из людей гражданских мало кто знал, поэтому звонит он не часто, а тут — звонит. Вообще этот телефонный аппарат особой моей любовью никогда не пользовался…

В это время, то есть прямо во время номера на боковые трибуны, примыкающие к сцене, выходят Самоцветы в полном составе, включая инструменталистов. Эти места отгорожены, их не продают, не сажают публику, так как оттуда видно всё закулисье, зато Самоцветов в ярких с блестками сценических костюмах видит весь зал…

«Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь…» Нет, конечно, в мое время это уже было не актуально, не те годы. Но Столп музыкальной педагогики Советского Союза — Мерзляковка — продолжала стоять Столбом. Классика, только классика.

Бо́льшего удара по сознанию, большей корректировки восприятия жизни я не могу упомнить. С чем сравнивать было. Ещё не раз приходилось бывать в местах и скорбных и значимых, но Хатынь, но Колокол Хатыни, как пепел Клоасса всегда стучит в моём сердце…

Портрет «ушедшей натуры». Небольшого роста. По-мужски кряжиста. Женских прелестей, даже в ретроспективе возраста, природа не предположила. В противу всем истерикам вокалистов по поводу всегдашнего оберегания Голоса, со всеми примочками, шарфиками, режимами щадящего молчания — голос не берегла, курила. Беломор.

К стыду своему, историческая Родина всегда была для меня далека. По своей сути Я — РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК. Язык, обычаи, картошка, огурчик, водочка, менталитет и, наконец, Душа — все русское. Но. Я еврей, до тех пор, пока живы макашёвы, прохановы и им подобные. Я ЕВРЕЙ — ДО ПОСЛЕДНЕГО АНТИСЕМИТА.

Кто из учителей может похвастаться тем, что в семьдесят восемь лет о вас помнят ваши школьные ученики. Кто из педагогов может рассказать как, собираясь на встречу, Дети, которым глубоко за сорок и даже уже за пятьдесят, приглашают, привозят и стоя с букетами цветов, встречают любимого Учителя.

И пришли следующим днем по жаре середь дня. Со скукой огляделись – а чаво глядеть – все видано, перевидано – да со скуки пару сараек на задах усадьбы и подпалили. А как же, поди, революция. И ещё, со скуки накакали на крышку барского рояля, что б отношение к этим кровососам …

Нам, совкам, всегда легче, когда кому-то тоже плохо или ещё хуже… Потеряли всех стариков, коптящих небо новой России. Воевали, вкалывали, горбатились они в другой стране, у сегодняшней страны, как оказалось, нет ни моральных, ни материальных долгов перед ними, ещё живущими за чем-то.

Была она женщиной статной, с большим бюстом. В проеме классной двери сначала появлялся бюст, потом все остальное. Затем, после восседания за учительский стол, бюст укладывался на скрещенные руки и начинался урок. Я даже сейчас помню поминутную разбивку и построение урока. Никаких отклонений, никаких сюрпризов…

Двух комнатная квартира на пятом этаже хрущевки, с «гавванной» (совмещенный санузел), с метровым коридором, четырех метровой кухней и смежными комнатами — показалась мне после барака дворцом. Эмоция на уровне первого обладания женщиной. Кто-то скажет: «Во извращенец» А я скажу: «А вы, не Наш, не из Совка.»

Ты вот потянулся за стаканом водки. Пей, не жалко. Только вопрос. Ты право такое имеешь или нет? И с нами, с мужчинами за одним столом тебе сидеть уместно ли? А что ж, почему нет, не мальчик уже — АРМИЮ ОТСЛУЖИЛ!

Уклад и образ жизни был почти деревенский. Были поленницы дров и запасы угля на зиму; куры, яйца и орущие по утрам питухи; вода в колонке; сохнувшее постоянно на веревках белье, от солдатско-семейных трусов до колен и женско-китайских трико с начесом, до хрустящих от мороза и крахмала сорочек…