Рубрика: О жизни

По­сле суп­чи­ка на­сту­па­ет лег­кая осо­ло­ве­лость, снять ко­то­рую при­зва­ны жа­ре­ные гриб­ки — их долж­но быть не­мно­го, чтоб не брать лиш­нюю тя­жесть на серд­це и дру­гие вы­пук­ло­сти ор­га­низ­ма. В под­сту­па­ю­щей уста­ло­сти толь­ко ру­ка не­уто­ми­мо ме­чет ис­кря­щи­е­ся хру­ста­лем и гра­ня­ми рю­маш­ки.

Откуда истоки этого мракобесия? Ведь не из воздуха проявилось в тебе… Все мы дышим одним и тем же воздухом, но в ком-то проявляется мракобесие, в других — осмысление, здравый смысл…

Тем не менее гений Вагнера не ограничивался даром предвосхищать в мечтах то, что по-немецки зовется Endlösung («окончательное решение»). Его гениальность носит разносторонний характер.

«Где-то я уже это ел» — мучительно вспоминаете вы и, наконец, до вас доходит: «так ведь это же толокно (гоголь-моголь, клюквенный мусс, кофейный напиток «Здоровье», кислица, липовые почки, молодые побеги клена, компот из белой черешни)! Такое теперь не делают и оно больше не растёт…»

Сыр я, как и многие, люблю больше, чем колбасу, но вот беда — любовь эта частенько бывала безответной, как между партией и народом: партия преданно любила народ, а народ — не очень и нечасто.

Солянку умеют делать на Москве, на волжских пароходах и на чужбине в эмигрантских кругах. С чем ассоциируется сборная солянка? — С плюше­выми занаве­сами ресто­ранных каби­нетов и эстрады… Певица нараспашку неимо­верной глотки проникновенно, навзрыд души поет песенку про Сизифа: «Вон кто-то с горочки спустился…»

Кто после бурно проведенной встречи (с друзьями или любимой) не вылавливал татем в ночи из остывшего борща куски мяса с зависшими на них морковными кружками, капустной канителью и спичечными брусочками картошки и свеклы, тот не может с уверенностью утверждать “остановись, мгновенье, ты прекрасно!” — ему нечего останавливать.

Основная разница между позами, мантами и хинкали не в тесте, начинке или способе приготовления и поедания — это всё более или менее едино, а в том, с чем их едят: позы без водки — полупозы, хинкали без красного вина — ещё не хинкали, а вот манты хороши и с водкой, …

Ни­че­го не ви­жу пло­хо­го в коз­лах, мя­со не ху­же ба­ра­ни­ны, мо­жет, чуть по­жёст­че. От­ли­чить коз­ля­ти­ну от ба­ра­ни­ны очень лег­ко: у коз­ла рёб­ра круг­лые, а у ба­ра­на — плос­кие. Ес­ли рёб­ра и не та­кие, и не та­кие, зна­чит вам по­да­ли ко­та или пса.

Мне ещё в советской жизни силь­но под­на­до­е­ли «биф­штекс св. руб.» (сви­ной, руб­ле­ный), рыб­ные, мор­ков­ные и све­коль­ные кот­ле­ты и то­му по­доб­ные не­воз­мож­но­сти. Биф­штекс (beef steak) — это ку­сок го­вя­ди­ны, шни­цель — ку­сок те­ля­ти­ны, кот­ле­та — ку­сок ба­ра­ни­ны с ко­сточ­кой. А все эти би­точки.

На свои нищенские полевые взял я несколько кило самой де­шё­вой си­го­вой ры­бы, сыр­ка, в са­мом де­шёвом ис­пол­не­нии — вя­ле­но­го. К этой до­бы­че при­ку­пил ящик мест­но­го пи­ва, от­мен­но от­врат­но­го, на­до чест­но ска­зать, 20 бу­ты­лок для ров­но­го сче­ту. При­та­ра­нил всё это в го­сти­нич­ный но­мер…

И, на­ко­нец, — он­то­ло­гия се­лёд­ки: рюм­ка, ста­кан, ла­фит­ник, лю­бая не­мел­кая та­ра, хлоп! — вы­дох, за­нюх чер­ня­шеч­кой, на вил­ке два-три лос­кут­ка, на та­рел­ке сред­них раз­ме­ров рас­ка­лен­ная, в мун­ди­ре, пе­чё­ная кар­то­шеч­ка, об­жи­га­ясь, и ещё се­лё­доч­ки: «Да, так как по-тво­е­му, есть Бог?»

Пи­во тя­жё­лой пе­ной, плот­но и мед­лен­но за­пол­ня­ет про­стран­ство вы­со­ко­го, тон­ко­го стек­ла бо­ка­ла, быст­ро по­кры­ва­ю­ще­му­ся хо­лод­ным по­том. В дру­гую ру­ку сам со­бой ло­жит­ся длин­ный бу­тер­брод: упру­гий сит­ный хлеб, во­ло­год­ское мас­ло слез­ли­вой и све­жай­шей жел­тиз­ны…