Лев Сидоровский: Всё остается людям…
Черкасов мог жить, пока чувствовал, что нужен людям. Как только ему дали ощутить, что уже не нужен, наступила роковая развязка. В шестьдесят с небольшим… Актеров в его роду не осталось…
Журнал-газета истории, традиции, культуры
Черкасов мог жить, пока чувствовал, что нужен людям. Как только ему дали ощутить, что уже не нужен, наступила роковая развязка. В шестьдесят с небольшим… Актеров в его роду не осталось…
Считал, да и сейчас убеждён: каждый нормальный человек (не дурак, а именно нормальный), если только себя уважает, должен учиться наилучшим образом. Самоутверждение человеческой личности начинается именно в школе.
Ее похоронили в Елабуге, на Петропавловском кладбище. В 1960-м на той стороне кладбища, где находится ее затерявшаяся могила, Анастасия Цветаева установила крест. Ее мальчик в начале 1944-го был призван на фронт и погиб в бою под деревней Друйка Витебской области…
Судя по всему, преступники действовали по распоряжению члена РВС 12-й армии Семена Аралова, который был доверенным лицом Троцкого. Аралов дважды хотел снять «неукротимого партизана», но побоялся бунта красноармейцев. Щорс революции оказался нужным отнюдь не живым, а только — как павший в бою герой.
Заслуженный художник России, он никогда не ездил по белу свету и даже ни разу не покидал питерские пригороды (ах, как пронзительно в чёрно-белых гравюрах воспел разноцветье нашей природы!), но зато вовсю путешествовали его творения…
Стряхнув с себя в 1990-м путы СССР, прибалты поступили по справедливости. И всё-таки очень жаль, что уж не придётся, как прежде — да, безо всякой визы, а просто — если на душе тошно, сесть возле дома в старый мой «жигуленок» и отправиться туда — за этим самым долгожданным живительным «глотком …
Всё началось в сорок третьем: «Октябрь» стал публиковать его повесть «Перед восходом солнца» (вот — чудом сохранившаяся рукопись), и официальная критика возопила: мол, весь народ воюет, а этот лезет в героическую народную душу со своими мелкими переживаниями…
Снова вспоминаю тот их, в 1962 году, счастливый спектакль «Божественная комедия», тот их, Адама и Евы, искромётный танец, которым оба ослепительно являли нам переполняющую их радость жизни, восторженное удивление перед чудесным, им принадлежащим миром, нежность и любовь, которую испытывали друг к другу…
Обожаю испанцев! Да, они не очень обязательны, и любимое их слово «маньяна» (завтра) на самом деле означает «когда-нибудь потом» или даже «никогда». Да, их слова «фиеста» (праздник) и «сиеста» (ежедневный послеобеденный двухчасовойотдых) звучат куда ласковей, чем грубое «трабахо», обозначающее работу.
Спустя годы, в 1972-м, когда вокруг Москвы полыхали торфяные болота, он, несмотря на жуткую духоту, всё равно (в 501-й раз!) в шубе и бобровой шапке пел своего Ленского. Уже семидесятилетний, с больными лёгкими и недавно перенесенным инфарктом, он вновь превратился в робкого, юного, пылкого поэта…
На мой вопрос о том, кого из коллег всех времен и народов, приняли бы в свою бригаду, ответили: «Гойю и Домье». Еще поинтересовался: по какому принципу каждый в общей работе выбирает свою долю? И услышал: «У каждого — львиная доля».
Недавно бывший мэр шведского городка Умео, действуя абсолютно «в духе времени», громогласно предложил памятник Карлу XII — как «самовольному деспоту» и «символу злодеяний» — снести, поменяв его на монумент в честь… Греты Тунберг.
А мне о человеке, который совершил без преувеличения подвиг, напоминает дома стопка его писем, книжка с автографом, да ещё миниатюрный танк-точилка, где по борту — слово «RUDY» и отпечатки четырёх ладоней…
И вот катил я Таля на своей любимой «тачке» и недоумевал: ну в какой другой еще стране международный гроссмейстер, шестикратный чемпион СССР, экс-чемпион мира может быть счастливым лишь от того, что его в поисках квашеной капусты с диким грохотом по рижским улицам прёт задрипанный «ушастый Запорожец»?!
Смущало ли Конецкого то, что нынешним ленинградцам до истинных петербуржцев (в том высоком значении этого слова, какое мы в него вкладываем) еще ох как далеко?
Мне очень грустно, что СССР распался. Мне очень страшно, что в моей России в самом начале 90-х возник собственный великорусский национализм, кое-где переходящий в обыкновенный, еще недавно столь немыслимый у нас фашизм…
Когда-то в шутливой анкете, отвечая на вопрос: «Предпочтительный образ жизни?», Глазунов написал: «Вихрь Служения». Да, все годы, стараясь выразить жизненную правду, постичь отечественную историю, он, безумно талантливый, как только мог и как только умел, с л у ж и л. Служил Искусству…
Изготовленный больше века назад массивный ключ повернулся в замке — и распахнулась решётка, а за ней — дверь, окованная железом. Когда-то таможенники держали здесь золотой запас. Сейчас в этих стенах оберегается то, что дороже золота. Таинственная, знаменитая «комната-сейф» Пушкинского Дома…
Когда стали массировать сердце, на мгновение очнулся: «Ребята, не волнуйтесь, всё в порядке». Это были его последние слова… И с той поры Эстонию вспоминаю я с признательностью — ведь она сердечно и очень бережно приютила прах нашего невероятно талантливого и мучительно совестливого поэта…
ШЛИ годы. Накапливалась усталость. К тому же на нём по-прежнему оставалось в силе клеймо эмигранта, политически неблагонадёжного, «не нашего», «лагерника»… Рознеру, полностью реабилитированному, не давали визу даже в Польшу, на свидание с дочерью…
А наши белые ночи… Они ведь не повторяются: ну попробуйте найти две одинаковые… Спустишься к реке — у Лебяжьей ли канавки, у Зимней ли (помните, где-то здесь у парапета стоял Онегин?): вода — как волшебное зеркало. Небо, с виду светлое, отражается в ней разливами бирюзово-розовых радуг…