Метка: Лев Сидоровский

Немало оснований есть для того, чтобы считать гибель Машерова политическим убийством, замаскированным под несчастный случай. Во всяком случае, его дочери, Наталья Петровна и Елена Петровна, в этом убеждены…

Начиная с предвоенной поры, он был эталоном мужской кра­соты, добра, мужества — в общем, воплощённой на экране мечтой о со­ветском человеке XX века. Его лучезарная улыбка на фото­портретах, которые продавались в каждом киоске «Союзпечати», хранилась в миллионах девичьих альбомов.

Вернувшись в Ленинград, я сразу засел за очерк. И вдруг слышу по радио горькую весть: самый светоносный художник Мартирос Сергеевич Сарьян скончался. Так что данное мне интервью стало, ну что ли, его завещанием. И сделанный мною тогда его снимок — последним. А сам очерк — как бы некрологом…

Едва ли гениально воспевшим Любовь, но до конца своих дней оставшимся одинокими и Данте, и Петрарке довелось отмечать День святого Валентина, который существует уже более шестнадцати веков.

И лагерь их тоже не сломил… Немало лет уж минуло, как оба покинули этот мир — два страстотерпца, подлинных интеллигента, которые, по словам другого, воистину великого страдальца, Варлама Тихоновича Шаламова, «первыми после пятидесятилетнего молчания приняли бой»…

Конечно, он никакой свадьбы своей младшей дочери в Таврическом дворце с битьем посуды из Эрмитажа тоже не устраивал. Но мне хватило впечатлений от того, как лихо его кортеж всякий раз вкатывал в «Свердловку» — больницу для городской номенклатуры. Там у хозяина Смольного был СВОЙ корпус и СВОИ врачи.

Этот большелобый, черноусый человек выглядел внутренне очень сосредоточенным, ушедшим в себя наглухо… Впрочем, так, наверное, и должно быть у истинного поэта, а в кинорежиссере Отаре Иосилиани, когда мы смотрели его очень немногочисленные ра­боты, поэт угадывался мгновенно…

Был март, солнце искрилось в кружевах инея, и она сно­ва пришла в сады Лицея. И стала рисовать прямо на снегу… Пушкин, Натали, Кюхельбекер, Дельвиг… А через три дня, 6 марта 1969-го, — разрыв врождённой аневризмы сосудов мозга (как у Андрея Миронова восемнадцать лет спустя). Нади не ста­ло. И снег растаял…

Вошел в дом, а через минуту — его порученец с известием: «Семён Кузьмич застрелился». Вот так: не на улице, а в доме, и не из пистолета охранника, а непонятно из чего… Психологичес­ки подобная ситуация выглядит нереальной: в самом деле — если человек задумал стреляться, он едва ли станет такое делать …

И вот пришли на проспекте Руставели в парк, который когда-то — в честь императора Александра II — назывался Александровским, а ныне — в память о трагедии 9 апреля 1989 года — носит имя 9 апреля. И там увидели «бронзового» Отара, мощно запечатлённого ваятелем в роли Короля Лира…

Арестовали всех членов Еврейского антифашистского комитета. Судебный процесс состоялся в 1952-м. Все жертвы отвергли неле­пые обвинения, обличали следствие в фальсификации, рассказы­вали о пытках, которым подвергались… Суд сохранил жизнь лишь академику Лине Штерн. Всем ос­тальным — смерть…

Когда в своей московской квартире видел на телеэкране руины родного Грозного, не находил себе места. Бессильный что-либо изменить, плакал… Затем пришло известие: там, в Грозном, погибло всё, что хотел оставить своему народу — бесценные реликвии, собран­ные им со всего света… И, потрясённый, умер.

В ту пору нынешней попсы, слава богу, еще не было, но уже вовсю появлялись примитивные поделки в исполнении недав­но возникших различных ВИА, то есть — вокально-инструмен­тальных ансамблей, которые оглушали не только децибелами (там ведь не «живая» струна, а «электрическая»), но и эстети­ческой пустотой.

В преддверии 2021-го, хочется мне, дорогой чита­тель, вспомнить, как по-разному доводилось встречать разные прежние Новые года. Ну, например, ещё на ангарском берегу, в 1947-м, вечером 31 декабря, заявился я в местный ТЮЗ, на Новогодний молодёжный бал-маскарад, в костюме Маленького Мука из сказки Гауфа…

Вот и всё. «Инцидент исперчен» — как спустя пять лет привычно скаламбурит, тоже в предсмертном письме, другой поэт-самоубийца, до этого издевательски написавший: «Может, окажись чернила в «Англетере», вены резать не было б причины»…